Изображение
31 июля 2012 года исключен из Регистровой книги судов и готовится к утилизации атомный ледокол «Арктика».
Стоимость проекта уничтожения "Арктики" оценивается почти в два миллиарда рублей.
Мы выступаем с немыслимой для любого бюрократа идеей:
потратить эти деньги не на распиливание «Арктики», а на её сохранение в качестве музея.

Мы собираем подписи тех, кто знает «Арктику» и гордится ею.
Мы собираем голоса тех, кто не знает «Арктику», но хочет на ней побывать.
Мы собираем Ваши голоса:
http://arktika.polarpost.ru

Изображение Livejournal
Изображение Twitter
Изображение Facebook
Изображение группа "В контакте"
Изображение "Одноклассники"

Визе В.Ю., Моря Советской Арктики

 Моря советской Арктики.jpg
По изданиям:
Визе В.Ю., Моря Советской Арктики: Очерки по истории исследования. Изд. 1–3. – М.-Л., 1936–1948.

Сканы jpg 300dpi в архиве zip 394 383 К
http://www.polarpost.ru/Library/Warehou ... rktiki.zip

Вариант в PDF файле:
Моря Советской Арктики.pdf
(76.45 МБ) Скачиваний: 1393
Содержание
  1. От Издательства. [3]
  2. Древнейшие времена. [4]
  3. Первые русские на Крайнем Севере  [9]
  4. Иностранные экспедиции XVI-XVII вв. в Баренцевом море. [17]
  5. Полярные плавания русских в XVI-XVII столетиях [39]
  6. Великая Северная экспедиция. [59]
  7. Русские на Шпицбергене. [79]
  8. Исследования Новой Земли, Вайгача и Колгуева [94]
  9. Открытие Земли Францa-Иосифа. [119]
  10. Баренцово море. [126]
  11. Ледоколы в Арктике. [132]
  12. Карское море. [142]
  13. Исследования Земли Франца-Иосифа. [166]
  14. Первые сквозные плавания Северо восточным проходом. Открытие Северной Земли [192]
  15. Исследования Северной Земли. [211]
  16. Чукотское море и остров Врангеля [220]
  17. Экспедиция Де Лонга [236]
  18. Восточно-Сибирское море. [246]
  19. Новосибирские острова и море Лаптевых [261]
  20. Экспедиции на „Сибирякове“, „Челюскине“ и „Литке“ [ [287]
  21. Освоение Северного морского пути [308]
  22. Исследование Арктики с воздуха. [331]
  23. Дрейфы „Фрама“ и „Седова“. [345]
  24. Завоевание Северного полюса [363]
  25. Указатель [397]
В приложении:
Схема кругополярной области.
Дрейфы буев в Северном Ледовитом океане и в морях Советской Арктики.

Восточносибирское море


Когда Михаил Стадухин пришел на Колыму и основал на этой реке Нижнеколымский острог (1644), до него дошли слухи о какой-то земле, лежащей к северу от устья Колымы. Некоторая «жонка погромная колымская ясырка, именем Калиба, сказывала ему», что в море, между Св. Носом и Колымой, находится большой остров, «и гораздо тот остров в виду, горы снежные и пади и ручьи знатны все». Из этих слов явствует, что местные жители во времена Стадухина знали о существовании как Новосибирских островов, так и Медвежьих.

Известие о земле, лежащей к северу от Колымы, быстро распространилось среди казаков и промышленников. В 1687 году воевода Мусин-Пушкин сообщил об острове против устья Колымы иезуиту Филиппу Аврилю. Первым русским, издали видевшим Медвежьи острова, был Михайло Наседкин. Совершая около 1702 года плавание из Колымы в Индигирку, он «присмотрел в море остров, от Колымского устья до Индигирки». Этим островом чрезвычайно заинтересовались русские власти, так как по рассказам местных жителей выходило, что он составляет одно целое с Америкой. Поэтому уже в 1711 году сибирский губернатор М. П. Гагарин поручил казаку Василию Стадухину исследовать землю к северу от Колымы. Однако из-за льдов и штормовой погоды конам Стадухина не удалось в 1712 году дойти до Медвежьих островов: «потянула с моря буря, так что мало не погибли». Неудачна была и попытка достигнуть Медвежьих островов зимою по льду, предпринятая по распоряжению Гагарина Григорием Кузяковым в 1714 году.

Первым русским, побывавшим на Медвежьих островах, был промышленник Иван Вилегин. Около 1720 года он перешел на эти острова по льду из устья Колымы и «нашел землю, токмо не мог знать — остров ли или матерая земля». Интересно, что Вилегин нашел на Медвежьих островах следы пребывания человека: «приметил он старые юрты и признаки, где прежде юрты стояли, а какие люди там жили, о том он не ведает». О следах древнего туземного населения на Медвежьих островах позже сообщали почти все путешественники, посетившие эти острова.

Вопрос, какой именно народ обитал здесь, остается загадкой до настоящего времени. Проф. X. Свердруп полагает, что население, жившее в старину на Медвежьих островах, отличалось от современных чукчей. Возможно, что в данном случае мы имеем дело со следами загадочного племени онкилонов, которое, по преданиям, некогда населяло весь Чукотский полуостров, но затем было частью уничтожено, частью оттеснено более сильными чукчами. Остатки жилищ онкилонов были в свое время обнаружены Норденшельдом в районе мыса Шмидта, а позже их видел X. Свердруп на острове Айон. По мнению некоторых исследователей, онкилоны были эскимосским племенем, другие же считают их ближайшими родственниками алеутов [*  Небезинтересно указать, что на тему об онкилонах академиком В. А. Обручевым был написан научно-фантастический роман «Земля Санникова», Л., 1926 (второе издание—Л., 1936) ].

Поиски острова к северу от Колымы, «о котором разглашено, якоб земля великая», делаются в XVIII веке главной географической проблемой Восточносибирского моря, для разрешения которой отправляются специальные экспедиции. В 1760 голу сибирский губернатор Ф. И. Соймонов поручил начальнику над Охотским и Камчатским краем полковнику Плениснеру «стараться о проведывании земель, лежащих как к северу от устья Колымы, так и против всего Чукотского побережья». В силу этого приказания Плениснер отправил в 1763 году из Анадыря два отряда: под начальством казака Николая Дауркина — на Чукотский полуостров и под начальством сержанта Степана Андреева — на Медвежьи острова.

