Когда викинги совершали свои первые плавания в Белое море, ни на Кольском полуострове, ни в устье Северной Двины они русских не встречали. Мы уже отмечали рассказ Охара о том, что в устье «большой реки», до которой он доплыл (Северная Двина), местные жители разговаривали на языке, весьма схожем с лопарским. Одним из следов пребывания лопарей в низовьях Северной Двины является, между прочим, название острова Соломбала, на котором расположена ныне часть Архангельска. Слово «Соломбала» составлено из лопарских слов «suol» (остров) и «Iumbal» (небольшая бухта)
[* В литературе можно встретить и другое объяснение названия «Соломбала», якобы происходящего от «соломенного бала», который будто бы был устроен Петром I в Архангельске и который отличался от обычных балов тем, что на нем скамейками и столами служили снопы соломы. Это довольно распространенное в Архангельске предание является, конечно, чистейшей выдумкой ].
Лопари в старину жили не только в районе теперешнего Архангельска, но и гораздо южнее — около Онежского и Ладожского озер.
Некий монах Лазарь, живший в XIV веке на одном из островов Онежского озера, писал следующее
[* «История Российской иерархии», V, стр. 120 ]: «А живущие тогда именовались около озера Онега лопляне и чудь, страшные сыроядцы близ места сего живяху... Многи скорби и биения и раны претерпех от сих зверообразных мужей. Многожды бивше и изгнаша мя от острова сего и хижу мою огню предаша. А сами окаяннии наущению бесовскому подлежаху и мечты многи деяху. И сотвориша селитьбу близ мене с женами и детьми, и пакости многи творяху».
Когда русские впервые появились на беретах Белого моря, пока установить не удалось. Историк С. Ф. Платонов полагает, что это было в начале XII века, так как в одной новгородской грамоте, относящейся к 1137 году, упоминаются местности, недалеко отстоящие от Холмогор. Уже в первой половине XII века в числе новгородских земель указывался Терский берег («волость Тре») на Кольском полуострове.
Имеется вполне достоверное письменное свидетельство о том, что жители Терского берега Кольского полуострова были данниками новгородцев и в начале XIII века. С середины XIII века в скандинавских источниках совершенно исчезает название местных жителей низовьев Северной Двины — «биармийцев». Последние бежали от «монголов» (то-есть русских) и просили норвежского короля Гакона разрешить им осесть в его владениях. Таким образом, наиболее вероятным временем появления русских в Беломорье можно считать середину XII века.
К этому времени торговые связи Новгородской боярской республики с заморскими городами значительно расширились. Новгород торговал с городом Висби (на острове Готланд) — важнейшим центром европейской торговли на Балтийском море, с Любеком и другими городами немецкой Ганзы. Купцы Новгорода появлялись в Дании. Главнейшими предметами новгородского сбыта были воск, мед, сало, меха, лен, пенька и пр. В поисках новых товаров для рынков Великого Новгорода смелые новгородские люди шли на далекий Север к берегам «Студеного моря», на восток, в земли Печоры и Югры, переходили «каменный пояс» — горы Урала. Заволочье, расположенное по течению Северной Двины и прилегавшее к Баренцову морю, являлось богатейшей колонией Новгорода.
Новгородская знать, конечно, избегала нелегких и подчас опасных поездок в Поморье, а посылала туда своих «холопов-сбоев». Последние добирались до моря по рекам и волокам и разъезжали на лодках («ушкуях») вдоль морского берега, устраивая промысловые поселки, и при удобном случае занимались ограблением туземного населения. Такой грабеж обычно прикрывался крещением «дикой лопи» и «корельских детей». Вместе с тем потянулись на север «обычные люди» и беглые смерды в надежде уйти от кабалы бояр и богатых новгородских купцов или в крайнем случае самим выбиться в люди.
