Газета "Смена"
06.04.2009 г.
В Арктическом и антарктическом научно-исследовательском институте Будрецкий трудится в РАЭ - на четвертом этаже. А этажом выше кабинет одного из крупнейших специалистов по морским полярным течениям Георгия Анатольевича Баскакова. Он почти каждый день работает в отделе океанологии. Вот уже больше шестидесяти лет.
Мамонты
Когда мы несколько лет назад отмечали 90-летие Георгия Анатольевича Баскакова, свою юбилейную речь он начал шутливо:
- Есенин говорил: «Я - поэт, этим и интересен». Сегодня я могу сказать по-другому: «Мне - 90 лет, этим и интересен»...
А еще он говорил, что работу бросать и не думает. «Пока гляжу, хожу, слышу - все интересно». У него позади арктические экспедиции сороковых и пятидесятых годов прошлого века. Он ходил в Карское море еще на знаменитом ледорезе «Литке», впервые устанавливал в Арктике самописцы течений. Он общался, работал и дружил с такими могиканами отечественной океанологии, как Владимир Юльевич Визе, Юлий Михайлович Шокальский, Алексей Федорович Трешников (к сожалению, из них всех остался только он один). С Трешниковым они вместе учились еще в тридцатые годы в одной группе на географическом факультете Ленинградского университета - пять лет жили в одной комнате в общежитии на 5-й линии Васильевского острова.
И когда я позвонил Баскакову в ноябре 2008 года - поздравить с очередным, 94-м днем рождения, - он сказал, что с удовольствием бы снова поехал в Арктику, да силы уже не те. И пожаловался:
- Вот даже два дня на работу не ходил. Очень скользко, снег не убирают. Начальство на мои прогулы смотрит либерально. Знают, что я и дома стараюсь работать. Мне для монографии обязательно надо закончить статью о течениях Чукотского моря.
А потом добавил:
- Был бы помоложе, как Будрецкий, я бы и сейчас в какую-нибудь полярную экспедицию отправился.
Такие люди - символы уходящего, к сожалению, поколения полярников.
«Волга» дороже ордена
Арнольд Богданович вернулся из Антарктики только летом 2008 года - в составе 53-й РАЭ, а в феврале 2009-го встречаю его в институтских коридорах и опять слышу:
- Улетаю в 54-ю.
И Нолик с радостью сообщил, что летит в Кейптаун, там пересядет на «Федоров» и через ревущие сороковые пойдет в Антарктику:
- Дуга у нас, понимаешь, получится солидная. Сначала в район норвежской станции Тролл, затем Новолазаревская, потом - Прогресс, Дружная-4, Мирный, Молодежная, а оттуда опять на Новолазаревскую и потом домой - как всегда, через Кейптаун и Бремерхафен. В Питер вернемся в мае 2009 года. Жаль только, что все никак не попасть на свою Ленинградскую.
А пока Арнольд Богданович объяснял мне свой ближайший антарктический маршрут, я вспомнил, как по дороге из Антарктики к Африке, когда в ревущих сороковых нас задел восьмибалльный шторм и сорвал с палубы «Башкирии» шлюп-балки, я чуть ли не неделю не высовывался из каюты, упираясь головой и ногами в переборки и пытаясь не спикетировать на палубу. Но тогда мне было чуть за тридцать. А как перенести такую качку на девятом десятке?
- Я качку замечаю, только когда посуда на палубу падает, - признался Будрецкий. - А так никакого влияния в смысле, понимаешь, здоровья ни качка, ни мороз на меня не оказывают. Я в Антарктике себя чувствую лучше, чем в Питере. Там больше порядка, и вообще мне там хорошо. И люди там нормальные - похоже, чем дальше от Большой земли, тем становятся лучше. А вот что трудно, так это привыкать к городской жизни, к бессмысленной суете, ко всей этой суматохе, к пробкам на дорогах. Хотя я сам сейчас за руль не сажусь. «Волгу» свою отдал внуку - Никите. Она у меня всего тысячу километров прошла. Почти все годы в гараже простояла. Когда мне на ней ездить?.. Наверное, к городской жизни уже не привыкну.
- А вы «Волгу» после какой экспедиции получили?
- После 33-й САЭ - в 1989-м. Чилингаров для меня ее выбил. Он тогда был заместителем председателя Госкомгидромета и 27 ноября 1988 года прилетал ко мне на Восток вместе с Евгением Сергеевичем Короткевичем - начальником Советской антарктической экспедиции. А потом, как и обещал, пробил для начальника Востока дополнительную квоту на «Волгу». Тогда это считалось большей наградой, чем орден. А я, понимаешь, и поездить на ней даже не успел - сразу в гараже законсервировал - уходил в очередную Антарктиду.
Нолик принимал участие в двадцати одной экспедиции в Антарктику. Десять из них - с зимовками.
- Считай, каждый раз уходил на полтора года. Последний раз зимовал в Антарктиде в 1990 - 1991 годах - в 35-ю САЭ был начальником станции Новолазаревская. Да еще одиннадцать сезонов - по полгода. Словом, из своих восьмидесяти двадцать точно в Антарктиде прожил. А до этого пятнадцать лет в Арктике на полярках - до 1964-го. Почти, понимаешь, полжизни.
«Понимаешь» - у него любимое сорное словечко. Он вставляет его чуть ли не в каждую фразу. Но звучит это «понимаешь» у Будрецкого мягко, ласково, словно он все время хочет своему собеседнику получше растолковать свою мысль.
...Наверняка Арнольд Богданович Будрецкий запросто мог бы попасть в Книгу рекордов Гиннесса. Например, как начальник зимовки на Востоке, когда там замеряли самую низкую на земле температура. Но, похоже, Книга рекордов его не очень-то интересует. Его больше волнует, как и где в Антарктике он будет отмечать свой очередной день рождения - восемьдесят первый.
...Только распрощались мы с Будрецким, как позвонил один мой приятель. Ему уже под семьдесят, он давным-давно на пенсии, и почему я о нем в тот день еще утром вспомнил - не знаю. Часто бывает: вспомнишь о человеке, а он тебе звонит или где-то его встречаешь.
- Ну, долго жить будешь, - сказал я вместо «Привет!».
- Жить надо не долго, а ровно столько, сколько сможешь за собой ухаживать, - мой приятель - большой философ.
Фраза, несомненно, правильная, но Нолик, наверное, сказал бы, что жить надо ровно столько, сколько сможешь проработать.
У Арнольда Богдановича Будрецкого свои ориентиры. Для многих странные и непонятные.
О таких людях говорят: «Старая школа» - и с сожалением добавляют: «Теперь таких нет».
Оказывается, есть.
...Так что сейчас Арнольд Богданович снова в Антарктике.