Полярная Почта

© КОНЮШКО В.К.
АРКТИКА
Документальный исторический очерк.
Полярникам о. Преображения на память
с любовью и уважением от автора.

17 апреля 1998 г. город Тольятти.

В ночной мгле удалось рассмотреть 5 чумов, стоящих друг от друга метров на 20. Максим повел нас в свой чум, в котором он жил со своей мамой. Так мы решили, т.к. кроме женщины средних лет в чу¬ме никого не было. Посредине чума стоит железная печка с короткой трубой, дающей дыму и необходимую тягу лишь на первоначальном этапе горения дров, а потом он идет в отверстие в месте сходящихся вверху, и, скрепленных жердей метров по 7 длиной. Жерди обтянуты оленьими шкурами с отверстием вверху для вентиляции и выпуска дыма. Внизу по всему периметру чума разложены оленьи шкуры, создающие своеобразный уют. Мы расселись на шкуры и расслабились. Хозяйка копошилась у печурки и помешивала котел с олениной. Максим ловко орудовал ножом и резал большого сига вдоль, как бы строгая его: он готовил действительно строганину из мороженой рыбы. Для нас это было ново. Вскоре все было готово и мы приступили к трапезе. У нас был бидон со спиртом и, посоветовавшись, было решено выпить по 100 граммов и угостить хозяев. В разгар нашего обеда Максим исчез и вскоре появился с мужчиной. Пришлось угощать его спиртом. Потом еще и еще подходили в наш чум и всех нужно было угощать, такие прави¬ла у малых народов севера. Нас такие правила не устраивали и Сергей Иванович объявил, что спирта больше нет, что, видно было, вызвало недовольство присутствовавших в чуме.
Рядом со мной, поджав ноги, сидел Никита Бобров и ел полюбивши¬еся ему куски строганины с плавниками, у которых концентрировался жир. Легли спать, но Никита сначала вертелся, а затем стал стонать. К утру боли у него стали нетерпимыми и он даже тихо ойкал. Посоветовавшись, решили Никиту отвезти обратно в Кожевниково, там была бо¬льница. С трудом уговорили Максима, т.к. другие мужчины стойбища не хотели оказать помощь, обидевшись на нежелание Сергея Ивановича угощать их спиртом больше 100 грамм. Эту черту долган, мы не учли, лучше было бы вообще не показывать, что у нас есть спирт.
Сергей Иванович повез Никиту. Мы же с Мишей сидели в чуме и ломали головы, не зная что же произошло с Никитой. К вечеру Сергей Иванович явился и сообщил нам, что Никиту он положил в больницу и что не дожидаясь пока ему сделают операцию, которую врач назначил Никите сразу же он уехал. Вместе с Сергеем приехал и замполит одного из лесовозов Николаев Сергей Иванович. По штатному расписанию он числился помощником капитана. Он стал четвертый в нашей группе. Оказывается в Кожевниково был штаб который организовывал отправку персонала несостоявшихся зимовок и замерзших кораблей.

а. Хатанга.
Нам предстояло ехать по правому берегу Хатангского залива, образованного под действием приливов и отливов моря. Залив вдает¬ся в материк на 220 км со средней шириной 35-40 км. От Кожевникова нам предстояло по берегу залива проехать 150 км и потом еще столько же по руслу собственно Хатанги - до села с таким же названием. Немного ниже села в р. Хатангу вливаются два ее притока Хета и Котуй. Мы передвигались от стойбища к стойбищу, находящихся примерно в 40-50 км друг от друга. Позже мы узнали, что по распоряжению вла¬стей на зимний период организуется санный путь от Хатанги до Дудинки. Во исполнение этого распоряжения и выдвигаются стойбища на этот путь на зимний период. В таком малом населенном пункте живет несколько семей. Долганы и ненцы живут в т.н. балках, будках на санях
обитых по стойкам: и поперечинам деревянными шпунтовыми досками.