Дауркин, вернувшись из путешествия а 1765 году, сообщал, что, по собранным от чукчей сведениям, в «Колымском море», к северу от Чукотского полуострова, лежит земля, называемая «Тикиген», на которой живут люди «храхай». Эта земля якобы перемещается при сильных ветрах на одну версту дальше в море, при тихой же погоде возвращается на старое место. Подобными фантастическими данными, почерпнутыми из чукотских сказаний, и ограничились результаты путешествия Дауркина.

Андреев доставил Плениснеру вполне достоверные сведения, ограничившиеся, однако, Медвежьими островами. В 1763 году Андреев переехал на эти острова по льду и описал их (впрочем, весьма неточно, как позже было выяснено Ф. Врангелем). По инструкции, Андреев должен был от Медвежьих островов «ехать на имеющуюся впереди к северной стороне большую землю». Этот пункт инструкции Андреев, вследствие недостатка корма для собак, выполнить не мог. По доставленным Андреевым материалам Плениснер составил первую карту Медвежьих островов, которым он и дал настоящее их название, «понеже как по журналу и рапорту Андреева [видно], что на тех островах очень довольно медвежьих следов, да и живых медведей несколько видели, а иных убили».

Плениснер был убежденный сторонник мнения, что к северу от Колымы существует «Американская земля со стоячим лесом» (то-есть земля, на которой растет лес и которая соединяется с Америкой), и потому он остался весьма недовольным результатами рекогносцировки Андреева. В 1764 году Плениснер вторично откомандировал Андреева на Медвежьи острова и на лежащую севернее «большую землю». 3 мая во время этой второй поездки Андреев увидел «вновь найденный шестый остров, весьма не мал, в длину, например, верст восемьдесят и более». На пути к этому острову, в расстоянии от него около 20 верст, Андреев«наехал незнаемых людей свежие следы на восьми санках оленьми, только перед нами проехали; и в то время пришли в немалый страх». Так как в это же время сопровождавший Андреева юкагир Е. Коновалов «обдержим стался некоторою тяжкою болезнию», то Андреев вернулся в Нижне-Колымск.

Усмотренный Андреевым большой остров к северо-востоку от Медвежьих островов больше никому видеть не удавалось, а потому возникло предположение, что Андреев либо был введен в заблуждение сильной рефракцией и торосистыми льдами, либо умышленно донес о несуществующем острове. Наконец, не исключено, что во времена Андреева этот остров действительно существовал, но впоследствии был размыт. Как бы то ни было, гипотеза о существовании к северу или к северо-востоку от Медвежьих островов неизвестной земли продолжала жить и еще во второй половине XIX века поддерживалась некоторыми видными географами (в том числе А. Норденшельдом и А. Петерманом). Эта проблематическая «Земля Андреева» иногда даже изображалась на картах.

Поездки Андреева на Медвежьи острова по времени почти совпадали с плаваниями в Восточносибирском море Н. Шалаурова, одного из пионеров освоения Северного морского пути.

Никита Шалауров и Иван Бахов [*  Сауер, участник экспедиции Биллингса, указывает, со слов казака Данилы Третьякова, что Бахов был ссыльным морским офицером (Voyage dans le Nord de la Russie Asiatique, Paris, 1802, 1, p. 178). В. Берх («Хронологическая история всех путешествий в северные полярные страны», I, стр. 144) отмечает, что Бахову была известна «часть науки кораблевождения». В «Сибирском вестнике» (1822) Бахов назван «шкипером». В 1748 г. Иван Бахов совершил плавание из Анадыря на Камчатку, причем потерпел кораблекрушение у о. Беринга, где зазимовал. В 1749 г. Бахов перебрался на Камчатку на шлюпке, построенной из остатков корабля Беринга (Les no uvelles decouvertes des Russes entre l'Asie et l'Amerique. Paris, 1781, p. 37) ] , оба купцы из Великого Устюга, в середине XVIII века подали правительству прошение о дозволении сыскать Северный морской путь из устья реки Лены в Тихий океан. В 1755 году Сенат издал указ, по которому «Ивану Бахову и Никите Шалаурову для своего промысла, ко изысканию от устья Лены реки, по Северному морю, до Колымы и Чукотского Носа отпуск им учинить». На выстроенном на Лене небольшом судне с командой из ссыльных и беглых солдат Шалауров и Бахов вышли в 1760 году в море, но из-за тяжелого состояния льдов дошли только до устья реки Яны. В следующем году ледовая обстановка была более благоприятной, и мореплаватели достигли устья Колымы, где за поздним временем года зазимовали. Во время зимовки от цынги скончался Бахов.

Летом 1762 года Шалауров на том же судне продолжал плавание на восток, но у мыса Шелагского вследствие неблагоприятных условий погоды повернул обратно. На пути он обследовал Чаунскую губу, до того еще не посещавшуюся ни одним кораблем.

После вторичной зимовки в устье Колымы Шалауров хотел в 1763 году повторить попытку пройти в Тихий океан, но его команда, уставшая от тяжелой походной жизни, взбунтовалась и разбежалась. Это, однако, не сломило упорства исследователя, и он, побывав в Москве, добился правительственной субсидии для продолжения начатых изысканий.

В 1764 году Шалауров опять вышел из устья Колымы в море, но на этот раз не вернулся: судно его было раздавлено льдами, и сам он со своей командой погиб. Обстоятельства гибели этой экспедиции неизвестны.

В 1792 году чаунские чукчи рассказывали Биллингсу, что за несколько лет до того они нашли «палатку, покрытую парусами, и в ней много человеческих трупов, съеденныхпесцами». Это был, повидимому, последний лагерь Шалаурова. В 1823 году спутник Врангеля, мичман Матюшкин, обнаружил этот лагерь, где отважный исследователь жил со своими спутниками после гибели судна. Лагерь находился к востоку от устья реки Веркона, в месте, носящем на современных морских картах название «мыс Шалаурова Изба». Чукчи рассказали Матюшкину, что много лет назад они нашли здесь хижину и в ней несколько человеческих скелетов, обглоданных волками, немного провианта и табаку, а также большие паруса, которыми вся хижина была обтянута. Матюшкин обследовал зимовье, но ему не посчастливилось найти каких-либо признаков, безусловно подтверждавших, что в хижине жил Шалауров. Позже это место посетил и Врангель, который нашел стены хижины хорошо сохранившимися, но внутренность ее всю заполненной землей и снегом. Врангель держался того мнения, что «все обстоятельства заставляют полагать, что здесь именно встретил смерть свою смелый Шалауров, единственный мореплаватель, посещавший в означенный период времени сию часть Ледовитого моря. Кажется, не подлежит сомнению, что Шалауров, обогнув Шелагский мыс, потерпел кораблекрушение у пустынных берегов, где ужасная кончина прекратила жизнь его, полную неутомимой деятельности и редкой предприимчивости».

