Полярная Почта

Бурый Сергей Степанович, страница в разделе "Личные и семейные архивы".

Часть 1.

Вспоминая о прошлом, невольно всплывают события, связанные с наиболее сложными задачами в летной работе в ходе ледовой разведки в Охотском и Японском морях и в Тихом океане.
Как то вызвал меня командир отряда полковник Лукашенко и сообщил мне о том, что наш экипаж утвержден на выполнение ледовой разведки в научных целях в зимнее время, где-то на три месяца. Откровенно говоря, нам не хотелось уходить в незнакомые места восточного побережья, но отказываться я не мог, считая любое задание, как боевое и выполнять его надо с честью. Да и бесполезное дело отказываться, командующий полярной авиацией дал указание послать наш экипаж.
Командиру отряда я сказал:
— Постараемся с заданием справиться, не подвести полярную авиацию.
— Подбери себе экипаж, — говорит Лукашенко, — по готовности пойдете в Магадан, там вас ждут, задания будут давать научные сотрудники.

Состав экипажа я менять не стал, пошел своим составом, взял на борт второго механика в помощь бортмеханику. Было бы унижением любого члена экипажа, если бы я производил замену того или другого человека. Ребятам сказал:
— Кто желает остаться, я не буду возражать, возьму другого специалиста на борт. — Но такого желания ни у кого не возникло. Мы взяли на борт второго штурмана, Николая Черкасского, главным образом, для работы на локаторе, так как оператора-локаторщика у нас не было. В этот период вторым пилотом со мной летал Николай Новаторов, неплохой пилот, он достаточно хорошо помогал мне в сложных ситуациях. Коля был несколько странноват, мог смеяться страшно заразительно, хотя смешного ничего не было. Он никогда не обижался, не сердился, поэтому другие члены экипажа разыгрывали его, подшучивая над ним, что иногда требуется для разрядки нервного напряжения. Николай был маленького роста очень худой, впечатление такое, что он выдержал длительную голодовку, поэтому мы в шутку говорили:
— Коля живет за счет внутреннего сала.
В противоположность Новаторову, штурман Миша Таран был высокий, достаточно полный, представительный, с довольно-таки круглым лицом. Его непонятного цвета глаза, постоянно смеющиеся, но ничего не обещающие, настораживали собеседника, вводили в заблуждение. Миша любил говорить, притом постоянно и настолько быстро выражал свои мысли, что трудно было понять. В этом случае, я, шутя, говорил радисту:
— Петруша, переведи, что сказал Миша.
Женщины же иногда ласково называли Мишу «медведем», за его солидность, внушительность и неповоротливость.
Бортмеханик Николай Полющенко был удивительной натуры человек. Настолько он был простой и добродушный, что можно было определить по его вечно улыбающемуся лицу. Ни при каких трудностях Коля не хмурился, впечатление было такое, что он лишен таких чувств, как озлобленность и обида. Специалист он был превосходный, дело знал безукоризненно, и любил его. Полющенко был надежный специалист, что особо важно при полетах в этих местах. В случае отказа одного из моторов в воздухе, гибель экипажа неизбежна.

Полеты на ледовую разведку на Ли-2 производились с большой перегрузкой, что усложняло взлеты с заснеженных аэродромов, в случае же отказа мотора в море, полет на одном моторе не возможен, а это значит — посадка на воду, гибель самолета и экипажа. Летая в Арктике, нас меньше беспокоил вопрос остановки одного из моторов, так как всегда оставалась возможность посадки на «живот» на льдину, тем самым спасти экипаж, а затем и восстановить машину. В восточных морях Тихого океана лет встречается редко и мелко битый, на который посадка не возможна. Правда, в зимнее время в верхней части Охотского моря имеется лед, но полет там длится в течение короткого времени, а потом маршрут проходит над чистой водой. Вот почему, при полете по тихоокеанским морям, бортмеханик — основное лицо в подготовке самолета. От безотказности двигателей зависит жизнь экипажа. Хотя поджидали и другие обстоятельства: обледенение во время полета, столкновения с препятствиями в условиях плохой видимости.

В таком составе мы вылетели в Магадан и приступили к работе, где сразу столкнулись с большими трудностями, сопровождаемые большим риском. Нам не всегда удавалось после очередного полета на ледовую разведку, производить посадку на хорошие аэродромы. В большинстве случаев, садились на заснеженные, не укатанные и на короткие взлетно-посадочные полосы. Посадка трудности не представляла, но на другой день взлеты производились, в буквальном смысле, цирковые, мы каким-то чудом уходили в воздух, перегрузка самолета была большая, где-то, две и более тонн, что вообще недопустимо. Но мы летали и делали все, что требовалось во имя науки, для гидрологических институтов. Вторым фактором сложности и опасности являлось то, что настоящей погоды в восточных морях синоптики не знали, просто пытались угадать, и никогда не угадывали. В море, как правило, просто всегда погоды нет, внизу туманы, переходящие в плотную сплошную облачность, барботажный сильный ветер, достигающий 30-40 м/с. Болтанка настолько велика, что просто поражаешься прочности самолета. Полеты длятся 15 часов, привязка к береговой черте (выход на берег) чрезвычайно опасна, так как берега высокие, гористые, незнакомые, в условиях плохой видимости, велика возможность врезаться в горы. Следуя на высоте десяти метров, локатор показывает неточно, а при подлете к препятствию, изображение пропадает совершенно (образуется, так называемая, мертвая зона). То есть, были все условия, чтобы разбить самолет и погибнуть. Не смотря ни на что, мы летали ежедневно, не имея выходных и права на отдых

А что творилось в районе Курильских островов! Постоянные сильные ветры, машину, в буквальном смысле, ломает, треплет, бросает вверх и вниз, вода кипит, обдавая брызгами машину. Рискованно, страшновато, и, в тоже время, приятно наблюдать стихию природы.

Помню, как-то при полете по узкому проливу на Курильских островах под туманом при хорошей видимости, поворачивая за мыс влево, перед нами возникла сплошная стена тумана до воды. Мы попали в ловушку. В мыслях — один вывод: «Это конец». Я даю форсаж моторам и с глубоким креном спиралью ухожу в набор, под «брюхом» самолета мелькают деревья, которые вот-вот зацепит машина. На высоте триста метров выскакиваем из тумана, гора рядом, но мы ее не задеваем, красочно сияет солнце, страх постепенно начинает нас покидать. Все бледные, перепуганные некоторое время молчат, приходят в себя. Ну вот лица постепенно принимают нормальную расцветку, вновь начинаются разговоры, шутки, жизнь продолжается, как будто и ничего не было. Уходим в море над туманом, определяем, что вышли из опасной зоны, вновь снижаемся до воды, ледовая разведка продолжается.

По существу, нам всегда везло. Два гидролога, которые начали с нами летать, по очереди ушли, не выдержав такой нагрузки. Один ушел работать в милицию, а другой вообще куда-то уехал на стройку. Вспоминая то время, думаешь, как вообще мы остались живы, какое-то невообразимое чудо. Вот, к примеру, еще один случай, когда вероятность остаться живыми, исчислялась какими-то процентами.

Полярная Почта

Бурый Сергей. Воспоминания.

Ледовая разведка в Тихом океане