Посредине такой квартиры стоит металлическая печурка, по бокам - топчаны с оленьими шкурами. Имеется одно маленькое окошко. Спят на топчанах и полу. Когда топится печка, в балке жарко, кончили топить, через полчаса температура отрицательная. Чум у долган нам попался только один, - на первом стойбище, а дальше, до встречи с нганасанами, были только балки. Долганы - тунгусы, говорящие на диалекте якутского языка. Их численность в те годы бы¬ла очень мала -1385 чел. в 1926 году. Почти все отлично говорят по-русски, одежда европейская, кроме зимних вещей. Занимаются они в основном охотой и рыболовством. Основным являлась -добыча песца. Для этого охотники уезжали на побережье Ледовитого океана, иногда на тысячи километров. Там они успешно охотились. С окончанием охотничьего сезона на песца, а это период примерно с ноября по март, они возвра¬щаются к своим семьям. Рассказывали, что один из охотников добывал за сезон до 1500 песцов за что получал до 300 тыс. рублей. Это огромные по тому времени деньги. В личном хозяйстве они содержали оленьи стада, но небольшие по численности, примерно по 10 голов на человека. Большой бедой было - частые случаи заболевание трахомой глаз и не¬воздержанность в употреблении спиртных напитков: пьют все, в т.ч. и дети. Масло едят не намазывая на хлеб, а кусают и прожевывая, глотают. Мяса едят много, запивая вкуснейшим отваром оленины. Технология нашего продвижения состояла примерно в следующем. Доехав до стойбища, наш возчик переговаривал на своем языке, видимо, со старшим. Потом они оба подходили к нам и старший знакомился со всеми нами по очереди, подавая руку. Потом вел нас к балку, в котором мы должны ночевать; затем говорил, что дальше поедем завтра, утром. Если пурга, - остаемся пока успокоится метель и поездка задерживается. Конечно, нас угощали едой, за что мы, как правило, расплачивались.
Несколько слов о нашей одежде во время путешествия. На тело было одето нижнее холодное хлопчатобумажное белье, а на него - теплое байковое. Затем одевался костюм из собачьего меха, куртка и брюки. На ноги одевались собачьи чулки мехом внутрь на голую ногу, на чулки - унты, на них калоши из меха. В таком виде мы находились
в помещение. Перед выходом из помещения одевалась малица и шапка - ушанка, а перед посадкой на сани одевались на ноги огромные оленьи унты сшитые из обычной оленьей шкуры, а не с ног, как шьют обычные унты. Затем одевается т.н. сакуй, - это тоже одежда из шкуры оленя, а не из шкур ног, из которых шьют малицы. Разница в том, что из шкуры ноги не лезет ворс. Рукава сакуя зашиты. Вот в такой одежде передвигается путешественник при сильных морозах. Когда морозы невелики достаточно одной малицы. На руки нужно одевать рукавички из оленьих шкур (снятых с ног) мехом наружу. Никакие другие рукавицы руки от мороза не спасут. А тут, стало холодно рукам, - пошевелил немного пальцами, - и тепло. Эту народную мудрость народов севера полярникам надо иметь в виду. Замерзнуть можно и в очень теплой одежде, сидя без движения на нарте. В таком случае нужно соскочить с нарт и пробежаться рядом с ними трусцой. Бег оленя в упряжке это позволяет.
Итак, первых 300 километров осталось позади, мы расположились в де¬ревянном дому - маленькой гостинице. Хатанга - районный центр, здесь про¬живают в основном русские. Сергей Иванович, ушедший к местным властям решать вопросы нашего отъезда, вскоре возвратился и сообщил, что завтра утром выезжаем. Одновременно сказал его вызывали в райотдел НКВД и предупредили, чтобы мы молчали о том, что в Арктике замерз ледокольный флот и много судов, что это является государственной тайной. Ему для большей убедительнос¬ти привели пример с нашим военным летчиком, возвратившемся из Испании, который всем говорил, что он воевал на стороне республиканцев, и что там много наших военных. Первый раз его предупредили, а потом посадили и не зато, что он говорил правду, а за то, что он разглашал государственную тайну. Для нас это был урок.