Результатом плаваний Шалаурова в 1761—1762 годах явилась карта от устья Лены до Шелагского мыса, на которой, по словам Врангеля, берег был «изображен с геодезическою верностью, делающею немалую честь сочинителю». Шалауров произвел также наблюдения над магнитным склонением и морскими течениями.

Поиски «Земли Андреева» между тем продолжались. В 1769 году на Медвежьи острова, с целью их точной описи, а также «изыскания американской матерой земли», якобы лежащей к северу от этих островов, были отправлены прапорщики И. Леонтьев, И. Лысов и А. Пушкарев. От Медвежьих островов они прошли на север до 70°58' N и 163°07'Е, где тонкий лед и недостаток провианта заставили их повернуть обратно [*  Составленная в результате этого похода «карта секретному вояжу», на которой изображены Медвежьи острова и Колымский залив, была обнаружена в архиве Академии Наук лишь в 1934 году. Она опубликована в «Архиве истории науки и техники», вып. 9, 1936. ].

В следующем году этим же прапорщикам удалось пройти по льду приблизительно до 72°30' N и 165° Е, причем никаких признаков земли к северу от Медвежьих островов усмотрено не было, В 1771 году Леонтьев, Лысов и Пушкарев совершили еще одну поездку, но на этот раз севернее Медвежьих островов не поднимались.

В 1785 году по указу Екатерины Л была организована большая «географическая и астрономическая экспедиция», задачей которой являлась опись Чукотского берега от Колымы до Берингова пролива, а также не более и не менее, как «совершенное познание морей между матерою землею Иркутской губернии и противоположными берегами Америки». В качестве попутной задачи экспедиции предлагалось исследовать землю, будто бы усмотренную Андреевым к северу от Медвежьих островов, «или по крайней мере разведать о всех обстоятельствах этой земли, как то: остров ли оная или твердая протягающаяся от Америки земля, обитаема ли жителями и сколь оные многолюдны и прочая». Начальником экспедиции был назначен капитан-поручик Иосиф Биллингс, участвовавший в последнем плавании Кука.

Экспедиция прибыла осенью 1786 года в Верхнеколымский острог, где были заложены два судна, спущенные на воду весной 1787 года и названные «Паллас» и «Ясашна». В начале июля суда прибыли в устье-Колымы, откуда 5 июля вышли в море. На большем корабле («Паллас») находился Биллингс, а «Ясашной» командовал его помощник — Г. Сарычев, впоследствии описавший экспедицию [*  Другое описание путешествия Биллингса было дано секретарем экспедиции Сауером ].

Льды встретились уже на следующий день. Лавируя среди них, суда достигли 28 июля Большого Баранова Камня, откуда взяли курс на ENE. По мере удаления от берега «льдины становились все больше и гуще, так что, — пишет Сарычев, — мы с нуждою и с величайшею опасностью между них пробирались, ожидая ежеминутно, что сии громады раздробят наши суда». Пройдя только 11 миль, суда повернули обратно к Большому Баранову Камню. Здесь Биллингс созвал совет, постановивший возвратиться, так как «проход совсем невозможный, и все дальнейшие предприятия всуе быть должны». 6 августа (то-есть еще до начала сезона наиболее благоприятной навигации) суда были снова в Колыме.

Этим ничтожным результатом и ограничилась попытка «совершенного познания» вод между Сибирью и Америкой. «Покушения наши на Ледовитом море были неудачны»,— констатирует Сарычев. В Колыме Биллингс снова созвал совет для обсуждения вопроса, как лучше всего обогнуть мысы Шелагский и Чукотский. Участники совещания пришли к заключению, что «морем, за великими льдами, на судах исполнить того невозможно». То, что это когда-то удалось Дежневу, Сарычев объяснял тем, что «натура отступила тогда от обыкновенного своего ходу». Это, по мнению Сарычева, бывает, может быть, «во сто лет один раз». Все же совет решил «соделать еще покушение в Ледовитом море от Берингова пролива к западу для обхода кругом Шалацкого мыса».

С этой целью экспедиция переменила свою базу и перешла сухим путем в Охотск, где было построено новое судно «Слава России». На этом корабле Биллингс 15 августа 1791 года прибыл в бухту Лаврентия. Из разговоров с чукчами Биллингс узнал здесь, что льды почти постоянно держатся у Чукотского побережья и что чукчи с «нуждою ездят (на байдарах) подле самого берега». Эти сведения заставили Биллингса отказаться от намерения обогнуть на «Славе России» мыс Дежнева. Для описи берега до Колючинской губы он послал на байдаре геодезиста сержанта Гилева, сам же решил пройти на Колыму сухим путем. Гилек прекратил порученную ему съемку, не доходя около 90 миль до острова Колючина. Что касается Биллингса, то он вовсе не произвел описи Чукотского побережья, так как путь его от Мечигменской губы до Нижнеколымска пролегал на значительном расстоянии от берега. Таким образом, в отношении основной своей задачи — исследования восточной части Ледовитого океана — экспедиция Биллингса, продолжавшаяся восемь лет [*  Экспедиция покинула Петербург в 1785 году и вернулась в 1793 году ] и стоившая громадных средств, практически не сделала почти ничего.

Впервые сообщенное Дауркиным предание чукчей о земле «Тикиген», населенной народом «храхай», крепко засело в голову некоторых исследователей. Так, М. Ф. Геденштром, с поездками которого на Новосибирские острова мы познакомимся дальше, считал весьма вероятным, что «существует непрерывная почти цепь островов с самого Котельного острова до матерого берега северо-западной Америки». Для решения этого вопроса и возможного открытия новых островов к востоку от Новосибирских островов он предпринял весною 1810 года переход по морскому припайному льду от острова Новая Сибирь к устью Колымы. Геденштром покинул мыс Каменный (на острове Новая Сибирь) 5 апреля и направился со своими собачьими упряжками на восток. Пройдя по торосистому припаю около 85 километров, путешественник был остановлен открытой водой, по которой носился пловучий лед. Ввиду невозможности продолжать прямой курс к устью Колымы Геденштром повернул на юг. Три раза приближался он к державшейся на востоке открытой воде, причем убедился, что «сия вода была морская полынья, простирающаяся почти от Новой Сибири до Медвежьих островов». Определив впервые границу зимнего припайного льда в Восточносибирском море, Геденштром достиг сибирского берега около устья речки Курджигиной, откуда продолжал путь к устью Колымы.