В большинстве это были удалые, сильные люди, зачастую проникнутые религиозным вольнодумством, направленным против освящаемого церковью феодального гнета и самой церкви. Нередко они объединялись в небольшие «дружины». В поисках привольной земли, на которую еще не легла тяжелая рука феодалов и купцов Великого Новгорода, они пробирались все дальше на север и восток, не боясь ни опасностей столкновения с многочисленным коренным населением, ни превратностей кочевой, бесприютной жизни. Своеобразными станциями на пути служили возникавшие в северных пустынях городки и монастыри. Народ шел вперед, ободряя себя поговоркой: «Есть Спас и за Сухоной». Несомненно, эта новгородская вольница в значительной мере и стала предками предприимчивых беломорских поморов, чей неукротимый нрав давал себя знать и много веков позднее.
Постепенно новгородцы все крепче оседали в северном крае. В 1342 году новгородский боярин Лука Варфоломеев основал на Северной Двине, примерно в 30 километрах от Холмогор, городок Орлец с крепостью.
Уже во второй половине XIV века торговые связи, охватившие в разных направлениях северо-восточную Русь, стали в сильнейшей степени разрушать прежнюю замкнутость отдаленных областей. Обширное Поморье, с его богатыми пушными и морскими зверобойными промыслами, через Устюг, Вологду и Кострому связывалось с Москвой, вокруг которой происходило объединение русских земель. Новгородцы упорно сопротивлялись росту московского влияния. По договору с Новгородом 1264 года князь Тверской и Московский Ярослав Ярославич обязался не требовать дани с Заволочья, не посылать туда своих людей и отказался от всякого права располагать там землями.
Однако Москва настойчиво добивалась своего. В 1397 году Василий Дмитриевич, великий князь московско-владимирский, послал московское войско в Двинскую землю, где в это время началось движение части местных бояр против Новгорода. В том же году Василий Дмитриевич дал двинянам Уставную Грамоту, по которой провозглашалось главенство московского наместника над Двинской землей. Двиняне в областях великого княженья освобождались от всех пошлин. Городок Орлец стал местопребыванием княжеского наместника. Все же Новгороду удалось отбить наступление московитов. Новгородское ополчение не только жестоко подавило восстание в Двинской земле, но и вторглось в северные волости великого князя московского. С двинян новгородцы взыскали 2000 рублей откупа, а своего двинского воеводу казнили за предательство. Василий Дмитриевич принужден был заключить с Новгородом договор на старых условиях.
С появлением на берегах Студеного моря русских плавания норвежцев на восток не прекратились. Эти плавания подчас еще носили разбойничий характер, но все чаще и чаще стали преследовать чисто торговые цели. Так как норвежцам приходилось иметь дело уже не со слабым и совершенно невоинственным местным населением, но с более опасным противником—-русскими, которые нередко сами переходили в наступление
[* Так, известно о походах русских в Хологаланд (родину Отара) в 1316 и 1323 годах (Th. Torfaei, Historia rerum norveqicarum, Hafniae 1711, IV, pp. 442, 456) ] , то в 1307 году на крайнем севере Норвегии была выстроена крепость Вардехуз, в старину называвшаяся нашими поморами Варгаевым (теперешний Барде). Понемногу около этой крепости образовался промысловый поселок, превратившийся позже в небольшой город. Этот город находится далеко за полярным кругом, в северной широте 70°22, то-есть в широте острова Вайгач.
В русских летописях сохранились упоминания о происходивших между норвежцами и русскими столкновениях.
Так, в 1412 году русские из Двинской земли совершили морской набег на северную Норвегию, в отместку за что норвежцы в 1419 году послали в Белое море отряд («пришедши войною в пятьсот человек, в бусах и шнеках»), ограбивший и разоривший селения в устьях Варзуги, Онеги и Северной Двины. В 1445 году норвежцы разграбили и сожгли селение Неноксу в Двинском заливе («приходиша свея-мурмане безвестно за волок на Двину ратью, Неноксу воевали и пожгоша и людей изсекоша, а иных в полон поведоша»).
Значительную роль в деле расширения русского влияния в Беломорье сыграл Соловецкий монастырь, основанный в 1429-35 гг.
