Полярная Почта

Пшеничный И. П., «Святой Гавриил»
По материалам РГАВМФ: ф. 216, оп. 1, д. 1, 87, 110.
Публикация: научно-популярный сборник статей по истории флота и судостроения "Гангут", №№ 6/1993; 8/1995; 12/1997
© И. П. Пшеничный, 1993-1997

• Часть первая
• Часть вторая
• Часть третья

В истории отечественного флота есть немало замечательных судов, на которых русские моряки совершили выдающиеся плавания, географические открытия и героические подвиги; судов, судьбы которых неразрывно сплелись с сотнями неповторимых человеческих биографий; судов, которые должны были стать предметом гордости нации, но оказались несправедливо забытыми современниками и потомками.

Одно из таких легендарных и, увы, забытых судов — бот «Святой Гавриил». Отсутствие в предшествующих публикациях достоверного материала, связанного с его историей, привело к накоплению ошибок и противоречий в литературе, в которой практически отсутствуют сведения о конструкции бота, об истории его постройки. Даже внешний облик судна воспроизводился художниками весьма произвольно и, как выясняется, совершенно не соответствовал оригиналу.

Появление на свет бота «Святой Гавриил» было предопределено волей Петра Великого. В декабре 1724 года по указу императора в Санкт-Петербургском Адмиралтействе началась подготовка экспедиции для исследования Камчатки, начальником которой назначили капитана 1 ранга Витуса Беринга — датчанина на русской службе. Его помощниками стали лейтенанты Мартын Петрович Шпанберг, соотечественник Беринга, и Алексей Ильич Чириков, выпускник Петербургской Морской академии.

По замыслу Петра I экспедиции предстояло, выйдя из устья реки Камчатки, следовать в северном направлении, неотступно держась вблизи берега, и в случае, если Азия окажется соединенной с американским материком, продолжать прибрежное плавание до какого-либо поселения европейских колонистов или до встречи с европейским суд­ном. Достигнув населенного пункта или встретив в пути моряков-европейцев, экспедиции следовало выяснить название места, уточнить его обозначение на известных картах, побывать на берегу и, «поставя на карту», возвращаться в Петербург.

Условия прибрежного плавания предъявляли к экспедиционному судну особые требования: небольшую осадку, чтобы мелководья не стали для экспедиции непреодолимой преградой; высокие маневренные качества, позволяющие уверенно лавировать вблизи опасных рифов и скал; сравнительно небольшие размерения, но вместе с тем достаточную грузоподъемность, чтобы разместить в трюме морской провиант, запас воды, дров, предметы, необходимые для обеспечения жизнедеятельности команды, а также запасные паруса, такелаж, артиллерийские припасы и прочее имущество, без которого немыслимо пускаться в длительное плавание к неведомым берегам. Не исключалось, что экспедиции не раз придется удаляться от берегов в штормовое море, и судно должно было надежно обеспечить безопасность плавания и в открытом океане.

Учитывая все это, Петр I без колебаний указал тип судна, подходящего как нельзя лучше для предстоящей экспедиции: «с палубою бот по здешнему примеру, какие есть при больших кораб­лях...», и повелел Адмиралтейств-коллегий «сыскать из учеников или из подмастерьев, который бы мог тамо (на Камчатке) сделать с палубою бот... и для того с ним отправить плотников 4-х с их инструменты, которые б моложе были...»

Эти пять специалистов, молодых, но опытных и умелых, должны были составить ядро коллектива судостроителей на дальних берегах Тихого океана, где им предстояло самостоятельно, не рассчитывая на помощь Адмиралтейств-коллегий, организовать верфь и построить на ней один-два «палубных бота». Остальных работных людей предполагалось набрать в сибирских городах.

Вскоре в Петербургском Адмиралтействе нашли главного строителя — «ботового и шлюпочного дела ученика Федора Федотова сына Козлова», которому такое задание коллегия сочла по плечу. «Сыскали» и без промедления в помощь Козлову назначили лучших адмиралтейских плотников. Вслед за тем подобрали и членов экспедиции: двух штурманов, лекаря, геодезиста, гардемарина, квартирмейстера, писаря и 13 матросов, в группу Ф. Козлова «адмиралтейских служителей» — мачтмакорского ученика, плотничного десятника, трех плотников, двух канониров, двух парусников и кузнеца.