По словам Геденштрома, путешествие по льду «было весьма трудное; торосы продолжались до 400 верст пути нашего, нарты ежечасно ломались. К счастью нашему, попадались нам очень часто медведи, без которых мы несомненно погибли бы» (из-за недостатка корма для собак).

В 1822 году путь Геденштрома повторил Анжу, который «для поиска новых земель» вышел на собаках 21 апреля с того же мыса Каменного и 3 мая вернулся на материк у устья реки Крестовой.

Поездки Геденштрома и Анжу дали весьма ценный материал для суждения о положении границы зимнего неподвижного льда в западной части Восточносибирского моря.

Придя на Колыму, Геденштром вскоре снова отправился в путь, имея в этот раз целью произвести поиски неизвестных островов к северо-востоку от Колымы. Он проехал от Большого Баранова Камня по льду около 150 километров в северо-восточном направлении и в середине мая (1810 года) был остановлен каналом открытой воды шириной около 30 метров. «Невозможно уже было следовать далее, — пишет Геденштром. — Я воротился, и сие путешествие было бесполезно».

Необходимо также упомянуть, что Геденштромом сухим путем была выполнена опись (впрочем, мало точная) сибирского берега от устья Яны до устья Колымы.

Чтобы внести, наконец, ясность в вопрос, существует ли к северу от Колымы и Чукотского побережья земля, русское правительство поручило выяснение этого вопроса экспедиции, снаряженной для съемки сибирского берега к востоку от устья Лены. С деятельностью западного отряда этой экспедиции, под начальством Анжу, мы познакомимся в следующей главе. Восточный отряд, возглавлявшийся лейтенантом Ф. П. Врангелем, назначался, согласно инструкции Адмиралтейского департамента, «для описи берегов от устья Колымы к востоку до Шелагского мыса и от оного на север, к открытию обитаемой земли, находящейся, по сказанию чукчей, в недальнем расстоянии». В отряд Врангеля входили мичман Матюшкин, штурман Козьмин и доктор Кибер.

Врангель выехал из Петербурга 4 апреля 1820 года и 14 ноября того же года прибыл в Нижнеколымск. В марте 1821 года Врангель прошел по морскому берегу, с целью его съемки, до мыса Шелагского и обратно. Через две недели по возвращении в Нижнеколымск Врангель предпринял свой первый поход по морскому льду, имевший задачей рекогносцировку к северу от Медвежьих островов. Он вышел на собаках 7 апреля из Сухарного (в устье Колымы) и через три дня достиг восточного острова из группы Медвежьих островов, названного Врангелем Четырехстолбовым, по находившимся на острове четырем чрезвычайно характерным гранитным столбам. Описав остров, Врангель 12 апреля направился по неподвижному морскому льду на север. По мере продвижения вперед состояние ледяного покрова становилось все менее и менее надежным — путники приближались к границе между припаем и дрейфующим льдом. «Бесчисленные, по всем направлениям разбегавшиеся во льду щели, выступавшая из них мутная вода, мокрый снег, смешанный с земляными и песчаными частицами, — все уподобляло разрушенную поверхность моря необозримому болоту, — так Врангель описывает встреченный здесь ледяной покров. — Судьба наша зависела от дуновения ветра. Каждый несколько сильней шквал мог совершенно раздробить или разогнать поддерживавшие нас глыбы и превратить место, где мы стояли, в открытое море».

16 апреля, достигнув 71°43'N и находясь в 230 километрах к северу от Малого Баранова Камня, Врангель был вынужден повернуть обратно. Описав попутно Медвежьи острова, отряд вернулся 10 мая в Нижнеко-лымск, сделав всего 1290 километров. В этой первой поездке по морскому льду Врангелю, кроме Матюшкина, сопутствовал колымский купец Бережной.

Лето 1821 года было использовано для различных описных работ. Штурман Козьмин объехал на лошадях и заснял берег от устья реки Малой Чукочьей до Индигирки, Матюшкин посетил реки Большой и Малый Анюи, Врангель произвел некоторые работы в устье Колымы.

Весною 1822 года Врангель предпринял вторую поездку по морскому льду в поисках неизвестной земли. 25 марта он прибыл к Большому Баранову Камню. По словам Врангеля, этот мыс получил свое название от «диких баранов, во множестве здесь водящихся; с неимоверною быстротой карабкаются они по крутым скалам мыса». От Большого Баранова Камня курс был взят на NE 30°.

Передвижение по сильно торосистому льду было связано с громадными трудностями. «С помощью пешней пробивались мы через гряду плотных торосов неимоверной толщины, — рассказывает Врангель. — Лед их был чрезвычайно тверд. Местами был он смешан с голубоватою глиною и крупным песком. Почти на каждом шагу ломались нарты и рвалась упряжь. Несмотря на все предосторожности, сани скользили с гладких хребтов торосов и падали в промежутки, подобные оврагам. Вытаскивать оттуда нарты, держась на узкой и скользкой полосе льдин, стоило несказанных трудов. Люди и собаки совершенно измучились. Все более или менее были ушиблены». 21 апреля, достигнув широты 71°52' N и «видя, что в качестве льдов нельзя ожидать никакой перемены, и опасаясь от крайнего изнурения собак и сильного повреждения нарт лишиться того и другого», Врангель решил здесь остановиться, послав вперед на разведку Матюшкина. Последний прошел на север около 10 километров и достиг окраины припайного льда, которая в то время как раз взламывалась. Эту картину Матюшкин описывает следующим образом: «Ледовитое море свергало с себя оковы зимы; огромные ледяные поля, поднимаясь почти перпендикулярно на хребтах бушующих волн, с треском сшибались и исчезали в пенящейся пучине и потом снова показывались на изрытой поверхности моря, покрытые илом и песком. Невозможно представить себе что-нибудь подобное сему ужасному разрушению».

От того места, где Матюшкин был послан вперед, Врангель прошел еще некоторое расстояние на WNW и 1 мая достиг широты 72°02' (на меридиане 164° 10' Е). Здесь путники повернули и взяли курс на мыс Шелагский. Подойти к самому мысу им, однако, не удалось из-за чудовищных нагромождений торосов. 16 мая Врангель прибыл в устье Колымы, где совершенно неожиданно встретился с Анжу, только что закончившим свой переход по морскому льду с острова Новая Сибирь. «Неожиданное свидание в отдаленных льдистых пустынях доставило нам великую радость», — пишет Врангель.