Как известно, в 1478 году после длительной борьбы была уничтожена самостоятельность Новгорода и бывшие новгородские колонии присоединены к Москве. В том же году под высокую руку московского князя отошла Двинская земля. В 1489 году московский воевода Даниил Щеня подступил к городу Хлынову (ныне Киров) в Вятской земле, и население этого города после непродолжительной осады принесло присягу великому князю. Этим закончилось присоединение обширного Поморья к основной московской территории.
С конца XV века растущая московская держава начинает принимать все более активное участие в европейской международной жизни, расширяет и укрепляет свои международные связи.
Морской путь из Белого моря в Западную Европу был русскими освоен уже в XV веке. Это видно из того, что «дьяк государев» Григорий Истома, отправляясь в 1496 году в качестве посла в Данию, избрал именно этот путь вдоль Мурманского берега.
Русские, несомненно, еще в середине XIII века посещали Мурманский берег
[* Колония Кола впервые упоминается в 1264 году в грамоте новгородцев, данной князю Ярославу Ярославичу Тверскому ] , и путь из Новгорода и Москвы на Мурман был тогда хорошо известен. Однако колонизация русскими побережий Кольского полуострова началась, собственно говоря, только в XVI веке. В 1532 году на Мурмане, около реки Колы, была выстроена церковь. Очевидно в то время здесь уже существовал постоянный поселок; он был, однако, очень небольшим, так как, по свидетельству голландцев, приезжавших на Мурман в 1565 году, в Мальмусе (как раньше назывался город Кола) было только три дома.
Но уже в 1580 году, по свидетельству Якова Перссона
[* Nagen berattelse от Lappemarken och Trinnas Schrifften aff Jakob Persson 1581. Русский перевод этого документа опубликован в «Известиях Архангельского общества изучения русского севера» № 5,1909, стр. 17—22 ] , здесь находилось 226 дворов. В 1582 году в Коле был выстроен острог
[* Капитан Григорий Животовский описывает Кольский острог в 1701 году так: «Город Кольской острог деревянной стоячей, а на нем пять башен рубленые, меж башнями в стенах торасы рубленые ж, а позаде торасов острог стоячей в две стены кругом города, мерою, опричь башен, девяносто семь сажен с полусаженю, ветхи, да четыре тораса, да два тайника; а в Кольском остроге жилецких людей два человека подъячих, пять человек капитанов, пятьсот человек стрельцов, восемь человек пушкарей, двадцать девять человек посадских людей». По указу Петра I Кольский острог был отремонтирован, «чтоб в военный случай в том городе в осаде сидеть было надежно» («Труды Архангельского губернского статистического комитета», 1865, кн. I, стр. 58—60). В 1708 году в крепости Коле имелось 59 пушек ].
Кроме Колы, иностранные корабли посещали в XVI веке Кильдин: «и для торгу корабли датского короля у острова того ставятся»
[* Сборник материалов по истории Кольского полуострова, 1930. стр. 64 ].
В 1530—1540 годах был построен монастырь в Печенге, на западном Мурмане. В XVI веке Печенгский монастырь вел обширную торговлю (главным образом рыбой и солью), и в Печенге строились морские суда.
Монастырь богател не только за счет этой торговли, но не в меньшей мере за счет беззастенчивой эксплоатации лопарей, от которых насильственно отбирались угодья. Известный исследователь русских лопарей Н. Харузин писал, что Печенгский монастырь «до известной степени являлся для лопарей бедствием».
О быте монахов Печенгского монастыря в XVI веке могут дать представление следующие выдержки из одного допроса, учиненного, когда безобразия монашествующей братии превзошли всякую меру: «Монах Илья живет житье совершенно пьянственное и монастырские избытки, где можно, похищает воровски, а и постригся-де он в иночество от беды, которая прилучилась ему от воровства». И про других монахов: «житье живет совершенно пьянственное, мало и с кабака сходит», «а человек он упивчивый, хмельного питья держится не вмале» и т. д.
Приток русских на Крайний Север особенно усилился во второй половине XVI века, во время царствования на Руси Ивана IV. По свидетельству голландца Салингена, народ «по причина тирании, господствовавшей в то время в России, бежал и селился в Лапландии». Многие попали на Север и не по доброй воле. Кола стала местом ссылки уже в 1550 году.
