Полярная Почта

Баренцево море даже летом неприветливо встречает мореходов. Экипаж ледокольного парохода "Малыгин" убедился в этом, когда вошел в его воды в субботу утром 16 июня. Как и всякое ледокольное судно, "Малыгин" не был предназначен для плавания в открытом море при большом волнении. В поперечном сечении ледоколы имеют яйцеобразную форму, которая позволяет лучше выдерживать напор льдов, но вызывает на волне чрезвычайно стремительную, порывистую качку.

Журналисты, находившиеся на "Малыгине", как говорится, "отдавали дань морю" и с совершенно позеленевшими лицами плакались В. Ю. Визе, начальнику экспедиции, на свое тяжелое состояние.

- Что вы? - притворно удивлялся маститый полярник. - Разве это волнение? В такое море любой моряк выйдет совершенно спокойно на маленьком йоле52.

- Моряк - может быть, но обитатель суши едва ли, - возразил измученный морской болезнью журналист, желудок которого упорно отказывался принимать какую-либо пищу.

- Как только войдем во льды, качка прекратится, и мы поплывем, как по пруду, - утешал несчастного капитан Д. Т. Чертков, которому стало жаль бедного сухопутного человека.

- Да, но когда это будет! - вздохнул журналист.

- Скоро, товарищ, ждать уже недолго, - утешил Визе.

Он как раз разглядывал в бинокль северную часть горизонта и заметил вдали, по курсу парохода, узкую белую полоску, несомненный признак льдов. Температура воды начала понижаться, и, хотя лето было в разгаре, она вскоре упала ниже нуля53.

Это было вторым признаком того, что лед близок, и вскоре действительно встретились первые плавучие льды. В это время судно находилось на 75°54' северной широты и 29° восточной долготы. До сих пор оно делало 10-11 узлов, но теперь уменьшило скорость наполовину, хотя льдов было еще мало.

- Осторожность никогда не мешает, - заявил капитан ледокола журналистам в ответ на их жалобы, что таким тихим ходом никогда не добраться до цели. Капитану не хотелось говорить о том, что "Малыгину" идти осталось недолго и что он вскоре застрянет во льдах. На льдинах, которых, по мере продвижения на север, становилось все больше, не было и следа маленьких озер с пресной водой, образующихся от таяния снега. Здесь на севере лето еще не начиналось. К тому же восточный ветер сплачивал льдины и затруднял плавание "Малыгина". Сначала под ударами форштевня льдины раскалывались, расступались, иногда тяжело переворачивались в воде, а судно шло вперед. Вскоре, однако, льды стали тяжелее. "Малыгин" должен был давать задний ход и с разбега наносить новый удар. Чем дальше к северу, тем чаще приходилось прибегать к такому маневру.

Вечером 18 июня на большой льдине появилось семейство медведей. Старые моряки не любят, когда стреляют в первого встретившегося медведя. Когда-то из-за суеверия считалось, что такой выстрел приносит несчастье кораблю. Первым на льдину вылез из воды медведь, за ним появилась медведица, и следом за нею вскарабкались два медвежонка. Медведи некоторое время внимательно наблюдали за плывущим ледоколом, затем затрусили в том же направлении, в каком двигалось судно; медведь по временам останавливался и приседал на задние лапы, чтобы лучше разглядеть невиданную огромную "рыбу". Медвежата между тем то катались по снегу, то дрались между собой, как невоспитанные дети, пока медведица не замечала возни и не водворяла порядок, награждая озорников увесистыми затрещинами. Спустя несколько минут мишки нырнули один за другим в широкую полынью с открытой водой. Вскоре вся семья появилась на другой льдине и через некоторое время скрылась из глаз за низким торосом.

К вечеру 18 июня "Малыгин" находился на 76 градусе и 37 минуте северной широты, то есть за 18 часов прошел только 43 мили. Но вскоре ход еще больше замедлился, а когда толщина льда достигла двух с половиной метров, судно остановилось. Только "Красин" мог преодолеть такие льды и то с трудом.