Из Хатанги мы таким же образом, на оленях, отправились дальше на северо-запад по реке Хета. Через несколько дней нам сказали, что район проживания долган мы почти проехали и завтра нас передадут для дальнейшего пути нганасанам. Ничего интересного по дороге не было, если не считать перехода от тундры к лесотундре, что легко определялось по росту деревьев: от карликовых берез к берегам реки подступали заснеженные ели. Однажды встретилась встречная нарта с брезентовой будкой, в которой в сторону Хатанги ехала семья с грудным ребенком. Итак, оленьи упряжи бегут, сойдя с речного санного пути. Наконец недалеко мы видим крупного мужчину с двумя нартами, стоящего на пригорке. Долганин сказал, что это граница их национального района. Долганин пошел к нганасанину и после краткого разговора позвал нас. Перед нами стоял настоящий индеец: длинные волосы, лицо с орлиным носом и другого покроя унтов: от носка, не охватывая , ногу до щиколоток, голенище сапога шло напрямую к коленке, где крепится ремешком. В руках он держал винтовку, видимо, как охотничье оружие. Мы быстро перенесли свои пожитки на нарты нового возчика и поехали. Через час нам неожиданно открылось только еще образующееся стойбище: стояло много оленьих упряжек и собиралось несколько чумов, основанием которых были длинные жерди. Один чум был собран и заканчивалась его обтяжка шкурами. Работы были закончены быстро и нас пригласили заходить. Внутри было также как и в уже описанном чуме в начале очерка. Но тут вместо железных печей разжигался костер. Печей нганасане не признают, как и не признают, что нам стало известно позже, и одежду из тканей. У нганасан все из оленьих шкур, включая нижнее белье. Мы много узнали об этих монголовидных людях, с резко отличающейся одеждой и устоями. В то время их общественное устройство сохранилось на уровне родового строя и советская власть осуществлялась через старших в роду. Это кочевой народ хорошей организации, которых иногда называли самоедами от слов - « сам один». Основным занятием их было оленеводство и охота. В отношении оленеводства у них было большое отличие от долган: у долган бедняком считался тот кто имел около 10 и меньше оленей, у нганасан - 100 оленей. Наш маршрут захватил лишь с несколькими возчиками-нганасанами. Не доезжая Волочанки нашими возчиками стали ненцы, Я забыл раньше сказать, что в Хатанге мы получили печальное сообщение:- в больнице Кожевникова после операции скончался наш четвертый товарищ по зимовке на Преображении - Бобров Никита Сергеевич. Он родом был из белорусского города Речица. Профессию радиста получил на курсах полярных работников и отлично ее освоил, не допустил ни одного сбоя работы радиоаппаратуры за зимовку. Отношения с товарищами у него были хорошие. По характеру он был незлого, скрытен и хитроват, что свойственно многим людям. Прихрамывал, т.к. когда-то была повреждена нога. О близких ему людях ничего не рассказывал. Но нас ввело в шок сообщение, что в его вещах был найден револьвер системы «Браунинг». Для нас это было сногсшибательной новостью: прожить в коллективе и не сказать об этом, было для нас непонятным. Напрашивается вопрос: зачем ему потребовался пистолет на зимовке? Жаль, конечно было Никиту, но мнение о нем изменилось. Он умер от прободения кишечника. Операция его не спасла. Возможно он отравился строганиной От долган мы узнали, что рыба может быть отравлена, если находясь в сети, будет освещена солнцем. Тогда под действием солнечных лучей в районе самых лакомых мест рыбы - у плавников, образуется смертельный яд. Следовательно плавники лучше не обсасывать, чем увлекся как я написал Никита, когда нас угощали строганиной на первой стоянке. Выпив за упокой раба божьего Никиту и погоревав, мы оставили Хатангу. По дороге не раз говорили о браунинге Никиты.
Итак в Волочанку, находящуюся на 2 градуса по широте южнее Хатанги завтра 5 декабря 1937 года, - день выборов в Верховный Совет СССР.
К вечеру с востока подъехали еще две оленьих нарты с тремя пассажирами, одним из которых был заслуженный уже тогда полярный летчик Иван Иванович ЧЕРЕВИЧНЫЙ, вторым был инженер-землеустроитель и третьим топограф техник - землеустроитель. Последние работали в районах округа по землеустройству, а Черевичный возвращался из бухты Тикси, где сгорела его амфибия. Мы с ним быстро подружились и он верительно рассказал о том, что произошло с его - самолетом. Утром дал задание бортмеханику подготовить самолет к взлету, Механик в это время курил папиросу и вышел. Через короткий промежуток времени самолет уже был охвачен пламенем и потушить его было невозможно. Потом механик ему рассказал, что при подходе к самолету он решил потушить папиросу и увидев лужицу, решил, что это вода, но там был авиационный бензин, который тут же вспыхнул и пламя поползло к самолету, которое нельзя было остановить. Самолет загорелся. Механик остался в Тикси, а он добирается в Москву. Черевичный по праву выборов вырвался вперед нас на пути в Дудинку.