По мере того как прибывало число русских, расширялись торговые сношения Севера с иностранцами. Еще в 1553 году морской торговый путь из Европы к двинским берегам открыли «англичана, пришедшие по морю на корабле к Никольскому или Карельскому Двинскому устью и монастырю, при котором иностранные торги тридцать лег продолжались»
[* «Краткая история о городе Архангельском, сочиненная архангельским гражданином Василием Крести-ниным». СПб., 1792 ].
(Подробнее о плавании Чанслера см. в следующей главе). Уже в XVI столетии для торговли с иностранцами имелись пристани и таможни в Коле, Варзуге, Кеврсле, Мезени и Пустозерске.
В 1584 году по повелению Ивана IV (незадолго до его смерти) был основан город Архангельск, первоначально называвшийся Новохолмогорским городом. Здесь на месте, носившем название Пурнаволок, где уже в XV веке стоял Михайлов Архангельский монастырь, а в настоящее время находится городской театр, были выстроены деревянная крепость и два гостиных двора (тоже деревянных). Так как русских поселенцев в этой местности было мало, то, чтобы заполнить вновь выстроенный город, в него были переселены многие жители со всей округи.
С основанием Архангельска Москва, по политическим соображениям, закрыла мурманские «пристанища» (порты) и сосредоточила иноземный торг в устье Северной Двины (впрочем, на деле иностранцы еще довольно долго пользовались мурманскими «пристанищами»). В Коле дозволялось торговать только «трескою и палтусом и салом трескиным и китовым», другого же «торгу быть не пригоже, то место убогое». С тех пор Мурман оставался в загоне, пока не грянула первая мировая война. Она потребовала постройки железной дороги. В советское время мощное индустриальное строительство призвало к жизни заглохший край, в котором теперь находится один из важнейших портов Советского Союза — Мурманск.
Таким образом, Беломорье и берега Кольского полуострова были полностью освоены русскими уже во второй половине XVI века.
В Печорском крае новгородцы появились, повидимому, еще раньше, чем на Белом море.
Еще в XV веке на Руси был известен рассказ «О человецех незнаемых на восточной стране и о языцех розных»
[* См. А. Титов, Сибирь в XVII веке.. Сборник старинных русских статей о Сибири и прилежащих к ней землях". Москва, 1890 ].
В нем передавались легенды о сибирских «человецех, самоедь зовомых. Сии ж люцие не великий возрастом (то-есть ростом. — В. В.), плосковиды, носы малы, но резвы велми и стрелцы скоры и горазди». Говорилось, что «линная самоедь летом живут в море, а на сухо не живут — тело трескается». «В той же стране есть такова самоедь: в пошлину (наполовину. — В. В.) аки человеци, но без голов; рты у них меж плечима, а очи в грудех... А не говорят. А стрелба ж у них такова: трубка железна в руце, а в другой руце стрелка железна, да стрелку ту вкладывает в трубку да бьет молотком в трубку ту».
В летописных записях первой половины XI века
[* Новгородская первая летопись. Полное собрание русских летописей, т. III, СПб., 1841 ] встречаются первые упоминания о проникновении предприимчивых Новгородцев за Уральские горы. В 1032 году новгородцы под начальством Улеба ходили к Железным Воротам (видимо, какой-то из проходов через Урал). В 1079 году на Северном Урале погиб новгородский князь Глеб Святославович. Позднее имеются указания, что новгородцы за данью «ходиша люди старин за Югру и Самоедь». Уже в те годы упоминалось под именем Лукоморья прибрежье у Карского залива.
В летописи Нестора под 1096 годом также сообщается, что новгородцы ходили за данью в Печору и Югру: «Югра же людие есть язык нем и селят с Самоядью на полуночных странах».
Новгородские дружины отправляются в Югорскую землю и в 1167 в 1187 годах. К этому времени Печора и Югра (область нижней Оби) составляли государственные «волости», где новгородцы собирали дань с туземного населения (остяков и ненцев). Новгородский путь на Югру шел по Сухоне до Устюга, далее на Печору и через Камень (Урал) на Обь.
