На корабле стенная газета выходила примерно раз в две-три недели. Мы приурочивали ее выход к выдающимся этапам нашего похода. Задолго до выхода газеты намечался, если можно так выразиться, ее стержень, ее "гвоздь". Так, когда в Карском море нам пришлось провести несколько авралов для переброски угля из носового трюма в бункер, стержнем очередного номера газеты были наша авральная работа и соревнование различных бригад. Когда выяснилось, что мы зазимуем, в центре газеты была зимовка: все материалы были связаны с бодрым и удачным проведением зимовки.
Мы стремились привлечь наибольшее количество товарищей в число рабкоров. После того как составлялся примерный план очередного номера стенгазеты, он обсуждался с отдельными группами в составе экспедиции (комсомольцы, плотники, зимовщики острова Врангеля),
[161]
а также с отдельными товарищами. Благодаря подробному ознакомлению всего коллектива с планом ближайшего номера мы имели большое количество материала. Этим объясняется то, что наша стенгазета из номера в номер все увеличивалась в своих размерах. В период зимовки она достигала размеров, относительно которых челюскинцы шутили, что скоро нашей стенгазетой придется раза два обмотать весь корпус парохода.
Большое значение придавали мы оформлению газеты. Им занимался наш художник Федя Решетников, его помощником был моторист Саша Погосов. Решетников периодически выпускал как добавление к "СМП" номера "Ледового крокодила".
Большое место в стенгазете мы уделяли литературной страничке. Здесь были очерки, фельетоны, стихи, эпиграммы. Главное участие в этой страничке принимал поэт Сельвинский. Его чеканные остроумные эпиграммы крепко запомнились. Уже в первом номере газеты он поместил эпиграммы на Шмидта, Кренкеля и Громова.
Отто Юльевич после тяжелой работы в течение дня любил вечером отдохнуть за "козлом": так моряки называют игру в домино. В "козла" Отто Юльевич играл с тремя партнерами, и все мы лишались в связи с этим его общества и его беседы по вечерам. Многим хотелось, чтобы Отто Юльевич несколько снизил темпы игры в "козла". На помощь пришла эпиграмма Сельвинского:
"Пройдет сезон, и Отто гордо Предъявит миру два рекорда: Пять тысяч двести восемнадцать Сплошных челюскинских узла И семь миллионов триста двадцать Четыре... партии в "козла".
Эпиграмма достигла своей цели. Отто Юльевич долгое время значительно реже играл в домино, и таким образом мы получили возможность проводить с ним вечера.
Сельвинский и Громов "конкурируют" друг с другом в использовании нашей радиорубки. И Сельвинский пишет о Громове:
"Да, тяжело свой облик в бронзе высечь! Сему препятствует небез"Извест"ный рок. Борис в каюте сеет десять тысяч, А вот в газете всходит десять строк".
Всеми нами любимый радист Эрнест Кренкель обладал завидным достоинством. Его речь часто была напыщенной и громоподобной,
[162]
притом с некоторой нескромной игривостью. Сельвинский преподносит такую эпиграмму:
"Эй, аптекарь! Глуховат ты, Дай скорее в ухо ваты.
Видишь: грозный, как утес, Входит Кренкель тароватый, Феерического мата Пиротехник-виртуоз".
Досталось и Феде Решетникову. Пожалуй, это был единственный случай, когда ему самому досталось — обычно же все по очереди падали жертвами его остроумных карикатур. Один из наших поэтов разразился против Феди таким четверостишием:
"Он ростом не удался: щупл и худ, Он по профессии — художник, Фигурой он — и заяц и верблюд, Рисует он, как плохонький сапожник".
Весь коллектив, в том числе и автор эпиграммы, восхищались рисунками Решетникова. И реакция читателей на эпиграмму была положительной для Феди, против чего впрочем и не думал возражать сам автор. Это был дружеский шарж очень расположенного к нему товарища.