Утро 5 декабря 1937 года. В Волочанке полярная ночь наступает через 71 сутки после дня осеннего равноденствия, - 3 декабря, но солнце в поддень рядом с горизонтом и поэтому еще светло. Полной полярной ночи на этой широте не будет. У большого балка, в котором находится избирательный участок очередь. На площади перед ним десятки оленьих упряжек и наряженные в национальные костюмы избиратели. Нам приглянулась молодая, не слишком скуластая женщина в костюме, обрамленном песцовыми белыми шкурками и расшитыми бисером изящными бокарями. Она чем-то отличалась от остальных своей грациозностью. Голосование заняло ничтожную часть нашего времени и, после некоторого перерыва мы вновь на нартах. Наш путь в Дудинку. За 26 дней пути мы отмахали 600 километров, до Дудинки - 400. Путешествие идет обычным порядком. Иногда пересекаем большие таежные у частки с дремучим лесом по бокам дороги, протоптанной оленьими, упряжками. Иногда попадаются интересные возчики, рассказывающие забавные истории. Так однажды возчик рассказывал, что у них появилось много волков, которые опустошают их стада. Он погнался на нарте с упряжкой лучшего оленя за волком, но не догнал его. На следующую ночь волк загрыз именно этого оленя, что доказывало о большом уме у волков, подытожил он разговор.
Другой раз нас привезли в стойбище, где все были мертвецки пьяны и нам пришлось ждать нарты пока проснется наш возчик. Остановившись в стойбище перед Норильском из балка к нам шел чистый кавказец. Мы спросили давно ли он здесь. Я ненец. Говорят что мой папа был кавказец - получили в ответ. Километров за 40 были видны отсветы норильских огней на облаках. Возчик нам рассказал, что перед Норильском есть т.н. «Волчек» в котором содержатся самые отъявленные преступники. Их 500 человек. Проезжаем мимо этого «Волчка», но ничего не видим. Недалеко Норильск. Город находится на 70-й широте и находится в зоне полярной ночи. Нам рассказали, что от него до Дудинки 100 км и от него проложена узкоколейная железная дорога, а рядом с ней - шоссейная дорога. Въезжаем в Норильск, тогда управленческий поселок огромных лагерей. Через дорогу от столба с левой стороны дороги на столб с правой переброшен над дорогой лозунг на кумаче с большими буквами: - «Слава товарищу ЯГОДЕ!».Впереди управленческие двухэтажные каменные дома.
Наши нарты останавливаются, а Сергей Иванович зашел в Управление и через некоторое время выходит с офицером, который должен нас уст¬роить на ночевку в зоне и организовать выезд завтра, но уже на ло¬шадях. Нарты останавливаются у проходной, а мы берем свои чемоданы и заходим в лагерь. Останавливаемся у первого же барака и укладыва¬ем свои вещи на телегу, на которой поедем до Дудинки. Зашли в барак в комнату, в которой человек 15 заключенных, имеются свободные койки. Перед этим офицер нас проинструктировал и рассказал, что здесь находятся преступники, осужденные за бытовые преступления. Между нами и заключенными завязалась оживленная беседа. Им было интересно слушать наши рассказы про Арктику (о том,что в Арктике заморожен весь ледокольный флот, мы молчали). Встали рано утром и первым пошел проверять свои вещи лежав¬шие на телеге, с которой рядом стоял часовой, замполит корабля. Почти сразу же прибежал обратно с причитанием: - У меня утащили из че¬модана голубой коверкотовый костюм, приобретенный в загранплавании. Заключенные спокойно это восприняли и не высказали даже удивления. Наши чемоданы были в порядке. Прибывший офицер, которому пожаловался замполит, на это ответил, что искать бесполезно и рассказал историю. Однажды на выход из зоны шел человек в генеральской форме и дойдя до проходной, пытался выйти из зоны. Часовые, зная проделки заключенных его не пропустили и задержали. Свой рассказ офицер заключил! Вы, знаете, в лагере заключенные могут откуда-то достать не¬вообразимые вещи. Откуда они могли достать обмундирование генерала? Что касается пропажи вашего костюма, то искать его бесполезно. Тут действуют свои законы и круговая порука.