За вторую свою поездку на север Врангель сделал 1445 километров. Летом 1822 года Врангель совершил поездку по Каменной тундре (к востоку от Колымы) и определил на морском берегу ряд астрономических пунктов. Часть этих наблюдений была выполнена в тех же местах, где наблюдала экспедиция Биллингса. Сличая свои результаты с результатами наблюдений экспедиции Биллингса, Врангель выяснил, что в сделанных последней экспедицией определениях географической широты имелась ошибка в 14 минут. В начале 1823 года Козьмин ездил на Медвежьи острова с целью более точной съемки Крестовского острова.

Третью поездку по льду на север Врангель решил предпринять в районе мыса Шелагского. Он вышел из Сухарного 9 марта 1823 года и 20 марта прибыл на мыс Шелаг-ский. Здесь Врангель повстречался с одним чукотским старшиною, который на вопрос, существует ли какая-нибудь земля к северу от Чукотского побережья, ответил следующее: «Между мысом Ерри и Ир-Кайпио [*  Мыс Шелагский и Мыс Шмидта ], близ устья одной реки, с невысоких прибрежных скал в ясные летние дни бывают видны на север, за морем, высокие, снегом покрытые горы, но зимою, однакож, их не видно. В прежние годы приходили с моря, вероятно оттуда, большие стада оленей, но, преследуемые и истребляемые чукчами и волками, теперь они не показываются». Не подлежит сомнению, что чукча имел в виду остров Врангеля, который во времена Врангеля еще не был открыт. О том, что с мыса Якан этот остров иногда бывает виден, чукчи рассказывали неоднократно.

Среди чукчей в свое время был очень распространен рассказ о переселении на остров Врангеля онкилонов.

Врангель приводит чукотское предание, по которому онкилонский старшина Крехай после того, как онкилоны были разбиты чукчами, бежал на остров Шалаурова, а оттуда вместе со своей родней перебрался на байдарах на землю, «в ясные солнечные дни видимую с мыса Якан» (то-есть на остров Врангеля).

Более подробные сведения об этом были собраны в 1828 году по поручению якутского областного начальника нижнеколымским Жителем Трифоновым. Чукотский тойон Николай Слепцов Ятыргин сообщил ему, что его прадед чукча Кугильнин «по немирным обстоятельствам в чукотской их землице отошел [*  Это событие можно отнести к первой половине XVIII столетия ] с прочими в немалом количестве с семействами зимним путем на оную землю [*  Эту землю, по словам Ятыргина, «весною и летом в тихий летний день с мыса Якана совершенно видают» ] а за ним в скором времени сотоварищ того Кугильнина чукча Керекхет переправился летом на байдаре, и никто из оных ушедших чукоч оттоль не возвращался; не только впоследствии, времени назад тому примерно около пятидесяти лет, к находившемуся тогда близ мыса Якана одному семейству приходили с упоминаемой земли три человека, каждый из них вел с собою по две собаки. Из сих прохожих один просил у женщины того семейства для питья воду на чукотском языке, впрочем, они разговаривали между собою на незнаемом ей наречии. Затем, переменив побитые на ногах обуви, немедленно ушли обратно в море» [*  Показание Ятыргина хранится в Архиве Академии наук СССР ].

В связи с рассказом Ятыргина и приводимым Врангелем преданием интересно отметить, что в 1937 году на острове Врангеля, около мыса Фомы, были обнаружены остатки древнего жилища и предметы домашнего обихода охотника [*  «Проблемы Арктики» № 3, 1941, стр. 75 ].

По словам живущих на острове Врангеля эскимосов и чукчей, жилье у мыса Фомы старинного происхождения и похоже на древние землянки онкилонов, встречающиеся на Чукотском побережье. Можно упомянуть, что и среди аляскинских эскимосов распространен рассказ о какой-то земле на севере, населенной людьми. Так, об этом в 1832 году рассказывал врачу гидрографического судна «Plover» эскимос с мыса Барроу.

От мыса Шелагского Врангель пошел на восток и 23 марта достиг мыса, которому он дал название мыса Кибера, в честь участника экспедиции доктора Кибера.

25 марта 1824 года Врангель выступил от устья реки Веркона на север. Почти сразу же встретились хаотические нагромождения высоких торосов. После двух дней чрезвычайно утомительного пути Врангель решил оставить главную часть груза в вырубленной во льду яме и двигаться вперед налегке, с четырьмя нартами и запасом продовольствия на пять дней. Однако еще прежде, чем путники тронулись, сильным ветром взломало лед около лагеря. «Лед с шумом трескался, — пишет Врангель, — щели расширялись, и некоторые простирались до 15 сажен ширины. Льдина, на которой находились мы, носилась по морю. Так провели мы часть ночи, в темноте и ежеминутном ожидании смерти». К утру лед сплотило, и Врангель решил продолжать путь. Часто встречались недавние полыньи, покрытые тонким льдом, который прогибался, а иногда и ломался под нартами.

4 апреля, в северной широте 70°51' и восточной долготе 175°27, большой канал совершенно преградил путь. «Мы взлезли на самый высокий из окрестных торосов в надежде найти средство проникнуть далее, но, достигнув вершины его, увидели только необозримое открытое море. Величественно-ужасный и грустный для нас вид! На пенящихся волнах моря носились огромные льдины и, несомые ветром, набегали на рыхлую ледяную поверхность, по ту сторону канала лежавшую. С горестным удостоверением в невозможности преодолеть поставленные природою препятствия исчезла и последняя надежда открыть предполагаемую нами землю, в существовании которой мы уже не могли сомневаться [*  Имеется в виду остров Врангеля ].

Должно было отказаться от цели, достигнуть которой постоянно стремились мы в течение трех лет, презирая все лишения, трудности и опасности. Бороться с силою стихий и явною невозможностью было безрассудно и еще более — бесполезно. Я решился возвратиться».

Обратный путь к берегу, от которого Врангель находился в расстоянии 150 километров, был также тяжелым. Когда путники находились уже недалеко от суши, буря взломала лед. «Море сильно взволновалось. Огромные ледяные горы встречались на волнах, с шумом и грохотом сшибались и исчезали в пучине; другие с невероятною силою набегали на ледяные поля и с треском крошили их. Вид взволнованного полярного моря был ужасен. В мучительном бездействии смотрели мы на борьбу стихий, ежеминутно ожидая гибели».

Достигнув суши, Врангель пошел на восток, производя съемку берега. 20 апреля он достиг мыса Якан, где долго наблюдал горизонт в надежде увидеть землю, про которую рассказывали чукчи. Однако ни малейших признаков острова, впоследствии названного его именем, Врангель не увидел. 22 апреля Врангель дошел до мыса Шмидта, где встретил старика-чукчу, который еще помнил, как сюда подходили корабли Кука (1778). Съемку берега Врангель довел до острова Колючина. 22 мая он уже снова был в Нижнеколымске. Отсюда Врангель через Среднеколымск поехал в Якутск и 27 августа 1824 года прибыл в Петербург.