В это время на западе показались неясные очертания острова Надежды (Хопен). Долгое время остров обозначался на картах в разных местах, и только четыре года назад норвежский капитан Иверсен точно определил его положение. "Малыгин" мог теперь подтвердить, что остров нанесен правильно. Льды задержали судно к юго-востоку от черных, покрытых ослепительно белыми ледяными шапками скал острова. 19 июня "Малыгину" удалось продвинуться еще на несколько миль, а 20 июня, после тяжелой борьбы, еще на одну милю, затем ледокол окончательно застрял. Это случилось в 25 милях от острова, на который до сих пор не ступала нога человека. Начальник экспедиции и капитан не хотели бы оказаться ближе к острову. Лоции настоятельно предостерегают от этого, так как остров со всех сторон окружают многочисленные скалы и мели.

Руководство экспедиции провело короткое совещание. Еще в Москве предполагалось, что "Малыгин" не сможет продвинуться выше этих широт. Теперь дальнейшая работа ложилась на летчиков. К сожалению, радиус действия небольшого самолета "Ю-13" составлял только 400 миль, то есть как раз расстояние от ледокола до "красной палатки". При благоприятной погоде Бабушкин мог бы за четыре часа долететь туда, но после этого бензина едва хватило бы в обрез лишь на то, чтобы вернуться к судну прямым путем. Единственным выходом было создание промежуточного заправочного пункта. Одного взгляда на карту оказалось достаточным для выбора места, - наиболее подходил для этой цели один из трех островов Земли Короля Карла, расположенной к югу от Северо-Восточной Земли Шпицбергена.

Лед вокруг "Малыгина" был удобен для взлета; он был ровным, и на нем лежал слой плотного снега.

Прежде всего необходимо было выгрузить разобранный самолет и смонтировать. Помогали в этой работе все, кто мог, в том числе и пятеро журналистов, которые, хотя и старались не покладая рук, но большой пользы от них не было.

Наконец все трудности были преодолены, собранный "Ю-13" стоял на лыжах, и бортмеханик старательно "налаживал" работу мотора. Моряки с "Малыгина" не разделяли высокого мнения летчиков о их самолете. Легкая машина рядом с могучим корпусом "Малыгина" казалась такой ничтожной!..

- Ведь она и вас-то самого не поднимет! - заметил молодой кочегар, взглянув на крохотный самолет и на могучую плотную фигуру Бабушкина.

- Еще как поднимет, браток, и не одного, а всех четырех. Вот увидишь! "Ю-13" доказал его правоту, когда в четверг 21 июня после плавного, не более чем стометрового разбега, безупречно оторвался от ледяной поверхности и поднялся в воздух. На борту его находились: пилот, бортмеханик, метеоролог и радист. Пробный полет был непродолжительным, но, так как день был исключительно ясный и солнечный, а видимость очень хорошей, Бабушкин поднимался в воздух еще два раза. Во втором полете принял участие заместитель начальника экспедиции А. М. Лавров, который решил лично оценить ледовую обстановку и выяснить, есть ли для "Малыгина" надежда освободиться в ближайшее время из ледового плена.

Оказалось, что положение не так уж плохо. Правда, впереди лежало огромное ледяное поле, но за ним была вода с отдельными ледяными полями, среди которых "Малыгин" мог бы продвинуться дальше на север. Капитан ледокола выслушал сообщение с нескрываемой радостью, но все же захотел увидеть все собственными глазами. Бабушкин охотно поднялся с ним в воздух, в третий раз за этот день, и Чертков убедился, что дело обстоит именно так, как ему обрисовали. Едва только "Ю-13" сел на лед рядом с "Малыгиным", как со скоростью экспресса налетел туман. Сначала появились расплывающиеся в воздухе седые клочья, а вслед за ними надвинулась сероватая непроглядная пелена, которая окутала все вокруг ледокола так плотно, что с палубы не стало видно даже самолета, стоящего поблизости.