В Югорскую землю шли как промышленники за «драгоценной рухлядью», так и военные отряды для сбора дани или просто для разбоя. Эти грабительские набеги новгородских «детей боярских и удалых людей» встречали нередко упорное сопротивление со стороны Югры, причем кровопролитные столкновения не всегда оканчивались в пользу новгородцев.
В 1193 году большой поход новгородцев под начальством воеводы Ядрея (Андрея) вызвал возмущение Югры. Свыше ста новгородцев было убито, а оставшиеся в живых восемьдесят человек восемь месяцев шли с боями до родного города, изрядно отощав з пути от холода, голода и лишений. В 1357 году вместе со всей дружиной погиб в Югорской земле Самсон Колыванов. Видимо, в отместку за эту неудачу Новгородская республика в 1364 году направила за Урал большой отряд под командованием двух воевод — Александра Абакуновича и Степана Ляпы. Летописи сообщают, что побывавшие на Югре боярские дети и другая молодежь страху нагнала на всю землю, а часть отряда «воеваша по Оби реке до моря».
Последний поход новгородцев на Югорскую землю был в 1446 году под начальством воевод Василия Шенкурского и Михаила Яковлева. Для своего времени это было грандиозное военное предприятие. В походе участвовала целая рать в три тысячи человек.
Во второй половине XIV века наряду с новгородцами все более активно стали проникать в Югорскую землю «охочие люди», посылаемые великим князем московским.
Новгородские поселенцы, привыкшие к вольной жизни, чинили всяческий отпор Москве, собиравшей русские земли в единое государство. Москва жестоко подводила под свою высокую руку новгородские города и поселки, существовавшие на Севере. Основанный новгородцами Устюг был разгромлен в 1393, 1398, 1417 и 1425 годах. После падения Новгорода (1478) путь на Югру оказался полностью в руках Москвы. После разгрома татарского войска на реке Угре (1480) Иван III в 1483 году снарядил большой отряд устюжан, вологжан, вычагжан, сысолечей и пермяков для похода на Югру под командованием московских воевод Федора Курбского Черного и Ивана Салтыка Травина. От устья реки Пелымы русская рать спустилась вниз по течению Тавды до Иртыша, миновала места, где ныне расположена Тюмень, и пошла вниз по течению Иртыша до впадения его в Обь. На Оби, в Югорской земле, московское войско собрало большую дань и взяло в плен несколько югорских князей, в том числе и главного князя Югорской земли. Большая экспедиция за Урал была снаряжена осенью 1499 года под командованием князей Семена Курбского и Петра Ушастого. По сибирской тундре войска двигались на собаках и лыжах, а воеводы на оленях. За время экспедиции было захвачено сорок городков и взято в плен пятьдесят восемь князьков. Югра признала власть московского великого князя.
Вся пушнина, добывавшаяся на северо-востоке, почти целиком шла в Поморье, где в XVI веке шла бойкая торговля с иностранцами и был устроен ряд торговых гаваней. По всем путям, ведшим в Югру, возникли русские промысловые поселения. Еще в XV веке возникла Ижемская слобода (у впадения реки Ижмы в Цыльму), несколько позже была основана Уст-Цылемская слободка, а в конце XV века был устроен Пустозерский острог («град зарубили» в устье Печоры, в «месте тундряном, студеном и безлесном»). Впрочем, во время основания Пустозерского острога здесь уже стоял какой-то «град» — повидимому, промысловое становище.
Естественным было, что, выйдя к берегам Ледовитого океана, русские занялись мореходством как в торговых целях, так и для рыбной ловли и промысла морского зверя. Английский мореплаватель Стифен Борро встретил в 1556 году в Коле
[* По толкованию некоторых авторов, это было не в Коле, а в устье Кулоя ] тридцать русских парусных судов («ладей»), а немного позже в Мезенском заливе — двадцать. В составленном Борро описании своего путешествия читаем: «Наши суда посетили многие русские со стоявших здесь (в Коле) судов и пояснили, что они также намерены плыть на север для боя моржей и ловли лососевых рыб». Все это свидетельствует о вполне развившемся к середине XVI века русском морском зверобойном промысле в Ледовитом океане. Повидимому, русские уже исстари занимались моржовым промыслом. В одном документе, относящемся к середине XVI века, говорится, что пустозерцы ездят «на море промышлять рыбьего зуба» (то-есть моржовые клыки).
