В конце шестидесятых годов прошлого столетия знаменитый русский метеоролог А. И. Воейков поставил вопрос об организации большой экспедиции для исследования русских полярных морей. Эту идею горячо поддержал известный географ и революционер П. А. Кропоткин. Различные соображения, а главным образом наблюдения над льдами Баренцева моря привели Кропоткина к заключению, что «между Шпицбергеном и Новой Землей находится еще не открытая земля, которая простирается к северу дальше Шпицбергена и удерживает льды за собой... Возможное существование такого архипелага указал в своем превосходном, но мало известном докладе о течениях в Ледовитом океане русский флотский офицер барон Шиллинг». В 1870 году Кропоткин составил проект экспедиции. Однако царское правительство отказало в средствах, и экспедиция не состоялась.
Вскоре после этого за границей возник план большой экспедиции для исследования области к северо-востоку от Новой Земли, — в то время область эта представляла собою белое пятно на карте. Этот план был предложен лейтенантами австрийского флота Юлиусом Пайером и Карлом Вейпрехтом. Они сумели убедить нескольких богатых лиц в важности проектировавшегося исследования. Необходимые деньги были собраны, и 13 июня 1872 года специально построенное для этой экспедиции деревянное паровое судно «Тегеттгоф» покинуло германский порт Бремергафен и направилось в Баренцово море.
Тот год был в Баренцовом море, как мы уже отмечали, очень ледовитым. «Тегеттгофу» не удалось дойти даже до северной оконечности Новой Земли, так как в конце августа судно было затерто льдами у западного берега этого острова, несколько севернее небольших островов Баренца.
Когда «Тегеттгоф» сжало льдами около Новой Земли, никто и не думал, что льды пленили судно навсегда.
Все участники экспедиции считали, что через несколько дней, в крайнем случае недель льды разойдутся, и судно снова получит возможность двигаться. «Если бы мы знали, в тот вечер, когда льды сошлись вокруг «Тегеттгофа», — пишет Пайер, — что отныне наше судно проклято безвольно следовать прихоти льдов, что настоящим судном оно уже никогда не будет, мы могли бы впасть в отчаяние».
Осенью «Тегеттгоф» вместе со льдами вынесло в открытое море. Наступила полярная ночь с ее штормами и метелями. Льды со страшной силой напирали на судно, грозя раздавить его, как ореховую скорлупу. Все было приготовлено на тот случай, если придется оставить судно. Чуть ли не ежедневно, когда грохот льда и треск судна возвещали о начавшемся сжатии, участники экспедиции бросались в каюты, наспех одевались и выбегали на палубу, каждую минуту готовые спрыгнуть на лед. «Это были жуткие моменты, говорит Пайер, — когда приходилось одеваться, чувствуя, как дрожат стенки судна, в то время, как снаружи лед трещал и скрипел. Выбегаешь на палубу с котомкой в руке, готовый бросить судно и начать странствовать — куда, никто из нас не знал. А льдины кругом все продолжали громоздиться одна на другую, взлезая на палубу. Ничто не оставалось в покое».
Сто тридцать суток судно находилось под постоянной угрозой быть раздавленным льдами и пойти ко дну. К весне, когда льдины вокруг «Тегеттгофа» смерзлись в большие поля, наступила более спокойная пора. К этому времени ветры и течения отнесли судно далеко от того места, где оно было захвачено льдами: оно находилось в 250 километрах к северу от Новой Земли, в водах, которые до этого еще не посещались человеком.
Наступило лето, но положение «Тегеттгофа» не изменилось. Попрежнему судно находилось в крепких тисках льда, и вокруг него до самого горизонта простиралась белая пустыня. Надежды на освобождение судна изо льдов рухнули, и мореплаватели уже стали свыкаться с мыслью о второй вынужденной зимовке в плавучих льдах. Продовольствия пока было достаточно, так как экспедиция, выходя из Бремергафена, предусмотрительно захватила его с расчетом на два с половиной—три года.
Но вот, совершенно неожиданно, 30 августа 1873 года произошло важное событие в монотонной жизни затертого во льдах корабля. «Около полудня, — рассказывает Пайер, — мы стояли, облокотившись о борт корабля, и бесцельно глядели в туман, который то тут, то там начинало разрывать. Внезапно на северо-западе туман рассеялся совсем, и мы увидели очертания скал. А через несколько минут перед нашими глазами во всем блеске развернулась панорама горной страны, сверкавшей своими ледниками. В первое время мы стояли точно парализованные и не верили в реальность открывавшейся перед нами картины. Затем, осознав наше счастье, мы разразились бурными криками: «Земля, земля!!!» Предположение Кропоткина о существовании земли на севере Баренцова моря блестяще оправдалось. Австрийцы назвали ее Землею Франца-Иосифа.