Туман еще не совсем рассеялся, когда начали разбирать самолет на отдельные части и с большим трудом поднимать на палубу ледокола. Грошев ворчал, считая работу совершенно излишней. Ведь "Малыгин" все равно не пробьется через двадцатипятимильное поле сплошного мощного льда.

- Эй, не каркай, Грошев! - покрикивал на него Бабушкин, хотя в душе соглашался с ним.

- Вот увидите сами, Михаил Сергеевич, - упрямо твердил бортмеханик и оказался прав. Целые сутки обе машины "Малыгина" работали полным ходом; судно содрогалось так, что посуда на столе подпрыгивала. В результате же этих отчаянных усилий "Малыгин" продвинулся на север на неполную милю! Руководство экспедиции решило, что бессмысленно мучить старый, добрый "Малыгин" и терять заклепки из обшивки его корпуса, не говоря уже о непроизводительном расходе драгоценного угля. Теперь слово за летчиками, пусть попытают счастье!

- Сразу бы так! Нечего было терять время попусту! - продолжал ворчать Грошев, вновь принимаясь собирать самолет на льду.

- Ты еще достаточно налетаешься, дорогой дружище, нечего ругаться! - посмеивался над ним кинооператор экспедиции И. А. Валентэй, у которого было прекрасное настроение: Бабушкин обещал взять его с собой, если строгая проверка покажет, что он умеет не только вертеть ручку кинокамеры, но и сможет заменить радиста. На этот раз судовая команда располагала уже достаточным опытом сборки, через два часа самолет был готов к вылету. Все свободное место в фюзеляже загрузили канистрами с бензином. Бензобаки также были до отказа наполнены горючим. Погода в этот день, 22 июня, была отличная, на небе ни единого облачка, а ветер такой слабый, что дым "Малыгина" поднимался прямо вверх.

Под громкие крики "ура" самолет поднялся в синее небо. Вначале он летел на незначительной высоте, и кинооператору удалось снять прекрасные кадры: ледокол и ледяное поле вокруг него, на котором отчетливо видна тень самолета. Вскоре "Ю-13" набрал высоту и пошел на север. Через некоторое время "Малыгин" скрылся за горизонтом вместе с угрюмым узким островом Надежды. Кинооператор, для которого это был первый полярный полет, радовался, как малый ребенок; все ему нравилось, даже плавучие льдины, которые они увидели за непроходимым ледяным полем, преградившим путь "Малыгину". Где-то к западу от курса лежал большой остров Эдж, но его не удалось разглядеть даже в бинокль, хотя видимость была очень хорошей и остров не мог находиться дальше чем в тридцати милях.

- Напрасно стараетесь, - заметил Бабушкин, - здесь все сливается вместе, морской лед и суша, покрытые снегом. Поэтому и было столько ложных открытий островов и земель, которые в действительности оказались нагромождениями льдин, покрытых снегом.

Молодого человека интересовал не столько остров Эдж, сколько маленький безымянный островок, расположенный у восточных берегов большого острова и получивший известность в истории полярных робинзонов. Сто девяносто лет тому назад здесь потерпели кораблекрушение четыре русских промысловика. У них был мушкет и двенадцать зарядов, несколько досок, куски железа с разбитого судна, огниво, топор, нож и котелок. Располагая только этим, они в течение семи лет поддерживали свою жизнь, питаясь мясом оленей, которых добывали стрелами, после того как израсходовали порох. Один из них не выдержал лишений. Трех остальных в хорошем состоянии подобрало русское промысловое судно; вместе с большим запасом оленьих шкур, которые они после возвращения домой продали с большой выгодой...

- Хотел бы я знать, откуда здесь олени?

- Как откуда? Из Сибири, как и плавник, который мы видели у острова Надежды, - ответил бортмеханик.

- Ну, полноте! Не могли же олени пройти по замерзшему морю тысячи миль? Чем бы они питались в пути?