Одновременно с назначением людей в Адмиралтействе проводилась материально-техническая подготовка экспедиции. На Камчатку из Петербурга предстояло доставить все оборудование, детали и материалы не только будущих судов, но и самой верфи, так как в городах Сибири можно было приобрести лишь предметы общего назначения, как-то: провиант, порох и несложный инстру­мент. Из адмиралтейских магазинов под руководством лейтенанта А. Чирикова, при участии Ф. Козлова, матроса И. Белого, исполнявшего обязанности подшкипера, получали материалы и имущество в строгом соответствии со спецификацией, при тщательном отборе предметов лучшего качества.

Уже ко 2 января 1725 года по распискам А. Чирикова от Адмиралтейства приняли сотни наименований различного имущества, среди которого были: металлические детали корпуса, рангоута и такелажа, оборудования камбуза, кают и кубриков и пр., такелаж, три комплекта парусов, артиллерия, штурманские приборы и инструменты, оружие и снаряжение для «морских солдат», плотницкие и кузнечные инструменты по специальному списку, включавшему десятки разных предметов, необходимых в судостроении, шесть якорей и четыре дрега, флаги и фонари, положенные морским регламентом, чтобы в случае встречи с иностранными судами бот «Святой Гавриил» выглядел образцовым судном и достойно представлял Российский военно-морской флот. В это же время лекарь Вилим Буцковский, назначенный в экспедицию, получил комплект медикаментов и инструментов, составлявших так называемый «лекарский сундук». Все грузы уложили на 25 санных подводах, тщательно укрыли парусиной и рогожами и обвязали веревками. Все было готово к отправке в путь.

24 января 1725 года в 11 часов дня, после напутственного молебна, санный поезд с людьми, материалами и припасами для будущих судов выехал из ворот Адмиралтейства. Правительство предписало сибирскому губернатору князю М. В. Долгорукому оказывать всемерное содействие и помощь экспедиции во всех городах и острогах по пути ее следования — транспортом, рабочей силой, провиантом и прочим и выделить «для строения ботов — потребные леса, железо, смолу, конопать и прочее к тому строению, материалов и плотников и кузнецов». В Енисейске и Иркутске в распоряжение экспедиции выделили шестьдесят «добрых плотников», так как по ведомости, составленной Ф. Козловым, для завершения строительства двух ботов в течение шести месяцев требовалось «по величеству оных ботов к каждому по 30 человек».

В июне 1726 года экспедиция достигла Якутска. Отсюда в Охотск отправили на вьючных лошадях провиант, а судовые материалы погрузили на 15 речных судов (дощаников), которые отправили по Лене и Алдану до Юдомского Креста. Однако осеннее мелководье и ранние морозы не позволили судам достичь пункта назначения. Пришлось разгружать дощаники на полпути и возить грузы в Охотск за сотни верст на самодельных санках, в которые, за недостатком другой тягловой силы, впрягали людей.

В условиях суровой зимы и нехватки продовольствия до крайности изможденные, выбившиеся из сил люди терпели голод и крайнюю нужду. Многие умерли от истощения и болезней, немалая часть «прикомандированных» из Якутска служилых людей бежала, не выдержав непосильных тягот.

Доставку грузов в Охотск закончили только летом 1727 года. На двух небольших судах экспедиция пересекла Охотское море и добралась до западного побережья Камчатки. Беринг не рискнул идти на ненадежных судах вокруг полуострова, и пришлось грузы перевозить с великими трудностями на «батах» — лодках-однодеревках сначала вверх по рекам Большой и Быстрой, затем до Верхнего Камчатского острога на нартах, а с наступлением весны — сплавлять вниз по реке Камчатке на лодках и плотах.

Между тем посланный вперед Федор Козлов с мастеровыми в долине реки Камчатки искал место, удобное для постройки судов, вблизи которого стоял бы хороший строевой лес. Такое место выбрали близ урочища Ушки, и оно стало первой верфью на Камчатке.

Вскоре там закипела работа, в вековой тишине долины застучали плотницкие топоры и завизжали пилы. Началась валка леса, распиловка бревен на доски, обрубка брусьев, изготовление деталей судового корпуса — киля, штевней, шпангоутов, бимсов, кокор (книц) и проч. Поблизости отыскали деревья, из которых начали гнать смолу, необходимую для герметизации корпуса судна. Развернули гибочное производство и кузницу. К приезду Беринга заготовку деталей корпусного набора, в основном, закончили.

4 апреля 1728 года на берегу реки Камчатки состоялась торжественная церемония закладки бота, с положенным молебном, «пальбой-салютацией» и последующим непременным питьем вина и «весельем».

Учитывая недостаток людей, Беринг решил отказаться от строительства второго судна, намереваясь взять в плавание вместо него шитик «Фортуна», построенный в Охотске прошлым летом.

