Полярная Почта

Бурый Сергей Степанович, страница в разделе "Личные и семейные архивы".

Часть 1.

Недалеко от Анадыря (в 270 км) в бухте Угольной имелся тундровый аэродром, а также полоса для посадки самолетов. В зимнее время периодически полосу укатывали волокушами, связанными из нескольких бревен, которую таскал трактор по полосе. Погода в Угольной всегда сложная: сильный ветер, пурга, снегопады, туманы. За зиму снега накапливалось до двух метров. На такую примитивную полосу разрешалось садиться нескольким опытным летчикам. Экипажи ГВФ не садились там вообще, им не разрешалось летать туда. Как правило, в Анадыре собиралось большое количество пассажиров, и долгое время они не могли прибыть в свой порт, в бухту Угольную.

Возвращаясь из бухты Провидения в Нижние Кресты, мы произвели посадку в Анадыре. То, что я там увидел, меня поразило: пассажиров было настолько много, что не возможно было их разместить, а не только обеспечить их ночевкой. Большинство из них ждали 10 и более дней. Пассажиры с детьми находились в коридорах, сидеть даже не было возможности. Это была тяжелая картина. Больше всего было пассажиров в бухту Угольная, они были готовы растерзать начальника порта, настолько озлобились, их можно было понять. Начальник аэродрома был беспомощен, буквально плакал, уговаривая командиров кораблей Чукотского отряда, остаться подождать улучшения погоды, перевести пассажиров в Угольную. Но все трое отказались: Соколов, Овчинников, Белокреницкий. Все ссылались на то, что простой самолета недопустим. Верно, конечно, простаивать самолет не должен, но ведь, но ведь человеческий разум должен подсказать своей совести о помощи ближнему, другому человеку. С такой мольбой о помощи обратился ко мне начальник аэропорта. Я принял решение остаться и выполнить такое благородное дело, оказать помощь людям, находящимся в беде.
Я сказал:
— Жди моего ответа, сейчас свяжусь с Цуцаевым.
После этого я направился в радиорубку. На мою радиограмму о том, чтобы задержаться и перевезти людей, Цуцаев ответил положительно. К моему стыду, когда я подошел к двери комнаты, то услышал, что мой экипаж, с которым я делил радость и горе, чуть ли не избивают начальника аэропорта, кроют его по всем швам. Я был настолько возмущен, что едва сдерживал свой гнев. Открываю дверь, возникла гробовая тишина, все застыли на своих местах.
— Кто сказал, что начальник аэропорта, пользуется моей слабостью и добротой, уговорил меня остаться? — Спросил я, мерно произнося каждое слово. Все молча опустили в землю глаза.
— Ну, вот что, «верные сыны народа», мою точку зрения — остаться и перевести людей поддерживает «наш Цуцай», потому что он разумный человек, понял обстановку и приказал мне выполнить это благородное дело. А вас, «тюлени толстокожие», прилечу в Кресты, всех вычеркну из экипажа. Подберу себе более достойных человечных ребят. Кто-нибудь из вас подумал о том, что он мог находиться в подобном положении, при том с детьми? Скотины вы, а не люди!
Начальник аэропорта стоит, улыбается, а за дверью люди толкутся, видать, я избыточно громко говорил, что их и привлекло. Молчат «курепчики", покраснели все, как помидоры, хотя в комнате всего + 8. Чувствую, что дошло до сознания. Начальнику аэропорта говорю:
— Объясни людям, обрадуй немного.
Штурман, Миша Таран, а за ним и все остальные повинились в своем поступке, и мы решили больше не вспоминать об этом инциденте.

Тут уместно вспомнить еще такой случай. В то время я летал с инструктором после окончания ШВЛП на допуск к самостоятельной работе командиром корабля. Мы прилетели в Анадырь. К нам в комнату вошел секретарь райкома и с ним еще два человека, которые обратились с просьбой произвести поиск зверобоев и вывести на них буксир для спасения людей. Восемь дней ничего не было известно о людях, производивших отстрел моржей, их унесло сильным ветром на льдине.
Инструктор, майор Иванов, отказал секретарю в поисках, ссылаясь на то, что у нас есть задание, и мы будем его выполнять. Тогда я стал просить Иванова вылететь на поиск попавших в беду людей, но он был непреклонен. Я чувствую, что могу сорваться и наговорить массу нелицеприятного текста старшему товарищу, тупо отстаивающего свою точку зрения, поэтому вышел из комнаты. В голове зародилась мысль — запросить командира отряда с просьбой разрешить поиск зверобоев. Зашел в радиорубку, дал радиограмму в Нижние Кресты и сразу получил ответ, разрешающий поиск людей.
Я торжествовал победу без скандала, вернулся в комнату, подал бланк радиограммы от командира отряда и сказал:
— Федор Яковлевич, Цуцаев Владимир Александрович думает иначе, надо искать.
Иванов покраснел то ли от злобы на мое своевольство, то ли понял, что не прав.
— В таком случае пойдем искать, — сказал он и принес извинения секретарю райкома.
Мы вышли в море на поиск, очень быстро их обнаружили, сбросили им утешительную записку, продукты, спальные мешки. Зверобои как-то оживились, повылезли из баркасов, которые были вытащены на лед, машут шапками, хорошо видно с воздуха, все чукчи в куклянках. Сообщили на базу о местонахождении зверобоев, а затем вывели на них морской ледокольный буксир. Люди были спасены.
Позднее Иванов как-то заискивающе ласково вел разговор со мной:
— Не подумал я, Сергей, ты был прав.
— Федор Яковлевич, это же люди, а не моржи, сидячие на льдине. Если бы мы не нашли их, на нашей совести было бы большое преступление. Теперь, когда все в порядке, на душе у меня покой и порядок. Да и сам я бывал на их месте, когда много суток ждал и верил, что нас обязательно найдут, — вспомнив войну, заключил я.

Так чем же завершилось дело в Угольной? После того, как начальник аэропорта оповестил пассажиров о готовности нашего экипажа к перевозке их с улучшением погоды, они оживились, воспрянули духом. Я дал радиограмму в Угольную, чтобы готовили полосу (укатывали посадочную площадку). Одновременно установил связь с командиром войсковой части бухты Провидения и попросил разрешения на полеты ночью в бухту Угольная для перевозки, в связи с перегрузкой аэропорта Анадыря. В этом направлении полеты ночью запрещены. Но, как исключение, мне разрешили. Вскоре поступило сообщение о готовности к приему самолета в Угольной. Сделав несколько рейсов днем и ночью, мы всех перевезли и были довольны, что помогли людям добраться до дома.

Полярная Почта

Бурый Сергей. Воспоминания.

Полеты в Угольную