Вскоре после того, как экспедиция увидела впервые этот архипелаг, северными ветрами «Тегеттгоф» стало относить к югу. Вступить на вновь открытую землю австрийцам удалось только 1 ноября. Первым был посещен небольшой остров на юго-востоке Земли Франца-Иосифа, названный островом Вельчека — в честь лица, финансировавшего экспедицию. В это время уже снова настала полярная ночь. «Когда мы вступили на сушу, мы не заметили, что она состояла только из снега, голых скал и смерзшихся камней и что, в сущности, на земле едва ли мог существовать более печальный и безнадежный уголок, чем этот остров. Нам он казался настоящим раем». Так Пайер описывает свое первое впечатление от острова Вельчека. Темнота не позволила немедленно приступить к исследованию открытой земли. Приходилось ждать окончания длинной, стодвадцатипятисуточной полярной ночи. Опять однообразно потекла жизнь на судне.
Усилились заболевания цынгой, которые случались и в первую зиму. В начале марта от этой болезни скончался машинист Криш. Весною заболевания прекратились. Этому способствовала главным образом удачная охота на белых медведей, которых убили 67 штук.
Как только взошло солнце, австрийцы стали готовиться к санным путешествиям для исследования Земли Франца-Иосифа. Первая экскурсия была предпринята в середине марта. Пайер посетил мыс Тегеттгоф и поднялся на ледник Сонклар на острове Холла. Погода стояла маловетреная, но было очень холодно, и на вершине ледника термометр Цельсия показывал 50° ниже нуля. Это самая низкая температура, до сих нор отмеченная на Земле Франца-Иосифа. Путешественники, недостаточно хорошо снаряженные для такой стужи, во время ночевок в палатке очень страдали от холода.
В конце марта Пайер, в сопровождении шести других участников экспедиции, вышел в большую санную экспедицию. Собак у австрийцев имелось только три, и поэтому перетаскивать сани приходилось людям. В эту экспедицию Пайеру удалось дойти до крайней северной оконечности Земли Франца-Иосифа, названной им мысом Флигели. Пайер, однако, не знал, что этот мыс является самой северной точкой открытого австрийцами архипелага; ему казалось, что дальше к северу находится еще другая земля, он даже дал этой земле название — Земля Петермана. Впоследствии другие экспедиции выяснили, что никакой земли к северу от мыса Флигели не существует. Очевидно, Пайер принял за землю гряду торосов. Такая ошибка вполне возможна, и случаи, когда полярные исследователи принимали нагромождения торосов за сушу, далеко не единичны. Несуществующая Земля Петермана долго помещалась на географических картах, пока ошибка Пайера не была окончательно доказана. По тому месту, где Пайер отметил свою Землю Петермана, в 1900 году прошел итальянец Каньи, а в 1914 году — штурман Альбанов. Никакой земли там не оказалось, кругом до горизонта простиралось покрытое льдом море. Целый месяц странствовал Пайер по Земле Франца-Иосифа, собирая образцы горных пород, изучая строение островов и покрывающих их ледников, знакомясь с животной жизнью архипелага. Большая часть Земли Франца-Иосифа была заснята Пайером и положена на карту. Но карта его очень неверна. Как это ни странно, Пайер, путешествуя по Земле Франца-Иосифа, не заметил, что она состоит из множества островов. Их всего около семидесяти пяти, не считая совсем маленьких. Пайеру же казалось, что Земля Франца-Иосифа — это два больших массива суши, разделенных проливом, которому он дал название Австрийского. Так Пайер и изобразил Землю Франца-Иосифа на своей карте. Очевидно, австрийский исследователь принимал проливы, разделявшие острова, за долины, заполненные ледниками. Пайер путешествовал по Земле Франца-Иосифа весной, когда все проливы еще покрыты невзломанным льдом, и, следовательно, такая ошибка, особенно при частых туманах, вполне возможна.