б.Дудинка.
Наша телега двигалась на колесах по укатанному шоссе. Лошадь, то шагом, то рысцой упорно нас везла к Енисею. Скорость езды была в пределах 10-ти км в час, а может быть и несколько больше. Лошадь со своей работой справилась без труда. Дважды останавливались для краткого отдыха. К вечеру подъехали к гостинице и нас разместили всех в одной комна¬те. Успели только вымыть лица и отправились в ресторан ужинать, не снимая нашего мехового одеяния. В обеденный зал вошли в своих «собачьих костюмах» мехом наружу и унтах. Это вызвало внимание у всех сидящих за столиками. Вдруг один из посетителей поднимается и размахивая ру¬ками подходит к нам. Это был Иван ЧЕРЕВИЧНЫЙ, обогнавший нас в Волочанке, после выборов Верховного Совета. Мы заняли стол и Иван Иванович перешел к нам. В разговорах и воспоминаниях просидели до закрытия ресторана и, конечно, изрядно выпили водки, первый раз за время нашей полярной Одиссеи, до этого пили спирт. Спускаясь с какой-то горки, мы дошли до гостиницы и первый раз за время отбытия с острова Преображе¬ния спали в белье на чистых простынях с пододеяльниками. Ночью я вдруг проснулся, открыв глаза, мне чудилось, что ко мне приближается черная фигура. Я поджал под себя ноги и резко их выбросил в сторону видения. Оно исчезло. Но только я лег, как все повторилось. -Ничего себе, - подумал я. - Допился до чертиков. Мои товарищи спокойно спали, посапывая и посвистывая. Вскоре заснул и я. Утром я рассказал товарищам о моем ночном происшествии и мы решили, что я действительно немного переборщил на ужине в ресторане. Дудинка -центр Таймырского национального округа. Она является также морским и речным портом. Утром отправились дальше, - в Игарку до которой от Дудинки 255 километров.

в. Игарка.
29-е декабря, мы едем на санях по Енисею. У нас двое саней, - для двух человек каждые дровни. Можно полежать и посмотреть в небо. Слева видны обрывистые берега могучей реки, - справа -пойма с отдаленными горами. Рассчитываем проезжать 100 км в день, - с заменой лошадей и возчиков в среднем через 30 километров. В первый день останавливаемся на ночевку у возчика, который нас вез во второй поло¬вине дня, у молодого красавца, стройного и сильного. Его жена быстро организовала незатейливый ужин и мы за трапезой стали оживленно с ним беседовать. Оказывается его дед был выселен царским Правительством в конце девяностых годов прошлого века и их семья тут осела. Деревня их большая и по меньшей мере в 10 домах живут его тети и дяди - сыновья и дочери деда. Вся деревня состоит из семей бывших политзаключенных. Так, выпивая чарку за чаркой, мы просидели до ночи. Я до сих пор не могу забыть вкус селедки, которая была у нас на сто¬ле, приготовленной самим хозяином из местной рыбы. На вторую ночь мы остановились в доме с очень интересной семьей: у хозяев было 7 сыновей погодков, т.е. родившихся через год один от другого. Младшему был год и, судя по виду хозяйки, будет и 8-й ребенок, но вот сын или дочь, -не ясно было. Для наглядности отец построил своих сыновей по ранжиру, вызвав у нас восхищение. Тут же в доме висело много шкурок разных пушных питомцев сибирской тайги: соболей, белок, песцов. Хозяин был хорошим охотником. 31 декабря 1937 года, глубокий вечер, мы подъезжаем к одноэтаж¬ному рубленому дому, в котором живут приезжие люди. Теплой уборной в гостинице нет, как и парового отопления, но комнаты просторные по 4 кровати в каждой. Одну из них занимаем мы. Незаметно шло время в заботах приезжих людей, как мы всполошились, т.к. мы решили встретить новый 1938 год в ресторане. Денег у нас было достаточно, т.