Нам пришлось вести большую редакционную работу. Основной нашей задачей было привлечение к газете матросов, кочегаров, плот¬ников. Приходилось в длинной беседе с таким будущим рабкором установить тему его статьи или заметки, а иногда и помочь ему написать. Такая работа с неопытными рабкорами приближала к газете весь коллектив.
В первые же дни после выхода на лед было решено продолжать издание газеты. В этом деле большую активность проявил писатель, секретарь нашей экспедиции Сергей Семенов.
Первый номер стенгазеты на льдине выходил при исключительной активности почти всего лагеря. Десятки людей буквально бросились на работу для стенной газеты: кто писал статью, кто собирал материал для очерка из жизни лагеря, кто переписывал материал. Стенная газета, пожалуй, оказалась каналом для психической разрядки. Уж если выходит газета, значит ничего особенно страшного в нашем положении пет — так думали многие. И то, что
[163]
руководство экспедицией и партийная организация нашли возможным заняться газетой, лучше всяких успокоительных слов действовало на коллектив.
Много думали над заголовком газеты, выпускаемой на дрейфующей льдине. Хотелось в заголовке выразить нашу волю к победе и вместе с тем дать заголовок короткий, ударный, легко запоминающийся. И мы назвали газету "Не сдадимся!"
В заголовке указали местонахождение редакции: "Чукотское море, на дрейфующей льдине", и отметили, что газета является органом партийной ячейки, ячейки комсомола и бывшего судкома.
Мы наметили выпуск первого номера газеты на четвертый день после того, как сошли на лед. Мы еще ничего не знали о мероприятиях правительства по оказанию нам помощи. Было ясно одно: нам предстоят долгие дни пребывания на льдине. Для того чтобы спокойно и сплоченно прожить это время в лагере Шмидта, нашему коллективу нужны организованность, бодрость и уверенность.
Передовые статьи Шмидта, Семенова, Баевского звали к этой организованности. "Мы на льду, но и здесь мы граждане великого Советского союза, — писал Отто Юльевич, — мы и здесь высоко держим знамя Республики советов. Весь мир следит за нами. Покажем же, как даже в такой исключительной обстановке работают советские граждане под руководством своего правительства и коммунистической партии".
В таком же, как и Шмидт, смысле высказывался Сергей Семенов в написанной им от имени редакции передовице: "Эта газета, выпускаемая в такой необычной обстановке, в палатке на дрейфующем льду, на четвертый день после гибели "Челюскина", является ярким свидетельством бодрости нашего духа. В истории полярных катастроф мы мало знаем примеров, чтобы столь большой и разнохарактерный коллектив, как челюскинцы, встретил момент смертельной опасности с такой величайшей организованностью, а его вожди проявили бы в этот момент такую мужественную и твердую распорядительность. Миллионы трудящихся всех стран следят за нами с тревогой, с надеждами, с восхищением. Пусть никто не сомневается в том, что в распоряжении правительства могучей социалистической республики окажется достаточно средств для обеспечения нам верной помощи".
В статье "Задачи коммунистов" Баевский писал: "Мы находимся в обстановке, требующей максимальной организованности и дисциплинированности всего коллектива. Мы — сыны великой ВКП(б).
[164]
Труднейшие наши испытания мы преодолеем, и большевистский коллектив "Челюскина" вместе с беспартийными впишет новую изумительную страницу в дело освоения Арктики, в дело социалистического строительства нашего Союза. Нас, коммунистов, партия будет ценить по всей нашей работе, особенно по нашей работе и коммунистическому поведению на дрейфующей льдине. Будем достойны одобрения нашей партии, заслужим эту величайшую для каждого коммуниста честь".
Весь остальной материал первого номера газеты был подобран так, чтобы помочь организации нашего быта и нашей работы.
Гаккель в статье "Изучим дрейфующие остатки "Челюскина" внес предложение выжечь надписи раскаленным железом на всех деревянных частях и вещах, находящихся в палатках. "В будущем, — писал он, — когда летом 1934 года разрушится льдина, на которой расположился лагерь Шмидта, все деревянные остатки "Челюскина" будут унесены течениями и дрейфом в разные стороны. И вот, по тому, где будут выловлены эти остатки, мы сумеем судить о направлении течений и дрейфа, о направлении ветров и их скорости в этом районе".