При использованном экспедицией Врангеля способа транспорта — собачьих нартах — она в отношении рекогносцировки неисследованных районов Восточносибирского моря едва ли могла сделать больше того, что ею было выполнено. И хотя экспедиция Врангеля не открыла новых земель (единственная земля, которую экспедиция могла бы открыть, —это остров Врангеля), тем не менее географические заслуги ее, благодаря картированию сибирского берега от Индигирки до Колючин-ской губы, весьма значительны. Съемки Врангеля и его спутников основывались на хорошо определенных (по тому времени) астрономических пунктах; исключительную ценность представляют произведенные Врангелем геомагнитные наблюдения.

По возвращении из экспедиции Врангель возбудил ходатайство об отпуске средств для открытия и исследования земли, лежащей к северу от мыса Якан (то-есть острова Врангеля), но Морское министерство отказало ему в этом, и честь открытия этой земли, как мы видели выше, выпала на долю англичан. В 1829 году Врангель был назначен губернатором русских владений в Северной Америке (то-есть Аляски), а позже директором Российско-американской компании. Когда в Государственном совете был поднят вопрос о ликвидации Российско-американской компании и продаже Аляски Соединенным Штатам Америки, Врангель горячо протестовал против этого проекта. Тем не менее в 1867 году Аляска была продана за семь миллионов двести тысяч долларов [*  Интересно указать, что за семьдесят лет владения Аляской (1867—1936) Соединенные Штаты вывезли отсюда мехов на триста миллионов долларов, золота на четыреста семьдесят миллионов долларов и рыбы (главным образом лососевых консервов) больше чем на миллиард долларов ].

После Врангеля специальные экспедиции для поисков «Земли Андреева» больше уже не отправлялись, но попутно этой географической проблемой интересовались некоторые экспедиции. Так, в 1913 и 1914 годах попытки исследовать белое пятно к северу от Медвежьих островов и к западу от острова Врангеля были сделаны гидрографической экспедицией на «Таймыре» и «Вайгаче», но вследствие тяжелых льдов проникнуть в эту область не удалось. По той же причине не увенчалась успехом и попытка расшифровать это «белое пятно», предпринятая «Челюскиным» в 1933 году. В следующем году ледокол «Красин» проник на меридиане 171°10' Е до широты 72°41' N, причем никаких признаков земли здесь обнаружено не было. Выполненными в 1935 году разведками с самолета В. С. Молокова и дальнейшими полетами советских летчиков рассеяна последняя надежда найти Землю Андреева.

Дальнейшему уточнению карт южного побережья Восточносибирского моря после работ Анжу и Врангеля в особенности способствовала экспедиция геолога К. А. Воллосовича. Участники этой экспедиции топограф Н. А. Июлин и астроном Е. Ф. Скворцов обошли летом 1909 года на оленях берег от устья Яны до устья Алазеи и положили его на карту, а К. А. Воллосовичем было выяснено геологическое строение этой береговой полосы. Большие работы по съемке берега Восточносибирского моря были выполнены гидрографической экспедицией на «Таймыре» и «Вайгаче».

Материалы по лоции этого побережья добыла также экспедиция Аэрофлота, в течение двух лет (1931—1932) прошедшая вдоль берега от Берингова пролива до устья Лены с целью изыскания воздушного пути. Летом 1931 года экспедиция обследовала на двух кавасаки участок от мыса Дежнева до устья Колымы. Перезимовав в Среднеколымске, экспедиция следующим летом продолжала плавание на запад на моторном боте «Пионер». Более подробно экспедиция обследовала устья рек (Чукочьей, Алазеи и Индигирки) и губы Хромскую и Омуляхскую.

Из работ, произведенных в отдельных районах побережья Восточносибирского моря, следует отметить исследования в устье Индигирки в 1932 году и работы Восточнополярной экспедиции в Чаунской губе в 1932— 1933 годах. В 1934—1935 годах эта губа была заснята экспедицией С. В. Обручева, во время которой с большим успехом были применены аэросани. В 1935 году в устьях Индигирки и Колымы работали специальные гидрографические отряды.

Начиная с 1933 года на побережье и прибрежных участках Восточносибирского моря систематически работают специальные экспедиции Гидрографического управления Главсевморпути, частью зимовочные, базирующиеся на берег и проводившие свою работу в течение всего года, а частью работавшие только во время навигации на небольших гидрографических судах.

Нередко зимовочным экспедициям приходилось работать в крайне сложных и трудных условиях. Покидая свою базу (судно или временную станцию, оборудованную на берегу), гидрографы на утлых шлюпках, под парусами, а часто и под веслами совершали походы по реке и взморью протяженностью по тысяче с лишним километров. Наибольшего размаха гидрографические работы достигли в связи с развитием мореплавания и необходимостью детального прибрежного промера, оконтуривания десятиметровой изобаты и обследования, лежащих под берегом банок.

В 1939—1941 годах гидрографическим отрядом под начальством П. А. Павлова было обследовано нижнее течение Индигирки на протяжении 300 километров. Обстоятельные гидрографические работы выполнены, в районе Чаунской губы и острова Айон гидрографом Л. И. Бордюг (1936—1937) и экспедицией на судне «Вихрь» (1941 и 1943). Гидрографическая съемка побережья от устья Колымы до острова Айон выполнена В. И. Вильчинским в 1940—1941 годах.

Базой отряда В. И. Вильчинского был пустынный берег у устья реки Раучуа. «Дикий, необжитый берег, — пишет начальник отряда, — невольно навеял на нас грустное, тоскливое чувство. Две жалкие полуразрушенные хибарки фактории (ветхий жилой домик и склад) только подчеркивали унылость и суровость ландшафта». Однако вскоре после высадки гидрографов здесь вырос городок белых палаток. Грустить было некогда, люди принялись за работу. На следующее утро застучали топоры. «Кроме рук, сметки и некоторого количества необходимых инструментов, мы ничего не имели», — пишет Вильчинский. Не было ни гвоздей, ни досок. Сами пилили бревна на доски, разбирали тару — ящики и фанерой от них крыли крышу, прибивая ее гвоздями, полученными из тех же ящиков. Почти две недели гидрографы при 15—20 — градусных морозах жили в палатках. В начале октября они, наконец, попали под надежную крышу. Основные промерные работы производились зимой, в пургу, в жестокие морозы.