к. от продажи песцовых шкурок каждый из нас получил около 2,5 тысяч рублей и почти их не израсходовал. По тому времени деньги огромные. Наконец привели себя в порядок. До нового года оставалось два часа, а нам нужно было идти в Новую Игарку, до которой от Старой Игарки было около трех километров. Автобусов, разумеется, тогда там еще не было и мы отправились пешком. Мороз был градусов за двадцать, а по этому на ногах у нас были унты. Не прошло и 40 минут, как мы входи¬ли в ресторан. До нового года было около часа, мы проводили старый год, выпив за окончание нашего путешествия на гужевом транспорте, помянули душу раба божьего Никиты. Наелись до отвала разных отлично приго¬товленных блюд, Миша. Балюк в подпитии, проявил свои знания в культуре застолья, требовав каждый раз новых вилок при появлении нового блюда. Нас же вполне устраивали и одни вилки. Наступил новый 1938-й год. На стене часы отбивают полночь. Все стоят с бокалами шампанского и после привычного «Ура!» их осушают. Слегка закусили и решили уйти. Мы бодро шагаем по дороге, делясь впе¬чатлениями о пребывании в ресторане. Но вдруг Миша восклицает: - смотрите, что там такое? Примерно в 200 метрах от дороги лежал человек. Мы подошли к нему, он спокойно спал, поджав под себя ноги. Когда его разбудили, он что-то бормотал. Но когда его дотащили подмышки до дороги и он немного при¬шел в себя, слов благодарности не было конца. Не будь бдительности Миши, он до утра замерз бы. На следующее утро мы продолжили встречу нового года в домашней обстановке, т.к. день был не рабочим. Сергей Иванович побывал в территориальном управлении Главсевморпути, где мы были поставлены на учет, как полярники, которым управление было обязано оказывать всяческое содействие в возвращении в Москву. Мы были поставлены в первую очередь на самолет, которого ожидали день изо дня. Одновременно нас стали популяризировать: на следующий день в местной газете появились наши портреты и интервью наши и восхищенные отзывы о работе полярников. Созданная нам популярность откликнулась уже к вечеру. К нам пришел товарищ по курсам полярных работников из группы механиков, - некий НОВОЖИЛОВ. Он один год зимовал на острове в устье Енисея, а сейчас ждет назначения. Пригласил всех нас к себе домой на чашку чая, от чего мы, конечно, не отказались. Вечером мы были на квартире НОВОЖИЛОВА. Нас встретила миловидная блондинка, представившись Раисой Корниловой. Здесь же находился молодой врач местной больницы, назвавший себя Анатолием, или проще Толей. В чаепи¬тии /и винопитии/ первый наш вечер встречи прошел нормально и потом примерно таких же встреч было несколько. От наших глаз не могло скрыться и какие-то скрытые отношения Раи с врачом. Комсомольцы Игарки однажды пригласили меня на встречу с ними, а потом и на собрание, на котором я не удержался и выступил. А дело было в том, что рассматривалось персональное дело комсомольца, купившего на рынке патефон у женщины, муж которой был репрессирован. Комсомольское собрание единодушно исключило его из комсомола за потерю классовой бдительности. Оказывается в годы нашего пребывания в Арктике по стране шел беспощадный террор против «врагов народа». Находясь оторванными от общения с людьми, мы не могли знать об этом. Я выступил и сказал, что обвинение парня в потере бдительности не правильное, т.к. откуда он мог знать, что женщина у которой он покупал патефон жена врага народа? Мое выступление в защиту парня не обсуждалось т.к. внутренне, по видимому, все были такого же мнения, но боялись его высказать. Когда я рассказал своим товарищам о выступлении на собрании они заметили, что сделал я это не обдуманно, они боялись также, что кто нибудь может на меня донести органам. В Игарке томительно медленно шло время. Каждый день мы получали неутешительные вести о самолете. Мы часто ходили в клуб, я долго стоял у бильярдного стола и смотрел на игру заворожено, хотя сам я не умел тогда играть в биллиард. Но когда я уже в 50-х годах научился этому великому искусству, я вспоминал Игарку т.