Предложение Гаккеля понравилось. Обитатели лагеря вырезали ножом или выжигали раскаленной в камельке проволокой упоминание о том, что данный кусок дерева или деревянная часть находилась в лагере Шмидта на дрейфующей льдине.
Борис Громов дал интересную статью о строительстве челюскин¬цев. Он тщательно подобрал все факты, характеризующие нашу работу в лагере по устройству быта. В частности он подытожил все спасенное нами во время аврала в момент гибели корабля. Все убедились, что выброшенных продовольственных и вещевых запасов нам хватит на два-три месяца.
В стенгазете была помещена статья старшего механика Матусевича — "Работа машинной команды во время аварии". В этой статье Матусевич описывал последние часы "Челюскина". Гидрограф Хмызников дал сводку о местонахождении лагеря и о дрейфе льдины.
Первые номера газеты были щедро снабжены рисунками Феди Решетникова. В рисунке "А есть ли у вас вид на жительство?" Решетников изобразил Шмидта, недоуменно и виновато разводящего руками в ответ на вопрос, обращенный к нему тройкой: нерпой, моржом — "представителем" ледкома — и белым медведем — "комендантом" ледяных просторов Арктики.
[165]
Строительство лагеря Шмидта Решетников показал в рисунке "На смену хижинам мы строим дворец". Решетников нарисовал скверно поставленную, провалившуюся палатку и прекрасный барак с гордо развевающимся красным флагом.
В дружеском шарже "Отто Юльевич Шмидт в своей палатке" нарисован Отто Юльевич, голова которого выглядывает из-под полотнища палатки, а борода примерзла к льдине.
Другие рисунки Феди — "В палатке за трапезой", "На камбузе", "Радиостанция" — передают весело и живо особенности нашего быта и нашей работы.
В этом же номере Решетниковым был нарисован портрет погибшего Бориса Могилевича, помещенный над некрологом.
Все свои рисунки Решетников выполнял в поистине нечеловеческих условиях. Ему приходилось рисовать или сидя на корточках, сгорбившись, или лежа на животе. Несмотря на это, они были хорошо исполнены. Лагерь Шмидта восторженно реагировал на эти рисунки и карикатуры.
Первый номер "Не сдадимся!" много сделал для консолидации всего нашего коллектива, и мы решили продолжать регулярное издание газеты.
В дальнейших выпусках решили ввести отдел "Последние часы "Челюскина". Нам хотелось по свежим следам восстановить все то, что видели и переживали многие из нас в те трагические два часа, когда "Челюскин" шел ко дну.
Строительство лагеря, все наши усилия, направленные на улучшение быта, на перестройку палаток, мы решили отразить в особом отделе — "Строительство лагеря Шмидта".
Кроме этих двух важных отделов в каждом номере газеты мы давали сведения о том, где мы находимся, и текущую информацию, В материалах под заголовком "Где мы находимся?" Хмызников знакомил лагерь с запутанной кривой, по которой дрейфовала наша льдина. В информации мы давали сведения о продвижении к нам самолетов и спасательных экспедиций на пароходах.
Второй номер нашего "Не сдадимся!" по обилию материала напоминал бесконечно длинные номера газеты "СМП" на борту "Челюскина". Во втором номере уже появились и фельетоны.
С особенным интересом был встречен фельетон "Осколки нашего быта", имевший подзаголовок — "С карандашом по лагерю",
[166]
Фельетон весело прогуливался по лагерю. Вот как описывалась в нем например палатка научных работников:
"С утра до последней предсонной минуты, с перерывами на работу и проглатывание пищи, заведены языки Феди Решетникова и Аркаши Шафрана...
Ради вольности веселой Собралися мы сюда... Из бокалов полновесных Пьем о надеждою чудесной...