В навигационном отношении весьма важным является изучение устья реки Колымы. После рекогносцировочных работ Г. Я. Седова в 1909 году и Грюнфельдта в 1912 году устьевой участок этой реки не исследовался до советского периода. В 1934—1935 годах гидрографической экспедицией под начальством И. И. Музылева были обстоятельно обследованы бар и нижнее течение реки Колымы, в 1936—1937 годах в устье Колымы работала экспедиция Арктического института, в 1935—1938 годах здесь были выполнены портовые изыскания.

Некоторые материалы по гидрологии Восточносибирского моря доставили экспедиции, совершавшие сквозные плавания между Атлантическим океаном и Тихим («Вега» — 1878, «Мод» — 1919, «Сибиряков» — 1932, «Челюскин» — 1933, «Литке» — 1934 и другие). В северной части Восточносибирского моря обстоятельные исследования произвела экспедиция на «Мод» в 1922— 1924 годах.

Мы уже видели, что судно экспедиции Амундсена «Мод», затратив два года на прохождение Северного морского пути, в июле 1920 года достигло Берингова пролива. После непродолжительной стоянки в Номе на Аляске «Мод» в том же году вышла на север, чтобы начать дрейф через Полярный бассейн.

Однако к северу от Берингова пролива было встречено весьма неблагоприятное состояние льдов, и «Мод» была вынуждена зазимовать у мыса Сердце-Камень. Во время этой зимовки капитан корабля Оскар Вистинг [*  В плаваниях на «Мод» в 1920—1925 годах Р. Амундсен не участвовал, так как в это время он полностью отдался осуществлению планов достижения высоких широт по воздуху ] и проф. X. Свердруп совершили, с целью производства магнитных на блюдений, санную поездку по Чукотском) побережью от мыса Сердце-Камень до залива Креста.

В конце августа 1921 года «Мод» вынуждена была вернуться в Сиаттль на Аляске. Ввиду позднего времени года, а также необходимости произвести ремонт судна и пополнить снаряжение экспедиции выход в полярное плавание был отложен на 1922 год.

«Мод» вышла вторично из Нома к дрейфующим льдам Полярного бассейна 28 июня 1922 года. Командование кораблем находилось в руках капитана О. Вистинга, научные работы были возложены на проф. X. Свердрупа и его помощника — молодого шведского геофизика Ф. Мальмгрена. На «Мод» находился небольшой самолет «Ориоль» Кертиса, который обслуживался летчиком О. Далем. Крометого, в экспедиции участвовали еще четыре человека судового состава (штурман К — Танеев, машинист С. Сювертсен, радист Г. Олонкин и чукча Какот, исполнявший обязанности юнги).

Уже 8 августа, находясь в виду острова Геральд (71°16' N, 175W W), «Мод» оказалась в сплоченных льдах, в которых не могла продвигаться вперед. «Никому из нас не пришло тогда в голову, что наступил конец всякого движения при помощи мотора и что дрейф уже начался», — пишет X. Свердруп. Как и «Жаннетту», «Мод» понесло сперва на север, а затем на запад и северо-запад, с той только разницей, что к западу от меридиана острова Врангеля путь «Мод» пролегал на 50—100 миль южнее пути «Жаннетты». Это доставило Вистингу и его спутникам большое разочарование, так как они надеялись, что их вынесет на большие глубины Полярного бассейна. Однако в течение всего своего дрейфа «Мод» так и не выходила за пределы материковой отмели.

Зима 1922/23 года и лето 1923 года, когда «Мод», обогнув остров Врангеля с севера, уже находилась в Восточносибирском море около параллели 75°N, прошли сравнительно спокойно, и корабль почти не подвергался давлению льдов. В июне впервые был испробован самолет, но неудачно. Второй опыт закончился совсем печально: при взлете самолет разбился и навсегда вышел из строя. В это же лето мореплаватели потерпели еще более горестную утрату: от воспаления мозга скончался машинист Сювертсен. Таким образом, на «Мод» оставалось только семь человек.

Осенью начались сильные сжатия льда, причем льдина, около которой «Мод» находилась в течение 13 месяцев, разломалась на мелкие куски. Это первое серьезное испытание корабль выдержал блестяще. «Не думаю, — пишет Свердруп, — чтобы льду удалось одолеть «Мод» где бы и когда бы то ни было». Свердруп оказался прав, ибо при дальнейших сжатиях корабль оставался невредимым.

Весною 1924 года, после 20 месяцев дрейфа в полярных льдах, мореплаватели увидели на горизонте землю. Это были небольшие острова Вилькицкого и Жохова. В конце апреля, когда «Мод» приблизилась к острову Вилькицкого, Вистинг дважды пытался добраться до острова на санях, но оба раза был вынужден вернуться с полпути вследствие большого количества полыней и каналов во льду.

Начиная с весны 1924 года, скорость западного дрейфа заметно увеличилась, и в середине июня «Мод» находилась уже к северу от Фаддеевского острова, приблизительно в 100 километрах. Здесь кораблю еще раз пришлось выдержать жестокий напор льдов. Крен судна достиг 23°, «ходить по палубе нечего было и думать, приходилось ползать, крепко держась за что попало. Вода залила большую часть палубы, борт у середины судна отстоял от воды всего на один фут. Положение казалось страшным. Правым бортом «Мод» была прижата к старой крепкой льдине, с левой же стороны к корпусу беспрестанно наваливали новые груды льда». Но и на этот раз замечательный корабль вышел победителем.

В начале июля около судна появилось много открытой воды, и 10 июля, после двухгодового дрейфа, «Мод» снова пошла под мотором. Однако попытка обогнуть с севера Новосибирские острова удалась не сразу — льды были еще слишком сплоченными, и «Мод» в течение целого месяца тщетно искала прохода.

9 августа корабль находился перед северным входом в Благовещенский пролив (между островом Новая Сибирь и Фаддеевским островом). Вистинг попытался пройти этим проливом на юг. «Мы пробивались вперед от одной полыньи к следующей, — пишет Свердруп, — таранили, давали задний ход, снова таранили, проталкивались изо всех сил и, наконец, пробили последнюю перемычку». Однако у южного входа в пролив мореплавателей ждало разочарование — лед стоял там сплошной стеной. Пришлось опять возвратиться на север. 13 августа «Мод» стала огибать остров Фаддеевский с севера, но у мыса Нерпичьего была остановлена льдом. Свердруп воспользовался этой вынужденной стоянкой и сделал высадку на остров. Только 17 августа удалось, наконец, обогнуть остров Котельный, а на следующий день «Мод» вышла в море Лаптевых на чистую воду.

