Мы можем двигаться только в короткое светлое время суток, когда хорошо просматривается ледовая обстановка. Но ледового поля, достаточного для выгрузки и сборки на нём вертолёта, нужного нам для ледовой разведки, пока не находим. А сегодня ночной ураган взломал и перетёр в мелкие льдины вообще все ледяные поля. И обстановка неустойчива: то сжатие, то разгоны, то взломы полей. И как ни странно, пока мы не встретили ни одного айсберга.
Рейсовая усталость экипажа, конечно же, сказывается всё сильнее. И нужно учитывать это в ежедневной работе. Но почему-то первый помощник в обеденный перерыв и после ужина ведёт активное обсуждение на тему как побыстрее вырваться из Антарктики домой и выдвигает по сему поводу «проекты». Для обсуждения им предлагаются примерно такие варианты:
— Всем идти к капитану, требовать обращения к руководству, чтобы направили сюда вместо нас ледокол из Владивостока.
— Пусть на другом судне нам доставят замену из Мурманска.
— Пусть все напишут заявления, чтоб спецрейсом самолёта экипаж заменили в Австралии. И к «Оби» не идти. Сами попали в плен, пусть сами и выбираются.
Для любого нормального моряка уровень таких разговоров ясен. И, к сожалению, могу констатировать, что за пятнадцать лет работы на судах я встретил лишь трёх первых помощников, которые соответствовали должности комиссара. Впечатление, словно на эту, очень важную, должность кто-то специально подбирает умственно ущербных людей.Наши моряки понимают, что от нас сейчас в значительной мере зависят судьбы людей из экипажа «Оби». Слушают первого помощника с интересом, и не более. И многие сразу говорят, что вернутся только на «Наварине» — судне, на котором пришли в Антарктику. Но я вынужден был поговорить с капитаном о «задушевных беседах» первого помощника. Юрий Константинович мне сказал: «Знаешь, в прошлую экспедицию он был другим, сейчас просто не узнаю его. Видно, рейс тогда был полегче и покороче, я и не распознал его до конца».
5 июня. Сегодня днём на моей вахте стал невольным свидетелем радиоразговора. Первый помощник капитана д/э «Обь» Виктор Алексеевич Ткачёв попросил меня пригласить для разговора нашего помполита. Ткачёв сказал коллеге, что врачи Медицинской академии, которые сейчас на «Оби», настоятельно советуют ему как можно скорее выехать на Родину для лечения. И он, Ткачёв, просит коллегу поменяться с ним судами. Наш ответил таким категорическим вердиктом: «Каждый должен оставаться на своём судне. Мне нет дела до Вас и ваших проблем». Виктор Алексеевич извинился и на этом разговор прекратил.
Пословица гласит, чтобы узнать человека, нужно с ним пуд соли съесть. Но это на суше. А в море нужен, пожалуй, всего один, но тяжелый, напряженный или изматывающе длительный рейс. И кто есть who — будет ясно.
Мы продолжаем утюжить льды в поисках пригодной для посадки самолёта льдины. Но лёд в движении: то сжатия, то растяжки. Во время сжатий он сдавливает судно, словно тисками, и даже наши четыре двигателя мощностью в 7200 лошадиных сил не справляются с этими объятиями.
7 июня. В 6.00 в координатах 64°29' ю. и 151°09' в. подошли к большому массиву сильно торошенного, смёрзшегося льда. Слой снега над этим льдом толщиной до метра. Выбрали и обследовали сравнительно ровный участок. Врезались в него судном, но вертолёт выгружать не стали: при толщине льда около 50 см риск потерять вертолёт слишком велик. На «Оби» есть такой же вертолёт, который они отремонтировали сами. И он базируется на корме, на вертолётной площадке. Договорились, что будем принимать их вертолёт и теперь на льду из брусьев и досок сооружаем для этого «посадочную площадку».
На следующий день вертолёт доставил к нам первую группу людей «Оби». Командир — опытный лётчик, человек большой воли и выдержки. Второй пилот, человек тоже в годах, сказал нашему врачу, что заболел и лететь обратно не может. По инструкции без второго пилота вертолёт летать не должен. Но и оставлять вертолёт возле нашего борта на ночь опасно из-за пурги и возможных подвижек льда. Связались с начальником авиагруппы Москаленко, и он назначил было вторым пилотом молодого парня из двух наших «нава-ринских» вертолётных экипажей. Но тот лететь на «Обь» отказался категорически.
Я хорошо помню разговор с этим молодым пилотом на переходе к Антарктике. Тогда настроение у него было приподнятое, лирическое, и говорил он красиво: о доверии, ему оказанном, о возможности проверить силы в небе Антарктики, оправдать, не ударить в грязь лицом и прочие слова. Но вот он — момент истины, когда требуется реальное дело, поступок. И сразу виден человек: в чём слаб и на что способен.