Интересные сведения о размерах рыбного промысла у берегов Ледовитого океана во второй половине XVI века приводит уже упомянутый Перссон: «В прошлом 1580 году здесь ловили рыбу 7426 лодок из России, каждая по 4 человека команды, и они платят пошлину 4-ю рыбу. Сюда прибывает и масса народа из Норвегии, Голландии, Шотландии и Англии с массой кораблей, которые здесь стоят и ловят рыбу». Совершая плавания в целях звериного промысла, русские посещали Новую Землю и Шпицберген. К сожалению, никаких исторических документов, хотя бы приблизительно указывающих время первого знакомства русских с этими островами, не имеется. Уже упомянутый мореплаватель Борро встретился в 1556 году с русскими промышленниками, которые ему рассказывали о плаваниях на Новую Землю, как о самых обычных предприятиях, ничем не примечательных.
Итальянский ученый Юлий Помпоний Лэт (1425—1498) указывает, что «на крайнем севере, недалеко от материка, находится большой остров; там редко, почти никогда не загорается день; все животные там белые, особенно медведи». В. Загубин
[* В. Загубин, Юлий Помпоний Лэт. «Историческое обозрение», т. XVIII. СПб., 1914 ] не без основания полагает, что в этих словах Юлия Лэта мы имеем «первое упоминание о Новой Земле».
Уже вполне определенное указание на частые посещения русскими Новой Земли имеется у итальянского писателя Мавро Урбино, как это отмечает Н. Витзен в своей известной книге «Noord en Oost Tartarye» (Амстердам, 1705). Урбино пишет: «Русские, плавающие по северному морю, открыли около 107 лет тому назад остров дотоле неизвестный, обитаемый славянским народом и подверженный (по донесению Филиппа Каллимаха папе Иннокентию VIII) вечной стуже и морозу. Они назвали остров сей Филоподия, он превосходит величиной остров Кипр и показывается на картах под названием Новая Земля». Эти слова Урбино писал в начале XVII века, а потому Упоминаемое им открытие русскими Новой Земли относится к самому началу XVI века. Однако с достаточной уверенностью можно утверждать, что на самом деле русские познакомились с этим островом гораздо раньше.
Укажем еще на карту, составленную Рюйшем (Ruysch) в 1508 году. К северу от северо-западной части Азии на этой карте показан остров «Insula deserta», который можно рассматривать как одно из первых схематически? изображений Новой Земли
[* Копия карты Рюйша опубликована в National Geographic Magazine, V, 1893 ].
Возможно, что русские бывали на Новой Земле еще в XV столетии, но утверждение некоторых авторов, что Новая Земля была знакома русским даже в XI веке, следует считать необоснованным. На Новую Землю русские, несомненно, ходили из Печорского края, где, как мы видели выше, промысловые поселения стали возникать в XV веке. В XVI веке русские промышляли на Новой Земле уже регулярно. В одном документе, опубликованном Перчасом и относящемся к 1584 году, говорится, что «холмогорцы ездят на Новую Землю ежегодно».
Литература
- Алексеев М. П., Сибирь в известиях западноевропейских путешественников и писателей, ч. I, Иркутск, 1932; ч. II, Иркутск, 1936.
- Бахрушин С. В., Очерки по истории колонизации Сибири в XVI и XVII вв., М., 1927—1928.
- «Дневные записки путешествия доктора и Академии наук адъюнкта Ивана Лепехина по разным провинциям Российского государства», СПб., 1771—1805.
- Очерки по истории колонизации Севера, Петроград, 1922.
- Филиппов А. М., Русские в Лапландии в XV веке, СПб., 1901.
- Харузин Н., Русские лопари. М., 1890.