После двух лет дрейфа, который пролегал по материковой отмели, притом южнее пути «Жаннетты», стало ясно, что «Мод» едва ли пронесет ближе к полюсу, чем в свое время пронесло «Фрама». Поэтому Амундсен радировал на «Мод», чтобы она возвращалась в Аляску. Однако мореплавателям не посчастливилось выйти в Тихий океан в том же году, и им пришлось пережить еще третью зимовку. 27 августа непроходимые льды остановили судно у Большого Баранова Камня. Видя полную невозможность пробиться дальше на восток, Вистинг повернул обратно и 7 сентября поставил «Мод» у острова Четырехстолбового. «Мы вышли из дрейфующих льдов, но не вышли изо льдов, — замечает Свердруп. — Впереди у нас был еще целый год [*  Для X. Свердрупа и О. Вистинга это была уже шестая полярная зима, которую они провели на борту "Мод" (1918-1921, 1922-1925) ].

Наша вынужденная зимовка у Медвежьих островов явилась для нас великим разочарованием. Но терять мужество и бодрость было бесполезно. Мы показали, что каждый человек на судне был сделан из крепкого материала».

Только в середине июля следующего года (1925) судно получило возможность продолжать свое плавание, а приблизительно через месяц «Мод» была в Беринговом проливе. «Мы вышли, наконец, изо льда, — пишет Свердруп. — Он победил нас в том отношении, что нам не пришлось продрейфовать через Полярный бассейн, но покончить с «Мод» ему все же не удалось. Норвежское кораблестроение снова [*  Свердруп имеет в виду плавание "Фрама" в 1893—1896 годах ] одержало победу над льдом».

В научном отношении плавание на «Мод» принесло богатую жатву. В особенности ценные результаты были добыты X. Свердрупом по динамике вод Восточносибирского моря, его метеорологическому и аэрологическому режиму, а также по земному магнетизму. Произведенные Ф. Мальмгреном наблюдения над жизнью полярных льдов, им же самим обработанные, поставили имя этого молодого ученого (трагически погибшего через три года по возвращении из экспедиции на «Мод», в результате катастрофы с дирижаблем «Италия») в ряды наиболее выдающихся гляциологов.

После «Мод» крайняя северо-западная часть Восточносибирского моря, где расположена группа островов Де Лонга, была впервые посещена экспедицией на «Садко» в 1937 году. «Садко» подходил к островам Генриетты, Жаннетты, Жохова и Беннетта, причем на этих островах, а также в омывающих их водах были выполнены обширные исследовательские работы (см. ниже, в главе о Новосибирских островах). В навигацию 1938 года остров Генриетты с целью смены зимовщиков на станции посетило гидрографическое судно «Охотск», базировавшееся на Владивосток.

В 1938 году интересный дрейф претерпел парусно-моторный бот «Ост», который должен был совершить сквозное плавание из Архангельска в бухту Провидения. Во второй половине сентября этот бот был затерт тяжелыми льдами в районе острова Айон. Попытки подошедшего на помощь ледокола «Красин» взять бот на буксир и вывести его из льдов окончились неудачей. Сняв с бота большую часть команды и оставив на нем только 8 человек с капитаном А. Успенским во главе, для которых имелся запас продовольствия на три года, «Красин» пошел на восток. Дрейф «Оста» начался в точке 70°22' N и 167°23'Е. В ноябре судно испытало сильное сжатие, но после этого ледовая обстановка была сравнительно спокойной. С осени по февраль«Ост» продрейфовал сперва 115 миль с востока на запад, а потом примерно столько же в обратном направлении, после чего оказался в малоподвижном состоянии в районе мыса Большого Баранова. В конце июня 1939 года, когда судно находилось в широте 69°52' N и долготе 165°26'Е, началась подвижка льда. Судно стало пробиваться вперед, но потеряло две лопасти винта. 20 июля лед разредило до восьми баллов. «Ост» поднял паруса и на следующий день вышел на чистую воду. У мыса Большого Баранова к «Осту» подошел буксир, доставивший его в бухту Амбарчик.

Наши сведения о распространении припая в зимнее время в Восточносибирском море долгое время ограничивались данными, доставленными исследователями второй половины XVIII и начала XIX века. В последнее время эти данные были пополнены самолетами, а также сотрудником станции на острове Четырехстолбовом Н. П. Фильковым, прошедшим в мае 1937 года с собачьими упряжками 200 километров по льду к северу от Медвежьих островов и давшим обстоя тельное описание ледяного покрова. В крайней северной точке, достигнутой на припае Фильковым (72°29' N, 162°24' Е), лед был чрезвычайно торосистым (торосы достигали высоты в 20 и более метров), что и побудило Филькова повернуть обратно.

Освоение Восточносибирского моря в навигационном отношении потребовало устройства на его берегах ряда метеорологических радиостанций — в дореволюционное время их здесь не было вовсе. Первая метеорологическая радиостанция Восточносибирского моря была выстроена Академией Наук СССР в 1928 году на юго-восточном берегу острова Большого Ляховского.

На крайнем северо-западе моря до июля 1940 года существовала полярная станция на одиноком скалистом островке Генриетты (в группе островов До Лонга). При ее консервации находившийся на островке коллектив полярников был снят самолетом.

Во время навигации, так же как и в других районах, в ряде пунктов Восточносибирского моря работают временные выносные станции, ведущие наблюдение за морем и льдом.


Литература
  1. Берх В., Несчастное плавание якутского купца Никиты Шалаурова по Ледовитому морю, «Сын отечества», 1819.
  2. Визе В., Земля Андреева, Arctica, книга 1, Л., 1933.
  3. Врангель Ф., Путешествие по северным берегам Сибири и по Ледовитому морю, СПб., 1841.
  4. Ленско-колымская экспедиция 1909 года под начальством К. А. Воллосовича, «Труды Комиссии по изучению Якутской АССР», XV, Л., 1930.
  5. Путешествие Геденштрома по Ледовитому морю и островам оного, лежащим от устья Лены к востоку, «Сибирский вестник», ч. XIX, 1822.
  6. Путешествие флота капитана Сарычева по северо-восточной Сибири, Ледовитому морю и Восточному океану, СПб., 1802.
  7. Свердруп Г. У., Плавание на судне «Мод» в водах морей Лаптевых и Восточносибирского, «Материалы Комиссии по изучению Якутской АССР», вып. 30, Л., 1930.
  8. Sauer М., An account of a geographical and astronomical expedition to the northern parts of Russia by commodore Joseph Billings in the years 1785 to 1794., London 1802.

Пред.След.