Позже и второй пилот с «Оби», сказавшийся нездоровым, объяснял, что в Антарктику шел посмотреть мир. Что в Москве у него молодая жена, и не было у него ни желания, ни резона рисковать, возвращаясь на «Обь», так как совсем не известно было, чем закончится её ледовый плен.
Но всё-таки нашёлся доброволец из наших пилотов, которого утвердил Москаленко. Вертолёт вылетел уже в темноте. Обе радиовахты следили за перелётом. И мы были рады узнать, что посадка вертолёта на «Обь» прошла вполне благополучно.
Вплоть до 15 июня стояла неустойчивая и совсем нелётная погода. Но мы за это время всё-таки подготовили в сотне метров от судна посадочную полосу для самолёта Ан-2. А сегодня прилетел вертолёт с «Оби», чтобы по их просьбе взять у нас запас краски: старпом хочет покрасить судно перед приходом на Родину. Вертолёт краску погрузил и улетел. А через несколько минут наши радисты сообщили, что вертолёт, находясь где-то в средине пути, стал терять высоту. И с этого момента все мы следили за переговорами, которые вёл командир вертолёта с «Обью». Потом командир принял решение: выбросил краску. Вертолёт перестал терять высоту и вскоре благополучно сел на «Обь».
Позже люди из экипажа «Оби» рассказали подробности. После вылета от нас, где-то на полпути забарахлил двигатель, вертолёт стал терять высоту. Командир принял решение разгрузить машину и выбросить груз. Вертолёт перестал падать, но началась метель. На судне включили всё наружное освещение и все прожекторы. Но видимость была почти нулевая. Всё-таки вертолёт вышел прямо на судно. Крылатая машина почти упала на посадочную площадку. Несколько минут из вертолёта никто не появлялся. Наконец дверь открылась. Вышел командир. Сказал: «Всё в порядке».
Антарктика ещё раз напомнила лётчикам, что условия работы здесь посложнее, чем в Арктике. Что нельзя расслабляться, ибо просчёт может стоить слишком дорого.
На следующий день самолёт Ан-2 доставил к нам 18 членов экипажа д/э «Обь» и 37 зимовщиков, возвращающихся на Родину. Когда самолёт коснулся лыжами посадочной полосы, поперёк её вдруг стали расходиться трещины. Весь наш экипаж с замиранием сердца следил за происходящим. Но, Слава Богу, самолёт остановился буквально в метре от самой большой трещины. Находившиеся в самолёте, конечно, видели ситуацию и, выйдя из самолёта, еще долго не могли прийти в себя. И даже не представляю, как чувствовал себя командир и его экипаж.
Всего к нам на судно доставлено 18 человек из команды «Оби» и 37 полярников из 17-й экспедиции.
С полудня 17 июня подошла океанская зыбь. Началась подвижка льдов. Все ледяные поля, насколько хватает глаз, взломаны. В это время в воздухе находился Ан-2 с пассажирами, которых должен был доставить к нам. Мы сообщили, чтобы он срочно возвращался, и снова возобновили поиски прочной льдины или айсберга, куда можно было бы посадить вертолёт. Нам нужно еще забрать с д/э «Обь» двух человек, в том числе начальника 18-й зимовки Сенько. И ещё есть грузы для станции «Молодёжная» и для Ленинграда. Мы ищем в светлое время суток. Погода плохая. Лёд взломан крупной зыбью. Настроение у всех не слишком-то боевое: люди, конечно, устали. А вот и вдохновляющий пример — первый помощник, главный механик (секретарь парторганизации) и второй штурман подали капитану заявления с просьбой отправить их домой самолётом через Австралию.
20 июня приняли последний вертолёт с «Оби». Там осталось 50 членов экипажа и 23 человека из 18-й экспедиции. В поисках льдины для посадки вертолёта мы прошли почти 400 миль. После полудня вертолет возвратился на «Обь», а мы двинулись навстречу научно-исследовательскому судну «Профессор Зубов», которое идёт из Ленинграда для приёма на борт и доставки в порт Фримантл части зимовщиков и некоторых членов нашего экипажа. Оттуда самолётом они отправятся на Родину.
На «Зубове» находится директор ААНИИ А. Ф. Трёшников. Он направлен от правительственной комиссии для координации дальнейшей работы судов и руководства заменой состава Антарктических полярных станций. Трёшников теоретически рассчитал, что «Обь» течениями вынесет на кромку льдов в конце июля.
Наука — она, конечно, «могёт». Но есть и некая вероятность, что дрейф изменится в направлении большого скопления айсбергов, и последствия этого для «Оби» непредсказуемы.