с большим вкусом хором выводят Шафран, Решетников, Хмызников, Семенов и другие. Затем Хмызников начинает сочно и с большим знанием дела говорить о вкусных вещах. Здесь и лососинка, и севрюжка, и грибки, и свиная отбивная, и рассольник, и кулебяка... Чего, чего только здесь нет?... У всех текут слюнки... Наконец кто-то бешено протестует против утонченного издевательства",
Или вот описание времяпрепровождения в палатке Факидова и Иванова, двух "отшельников", как называли их в лагере:
"Иванов сиротливо подпер лицо рукою. Он поет жалобные, печальные русские песни: то о замерзающем ямщике, то о чьей-то грустной кончине. Столующийся Баевский читает вслух "Гайавату". Факидов фантазирует о том, как дома, в Ленинграде, он будет есть суп только из кружки и только вилкой, как он будет объясняться в любви только на ледокольном языке:
"Я очарован вашими обводами. Ваш нос — форштевень. Ваш рот — форпик С креплениями. Я хочу держать в своих стрингерах ваши шпангоуты".
В этом фельетоне и в ряде последующих мы заразительно смеялись.
Во втором номере Решетников дал два "крупных полотна": "Так могут о нас думать" и "В новых условиях — новая обстановка".
В первом рисунке Федя изображает, как могут о нас, челюскинцах на льдине, думать наши враги. Рисунок полон ужасов: вот какой-то челюскинец грызет от голода свою собственную ногу. Вот целый хоровод из восьми фигур. Они сплелись в круг, причем каждый из них пытается утолить голод пожиранием своего соседа. У одного проглочены уже обе ноги, но это не огорчает пострадавшего. Он не чувствует постигшего его несчастия и в свою очередь вцепился Зубами в мягкие части третьего челюскинца. Вот обжора-аэролог Шпаковский поджаривает на примусе чью-то женскую ногу. От голода и предвкушения еды у Шпаковского текут слюнки. За ним из-за бугорочка жадно наблюдает фотограф Новицкий.
Какой-то челюскинец почти целиком уже проглочен белым
[167]
медведем. В этого медведя из трехлинейки, покрытой многопудовыми сосульками, целится помощник завхоза Канцын. На треноге из весел подвешен котел, и в нем варится обед.
Тут же Решетниковым вывешено юмористическое меню:
Первое блюдо — "бульон из сапог".
Второе блюдо — "печеные ремни".
Более деликатное блюдо готовится в качестве диэтического. Вместо бульона из простых сапог здесь готовят бифштекс из валеных сапог.
На краю большой льдины, на которой происходят такие ужасные веши, сидят три сумрачных и настороженных полярных ворона и ждут той минуты, когда обитатели лагеря Шмидта станут их добычей.
В таких мрачных тонах изобразил Решетников то, что думают о нас наши враги, как хотелось бы им представлять лагерь Шмидта.
И тут же рядом Решетников дает ответ всем тем, кто готов был клеветать на лагерь Шмидта. В левом углу рисунка "В новых условиях — новая обстановка" изображен наш продовольственный склад. Он называется:
"Универмаг "Красный ропак". Все для жизни!
В этом универмаге можно получить все. Здесь отпускают и валеные сапоги и кусок свинины".
На горизонте изображена наша знаменитая вышка. Под нею на месте гибели "Челюскина" вывеска: "Дереворазработки производит артель "Раз-два -взяли!"
Так Решетников рисует место, где мы вылавливали все оставшееся после гибели "Челюскина".
В правом верхнем углу нарисованы "фабрика-кухня" и наш барак, обложенный снежными "кирпичами".
В центре — рисунок, изображающий работу уличного фотографа. Рисунок озаглавлен: "Фотоисторический момент. За одну карточку одна галета". Фотограф — это толстый, небольшого роста Петр Карлович Новицкий, весь укутанный в меха и теплую одежду. На фоне примитивной уличной фотодекорации он снимает челюскинку. На декорации изображены: гибнущий "Челюскин", перевернутая луна, дирижабль имени "Правды", марширующие белые медведи и какая-то фантастическая гондола с гребцами.