Не обошлось и без приключений. Во время перехода по леднику острова Рудольфа сани с собаками и каюром
[* Каюр—вожатый собачьей упряжки ] Цаниновичем упали в ледниковую трещину на глубину 12 метров. Такие трещины, образующиеся в ледниках вследствие их движения, на Земле Франца-Иосифа весною совершенно замаскированы снегом. Положение упавшего в трещину Цаниновича было незавидно, так как у Пайера не было с собой достаточно длинной веревки, чтобы помочь упавшему выбраться. Пришлось итти за веревкой в лагерь, отстоявший от места приключения довольно далеко. Только через четыре с половиной часа Пайер, прихватив в лагере другого спутника, подошел к трещине. Он нагнулся над зияющей пропастью и прислушался: там не раздавалось ни звука. Только когда он крикнул несколько раз в трещину, донесся слабый визг собаки. Обвязавшись канатом, конец которого Пайер держал в руке, спутник его начал спускаться в трещину и скоро исчез в темноте. К счастью, Цанинович был жив. Оказалось, что он не долетел до конца трещины, задержавшись в ее сужении, образованном небольшим выступом льда. С большим трудом вытащили почти замерзшего Цаниновича, а вслед за ним и собак, которые от радости стали кататься по снегу. Между тем наступил уже май, а «Тегеттгоф» попрежнему стоял неподвижно, скованный льдами. Надежды на освобождение судна окончательно покинули путешественников. Оставался только один путь выбраться из ледяной ловушки — попытаться на шлюпках добраться до Новой Земли. Там можно было встретить русских промышленников, которые оказали бы помощь экспедиции.
Спешно шла подготовка к далекому и рискованному путешествию. Были отремонтированы четыре шлюпки, которые в начале пути предстояло тащить на санях по льду. Долго обсуждался вопрос, что следует брать с собою из снаряжения и продовольствия. Ведь все надо было тащить на собственных плечах, а потому следовало ограничиться лишь самым необходимым. С другой стороны, длительность перехода заранее нельзя было определить; следовательно, продовольствием надо было запастись на долгое время. Оно состояло главным образом из пеммикана, колбасы с горохом и мясных консервов. — Несмотря на жесткую экономию, груз в конце концов набрался порядочный: две с половиной тысячи килограммов продовольствия и две тысячи килограммов снаряжения, не считая шлюпок и саней. С этим грузом двадцать три отважных мореплавателя и пустились в путь, послав последнее «прости» угрюмым скалам Земли Франца-Иосифа и стоявшему возле них судну. Это было 20 мая 1874 года.
Путешествие по пловучлм морским льдам — одно из самых трудных. Неровности льда, мягкий подтаявший снег, в котором ноги увязают выше колена, то и дело встречающиеся пространства открытой воды между льдами — все это позволяло продвигаться вперед очень медленно. Напрягая все свои силы, путешественики волоком перетаскивали по льду тяжело нагруженные лодки. День за днем проходил в этой изнуряющей работе, но успех был небольшой. Путники скоро убедились, что весь их труд напрасен, так как южные ветры относили лед назад с той же скоростью, с какой австрийцы шли на юг. В результате за целый месяц им удалось пройти из предстоявших 250 миль только 1,25 мили. Мачты покинутого судна все еще отчетливо виднелись позади. Особенно удручало, что за этот месяц бесплодной работы была съедена третья часть всего продовольствия.
В конце июня во льдах стали появляться разводья, которые путешественники могли переплывать на лодках. Снова появились надежды, но — увы! — как быстро они пришли, так же скоро они исчезли.
В начале июля льды опять сошлись, и путники оказались среди хаоса нагроможденных одна на другую льдин. Воды не было видно нигде. «Если ухудшение нашего положения вообще еще было мыслимо, — пишет Пайер, — то оно случилось теперь, в начале июля». И все же с непоколебимым упорством, шаг за шагом австрийцы среди лабиринта торосов прокладывали себе путь к югу — туда, где должно было находиться открытое море, а вместе с ним и спасение.
Но тут снова задули южные ветры и стали отгонять льды к северу. Результат оказался тот, что в середине июля незадачливые путники находились всего в расстоянии 15 километров от судна, покинутого два месяца назад. «Отчетливо видели мы обрывы острова Вельчека. Что-то издевающееся было в этих скалах, залитых белым светом полярного дня. Казалось, что после всей этой долгой и несказанно утомительной борьбы со льдом нам оставался один исход: возвращение к судну и третья полярная ночь. Ну, а если не удастся найти судно, то ледяному морю суждено стать нам могилой... Для нас было счастьем тогда, что земля шар и что мы поэтому не могли видеть, какой большой путь по льду нам еще предстоит впереди, прежде чем мы дойдем до открытого моря. Если бы мы были в состоянии обозреть эту ледяную пустыню, мы впали бы в отчаяние». Так вспоминает Пайер о тех мрачных днях экспедиции.