Постройка бота под руководством энергичного Ф. Козлова шла невероятно быстро, и уже к концу мая набор корпуса был полностью выставлен и начали его обшивку. Что же представляло собой судно, строившееся на Камчатке? Бот сооружался в строгом соответствии с чертежом, разработанным Петербургским Адмиралтейством. Основу корпусной конструкции бота составлял киль — прочный цельный брус длиной 53 фута, толщиной 9 дюймов и шириной 10 дюй­мов. К оконечностям киля надежно прикреплялись фор- и ахтерштевни, изготовленные искуснейшими плотниками строго по лекалам и имевшие плавно изогнутую, «лебединую» форму. Форштевень в длину имел 14, ахтерштевень— 12,5 фута *. Расстояние между штевнями определило общую длину судна — 60 футов. Наибольшая ширина бота по мидель-шпангоуту составила 20 футов, глубина интрюма — 7,5 фута.

На наружную обшивку корпуса потребовалось 150 досок длиной 25—30 футов толщиной 2, 2,5 и 3 дюйма. На палубный настил, внутреннюю обшивку, выгородки кают, камбуза и других помещений использовали еще 300 досок длиной до 36 футов и толщиной от 1 до 3 дюймов. На все эти работы израсходовали 60 пудов гвоздей разных размеров.

На палубе в носовой части размещался брашпиль для подъема якорей — горизонтальный деревянный вал диаметром 15 дюймов, вращающийся в двух ступицах, установленных около бортов.

Строительство корпуса закончили в кратчайшие сроки, но это не снизило его качества. Судно получилось прочным и надежным. Федор Козлов блестяще справился с этой сложной задачей, и его судно впоследствии показало прекрасные мореходные качества. О прочности корпуса можно судить хотя бы по тому, что в жестоких штормах бот ни разу не подвел моряков почти за 30 лет службы на Тихом океане.

Внутреннее пространство бота, как было заведено на подобных судах, делилось на три отсека. В носовом размещалась команда, в средний принимались грузы, кормовой предназначался для «господ офицеров». В последнем же отсеке над кильсоном устроили и специальную выгородку, отделенную от всех других помещений,— крюйт-камеру. Здесь хранились бочонки с порохом, а на боковых полках укладывались приготовленные для стрельбы картузы. Над всем этим взрывоопасным помещением размещалась выгородка, частично возвышающаяся над палубой. В ней располагались офицерские каюты — маленькие тесные помещения, в которых едва удавалось выкроить место для кровати с рундуком, стола и кресла.

Такое расположение кают над крюйт-камерой было традиционным на всех флотах мира. Малейший посторонний звук или шорох под ногами служил для офицеров сигналом, что кто-то проник в пороховой погреб, и оставалось только своевременно поднять тревогу, чтобы предотвратить возможный взрыв судна. Кроме того, при этом легче контролировались повседневные служебные обязанности содержателя крюйт-камеры, регламентированные чрезвычайно строго. И хотя офицеры жили в буквальном смысле на бочках с порохом, этот опасный груз находился под их постоянным контролем. Под офицерскими каютами помещалось и другое «взрывоопасное» хранилище — винная кладовая (непременная особенность всех парусных судов, вызванная жестокой необходимостью поддержания здоровья команды в условиях холода и повышенной влажности), которая требовала едва ли не большего присмотра, чем крюйт-камера. Истории разных флотов содержат немало случаев, когда содержимое винных бочек, минуя офицерский надзор, утекало в кубрик команды, и тогда совершались несчастья, едва ли менее трагические по результатам, чем взрыв порохового погреба.

В одной из нижних выгородок имелось место для укладки ядер, картечи и бочек с водой. В носовой оконечности размещался канатный ящик, в который убирался канат левого и правого становых якорей — дагликса и плехта. Выше были устроены шкиперская кладовая, выгородка для стрелкового и холодного оружия (фузей, штыков и шпаг), провизионная кладовая, съестные припасы капитана и офицеров, камбуз, выгородка для хранения запасных парусов и брезентов и пр. Такое множество помещений при сравнительно небольших размерах судна требовало от его строителя изобретательности и мастерства, чтобы эффективно использовать каждый дюйм внутреннего пространства. Кроме всего прочего, нужно было найти место и для размещения нескольких ярусов нар для команды, численность которой на таких судах достигала 40 человек.