Оба этих рисунка Решетникова буквально произвели фурор.
[168]
Мы отметили особой статьей шестнадцатую годовщину Красной армии. Бобров дал статью о возобновлении культработы, Кренкель — о работе радиостанции. В статье "Экономьте топливо" Матусевич подробно сообщал о наличии на льдине разных видов топлива. Нам приходилось экономить топливо, ибо мы должны были предвидеть возможность затяжки спасения всего населения лагеря на три, даже на четыре месяца. К этому и призывал старший механик Матусевич.
Мы выпустили всего три номера- "Не сдадимся!" Когда четвертый номер был уже подготовлен к выпуску и все материалы собраны,
[169]
героическими усилиями летчиков лагерь Шмидта был ликвидирован. Четвертый номер газеты так и не увидел света.
Если первые два номера вышли на плотной белой бумаге, то третий номер нам пришлось выпустить на темнозеленой оберточной бумаге. В заголовке второго номера Федя нарисовал нашу сигнальную треногу с большим столбом черного дыма, вздымающегося к небу и показывающего место нахождения лагеря Шмидта подлетающим самолетам. В третьем номере в заглавном рисунке Решетников дал силуэт четырех самолетов, летящих один за другим и опускающихся на нашу льдину.
В третьем номере газеты мы поместили наш ответ на приветствие Политбюро. Мы писали:
"Мы спокойны за свою судьбу. Мы не сидим без дела. Насколько возможно, продолжается научная работа. В лагере челюскинцев на льду даже те, кто впервые оказался в Арктике, закрепляются за арктической работой. Мы знаем, что вся наша дальнейшая жизнь и работа должны быть ответом на ваше приветствие и вашу помощь. Под вашим руководством наш отряд готов к дальнейшей борьбе за выполнение поставленных задач".
В третьем номере мы, как в самой заправской фабрично-заводской газете, особыми статьями отметили и годовщину свержения самодержавия, и международный женский день, и день Парижской коммуны. Особой статьей отметили месяц со дня гибели "Челюскина". Секретарь нашего партколлектива Задоров осветил состояние партийной работы на льду.
И в этом же номере у нас были наши обычные отделы: "Последние часы "Челюскина", "Где мы находимся?", информация и хроника лагеря.
Лагерь Шмидта ликвидирован. Челюскинцы разбросаны по просторам Чукотки. Тонкой лентой тянутся они пешком и на собачьих нартах от Ванкарема до Уэллена. Большая часть их уже сосредоточена на культбазе в бухте Лаврентия. Наступает день 1 мая. В бухте Лаврентия мы выпускаем очередной номер нашей стенгазеты, но он уже гордо зовется: "Не сдались!"
Этот номер в оформлении резко отличается от предыдущих трех номеров. Те номера писались карандашом, печатными буквами, на узких полосках скверной бумаги, полоски наклеивались на основу стенгазеты. "Не сдались!" имеет уже иной вид. Весь помер напечатан
[170]
на машинке. Оп удобен для чтения, вывешен в светлом, теплом доме. А предыдущие номера вывешивались или на открытой площади, или, когда было ветрено, в темном и сумрачном бараке.
Исключительное значение для всех нас, челюскинцев, имела эта своеобразная газета "Не сдадимся!" Она являлась мощным средством сплочения и консолидации всего коллектива. И статьями, и рисунками, и регулярной периодичностью своего выхода она вливала бодрость и уверенность в то, что наше положение не так тяжело и опасно, что мы спокойно и уверенно можем ждать наступления дней, когда прибудут к нам самолеты, так щедро брошенные нашим правительством на помощь.
Наша газета будет достоянием Арктического музея. Она будет памятником о лагере Шмидта, о сотне советских людей, организованно и мужественно боровшихся на дрейфующих льдах Чукотского моря.
[171]
Газета "Не сдадимся!" №1 в полном размере: трафик 5 МБ!