к, там играли тогда мастера высочайшего класса. Наконец 25 января прилетел самолет и Сергей Иванович сообщил нам, что мы включены в число пассажиров самолета. А два дня назад случилось большое несчастье. Наш знакомый полярник Новожилов приревновал свою жену Раю к врачу, поднялся скандал и она, в порыве отчаяния, выпила флакон уксусной эссенции, или, во всяком случае, такое количество, что оно оказалось смертельным. Рая работала медсестрой в больнице и врачи принимали все меры, чтобы ее спасти. Она в диких муках и страхе за потерянную жизнь, она скончалась. В похоронах мы участвовать не могли, т.к. вылетал самолет. И вот мы в воздухе. Покидаем город в котором прожили почти месяц. Город на широте 67.5 северной, морской порт, отстоящий на 675 км от моря и на 1779 км от Красноярска, куда летим. Я вглядываюсь в маленькое окошко бомбардировщика ТБ-3, но кроме зазимовавшего у причала порта корабля , ничего не вижу. Но нам казалось, что именно сейчас должна идти похоронная процессия на кладбище с усопшей Раей. Мы мысленно прощаемся с ней. Самолет не приспособлен для пассажирских перевозок. Я сижу на поперечной балке, а ноги спущены вниз, рядом с которыми находятся троса управления самолетом. Летчик предупредил, чтобы я был осторожен и не сунул в них болтающуюся ногу. Другие пассажиры также расселись где кто мог, а всего нас било 12 человек. Летим над Енисеем на высоте около полутора километров. Внизу справа и слева от реки дремучая тайга Через три часа полета садимся в Подкаменной Тунгуске прямо на лед реки. Перебираемся в большой рубленый пятистенный дом. Комнаты просторные, стоит большой: стол и несколько скамеек. Это есть служебное здание, где летчики могут отдохнуть. Пассажиры же устроились кое-как, окружив большой стол и ведут беседы. Наиболее активным был худощавый инженер-геолог, как он предста¬вился, завороживший нас своими рассказами про полеты. Всего год назад полярный летчик Линдель поднялся на своем самолете с площадки Волочанки. Альтиметр не дошел еще до 1000 метров, как летчик опустил голову на баранку управления и резко пошел вниз. При-землился удачно и мы услышали как он слабым голосом произносит: водки, водки. Прибежавший к самолету начальник посадочной площадки организовал носилки и летчика понесли в дом. Он по-прежнему просил водки. Вскоре ЛИНДЕЛЬ умер при страшных муках. Поскольку умер знаменитый летчик, его товарищи немедленно прилетели за ним из Москвы и при¬везли с собой профессора, большого специалиста по сердечно-сосудистым заболеваниям. Осмотрев умершего, профессор сокрушенно сказал: - «ему нужно было дать всего 50 граммов водки и он был бы жив. У него был кризис, который можно было преодолеть только этим путем. Дело в том, что ЛИНДЕЛЬ, как и многие летчики того времени, нерав¬нодушен был к спиртному и этим злоупотреблял. В результате стал алкоголиком. Врачи категорически потребовали от него бросить пить и он это сделал, будучи человеком сильной воли, но переломного момента ему не помогли перенести. Второй пожилой мужчина рассказал как разбился в Красноярске са¬молет на его глазах, задевший при взлете за высоковольтную опору. Кое-как перемаялись мы у стола, положив голову на него, и утром сно¬ва в самолете и набираем высоту. Из головы не уходят вечерние рассказы. Сидим на тех же местах. Через три часа полета самолет сел в Енисейске, но тут он только заправился и вскоре полетели дальше. Я смотрю на двигающиеся троса и крепко держусь за свою балку. Вдруг самолет стал падать вниз, захватило дыхание. Но летчик сидит спокойно, оказывается мы попали в воздушную яму. После этого еще несколько раз самолет, таким образом падал, но я уже имел опыт и переносил это без пережива¬ний. Самолет снижается, летим над городом, видны уже куда-то спешащие люди. Сел самолет благополучно. Закончилось наше путешествие. Дальше будет путь до Москвы, но об этом уже другой разговор.

Полярная Почта

Конюшко В.К., Арктика.

Через Таймырский полуостров