Постройка судна шла успешно, но наступившее лето заставило поспешить с приготовлениями к выходу в море. 8 июня, хотя палубу еще не успели настлать, бот решили спустить на воду, чтобы в устье реки быстро достроить, завершить внутреннюю отделку, оснастить, принять груз и окончательно изготовить судно к плаванию.

Однако перед спуском бота на воду неожиданно произошла заминка. Когда убрали все подставы и стапель-блоки и выбили стрелы-задержники, судно так и не начало скользить по смазанным салом лежням. Его пытались стащить талями, изорвали пару, но судно словно не желало сходить на воду. Только через несколько часов работы удалось все-таки его «столкнуть» с берега.

Новорожденный бот нарекли «Святым Гавриилом» и отвели к устью реки, где его достройка и оснащение продолжились. С помощью подъемного устройства установили мачту со стеньгой, прочно раскрепив ее штагами и четырьмя парами вант из 4,5-дюймового каната. К форштевню прикрепили круто поднятый кверху бушприт длиной в 5 саженей, на ноке которого в эзельгофте установили гюйсшток с «яблоком».

Рангоут и такелаж «Гавриила» позволяли поднимать пять парусов: три косых — гротсейль, фоксейль и клифоксейль и два прямых — брифоксейль и топсейль. Мачту венчал изящный шток, на котором поднимался на рейке длинный трехцветный капитанский вымпел с синим андреевским крестом на белом поле. На кормовом торце пера руля с помощью бугелей прикрепили высокий 3-саженный флагшток с круглым «яблоком» на ноке.

Бот снабдили двумя якорями весом 9,5 и 10,5 пуда и двумя дрегами — большим 4-пудовым и малым весом 2,5 пуда. На судне установили две ручные помпы для откачивания воды из трюма. На случай плавания в штиль вблизи опасных мелей или скал бот снабжался восемью «ботовыми веслами и 4 шестами долгими». По бортам были установлены шверцы — «успокоители качки». Боту придавалась 4-весельная шлюпка, которая могла брать на борт до 25 человек или несколько бочек с водой. Она могла ходить как на веслах, так и под парусами — гротсейлем и фоксейлем.

По «табели» боты обычно вооружались лишь четырьмя фальконетами, но артиллерийское вооружение «Гавриила» почти удвоилось, так как ему достались пушки, предназначенные для второго бота, строительство которого не состоялось. Одну пушку утеряли при транспортировке, и, таким образом, на «Гаврииле» оказалось семь 3-фунтовых фальконетов — пушек, стрелявших ядрами, гранатами или картечью. В плавании у незнакомых берегов военные стычки были весьма вероятны, и на «Гавриил» приняли солидный боезапас: 150 ядер, 50 шрапнелей и 200 пороховых картузов. Кроме того, на борту находилось 24 фузеи, полторы тысячи фузейных и 500 пистолетных пуль, полученных в Тобольском арсенале.

Федор Козлов с мастеровыми, солдатами, матросами и камчатскими служилыми людьми спешно заканчивал строительство судна. Работы шли без остановки с 4 часов утра до захода солнца. Закончили настилку палубы, оборудование кают и помещения для команды, кладовых и выгородок. В палубе проделали два люка в носовой и средний отсеки и сход в офицерские каюты. Одновременно шла приемка грузов: 810 пудов ржаной муки, 180 пудов сухарей, 23 бочек соленой рыбы и т. д., вплоть до 20 бочек питьевой воды и 6 саженей дров для камбуза. В крюйт-камере осторожно уложили порох в десяти бочонках, обшитых оленьими кожами.

10 июля все приготовления были закончены, и личному составу, назначенному в плавание, приказали перебраться с берега на бот. В «поход морем» Беринг приказал идти «при нем» обоим лейтенантам — М. Шпанбергу и А. Чирикову, лекарю В. Буцковскому, мичману Чаплину, которого недавно произвели из гардемаринов, квартирмейстеру, восьми матросам 1-й статьи, а также Федору Козлову с 10 мастеровыми, 10 солдатам, двум толмачам (переводчикам) да мореходу Кондратию Мошкову. С учетом офицерских слуг, не входивших в судовой штат, на борту оказалось 44 человека.

Вся жизнь и служба на судне с первых часов переселения команды с берега потекла по привычным флотским регламентам и распорядкам (ни организацией службы, ни нормами довольствия экипажа, ничем другим бот не отличался от своих далеких балтийских собратьев). «Святой Гавриил», хотя и отстоял от берегов Балтики на тысячи миль, являлся частицей единой флотской российской семьи. Но задание, которое предстояло исполнить ему, было совершенно особое и необычное.