Наконец, во второй половине июля положение улучшилось. Льды временами стало разводить, и путешественники получили возможность передвигаться по каналам и полыньям на шлюпке. Но и эти разводья появились только на короткое время. То и дело льды сжимались, и тогда приходилось вытаскивать лодки и терпеливо ждать появления нового разводья. Средний суточный переход в это время все же составлял уже 4 морские мили.
15 августа было радостным днем для экспедиции — днем освобождения изо льдов. Полыньи становились все шире и шире.
Появилась зыбь. Наконец, показалась и кромка льдов, а за нею — безграничная ширь открытого моря. «При виде волнующегося моря, — писал Пайер, — нам казалось, что мы вышли из темной, холодной гробницы для новой жизни. Но, несмотря на всю безумную радость, охватившую нас при мысли о нашем освобождении, все же мы не могли без боли подумать о том, что нам теперь навсегда предстоит проститься с застывшим полярным царством, с царством льдов, которые сверкали позади нас во всей ослепительной красоте».
Эти последние слова Пайера очень характерны. Полярные страны властно влекут к себе человека, раз побывавшего в них, даже если это пребывание было связано с тяжелыми лишениями.
Выйдя в открытое море, путешественники взяли курс на Новую Землю. Погода стояла маловетреная, и почти весь путь пришлось сделать на веслах. В ночь с 17 на 18 августа пристали к мысу Черному на Новой Земле. Это была первая земля, на которую путники ступили после трехмесячного скитания по морскому льду.
23 августа экспедиция достигла мыса Бритвина на южном острове Новой Земли. К тому времени продовольствия оставалось только на десять дней. Но избавление было уже близко. Неожиданно путешественники увидели в бухте Пуховой стоявшие на якоре две русские промысловые шхуны. Одной из них, шхуной «Николай», командовал промышленник Ф. Воронин, который рассказывает следующее о спасении австрийцев: «В тот год я запоздал промыслами и только в конце августа вышел из Малых Кармакул в Архангельск. Лишь только мы вышли в море, как увидели под берегом четыре шлюпки, на которых было много народу и с которых нам подавали сигналы. Подойдя к шлюпкам, мы увидели, что это были иностранцы, потерпевшие крушение. Разместившись на судне, они обогрелись и ожили». На шхуне «Николай» австрийская экспедиция была доставлена в Нарде.
В 1930 году норвежский геолог Гуннар Хорн выпустил книгу о Земле Франца-Иосифа, в которой он утверждает, что архипелаг открыт не австрийцами, а норвежскими промышленниками Реннбеком и Айдиерви в 1865 году. Свое утверждение Хорн основывает исключительно на рассказах норвежских промышленников, ибо почти все старые судовые журналы, хранившиеся в Северной Норвегии, сгорели во время пожара за несколько лет до выхода в свет книги Хорна. Попытка Хорна приписать открытие Земли Франца-Иосифа норвежцам основывается на столь шатких данных, что к ней нельзя относиться серьезно. Следует отметить, что современник упомянутых двух норвежских промышленников, якобы открывших Землю Франца-Иосифа, известный норвежский ученый X. Мон, чрезвычайно интересовался всеми плаваниями норвежских зверобоев в арктических водах и сделанными ими открытиями. Мон изучал эти плавания по оригинальным судовым журналам (позже сгоревшим) и написал о них несколько очень ценных и важных для истории географии статей, но об открытии Земли Франца-Иосифа не говорит в них ни слова. Если среди норвежских промышленников действительно шла молва об открытии Реннбеком Земли Франца-Иосифа, то она не могла не дойти до Мона, и тот, несомненно, проверил бы этот слух по документальным данным, то-есть судовым журналам. Утверждение Хорна явно не имеет под собой никакой почвы и даже не может служить объектом исторических спекуляций, как, например, плавание голландского китолова Роуля около 1675 года, который, быть может, и был на Земле Франца-Иосифа.
Литература
- Кропоткин П. А. Экспедиция для исследования русских морей, СПб., 1871.
- Payer J., Die osterrelchisch-ungarische Nordpol Expedition, Wien, 1876. Сокращенный русский перевод книги Ю. Пайера был издан под названием "725 дней во льдах Арктики" Издательством Главсевморпути (Л., 1935).
Моря Советской Арктики.pdf