Говорить приходилось громко, так как шум мотора проникал в кабину, несмотря на хорошую звукоизоляцию, и Бабушкин слышал весь разговор.

- Грошев не выдумывает, - подтвердил он слова бортмеханика. - Начальник экспедиции вчера за ужином рассказывал, что где-то здесь на северных берегах Шпицбергена подстрелили очень старого оленя, у которого к рогам была привязана птичья ножка с коготками. Так помечают оленей на полуострове Ямал.

- Ведь для оленя, который бежит налегке, это просто прогулка; посмотри, сколько он может встретить мест, где найдется ягель, - говорил бортмеханик, поворачивая перед кинооператором летную карту, вставленную в планшет. - С полуострова Ямал олень через остров Белый перебегает на Новую Землю, где может как следует попастись. Затем он направляется прямехонько к Земле Франца-Иосифа. Это большая группа островов, расположенная в северной части Баренцева моря и тянущаяся далеко на запад к Шпицбергену. Следующими остановками для оленя будут остров Виктория, остров Белый (Витё) и остров Большой. Последний расположен уже около Северо-Восточной Земли Шпицбергена, против мыса Ли-Смит. Таким путем без больших затруднений олень добирается до Шпицбергена...

Внезапно белый свет залил кабину. Бортмеханик и кинооператор бросились к иллюминаторам. Льда не было видно. Все окутал туман. Бабушкин поднялся до высоты в три тысячи метров, но и там не оказалось синего неба. Всюду вокруг них, под ними и над ними стоял туман, подобный беловатой мутной жидкости, от которой веет враждебным холодом.

- Надо возвращаться, ничего не поделаешь! - решил Бабушкин, опасавшийся обледенения самолета.

- Какая досада, мы уже пролетели сто миль; более половины пути до Земли Короля Карла, - жаловался Грошев.

Бабушкин между тем развернул самолет и на полной скорости пошел на юг. Кинооператор передал сообщение на "Малыгин", что "Ю-13" возвращается. В кабине наступила тягостная тишина, нарушаемая только приглушенным рокотом мотора. Летели по компасу. Было очень мало надежды на то, что в тумане удастся найти судно. Так прошло полчаса и еще полчаса. Неожиданно бортмеханик, который не отрываясь смотрел вперед, заметил несколько правее от курса темное, расплывающееся в воздухе пятно, которое постепенно увеличивалось.

- Вот он! На "Малыгине" шуруют в топках, дают нам сигнал дымом!

Действительно, так и было. Бабушкин спустился ниже и через несколько минут они заметили неясные очертания "Малыгина". Вскоре судно выступило из тумана, палуба его была заполнена людьми, которые старались разглядеть самолет. Бабушкин сделал круг и благополучно сел на лед.

На следующий день, в субботу, туман начал редеть, а поздно ночью рассеялся совершенно; восточный ветер быстро развеял его последние остатки. Над "Малыгиным" вновь раскинулось голубое небо, и полуночное солнце отбрасывало на ледяное поле резкую тень ледокола.

- Сегодня полет будет, несомненно, успешным, - заверил Бабушкин, когда вскоре после полуночи прощался с Визе. Летчик оказался прав. Погода стояла замечательная, ветер слабый, а видимость не меньше чем на тридцать миль с высоты тысячи метров, на которой обычно держался Бабушкин при полете. Незадолго до двух часов впереди показались темные скалы Земли Короля Карла. Собственно говоря, это не Земля, а группа островов - три больших острова и много мелких.

Бабушкин собирался сесть на среднем большом острове Королевском и, снизившись до 500 метров, сделал круг над островом, скалы которого в некоторых места; поднимались на большую высоту, и сел в заливе на берег, покрытый снегом.

С самолета сняли четыре канистры с бензином и поставили их на концы кумачового полотнища. Красный четырехугольник должен был служить своеобразным маяком для самолета. Решили, кроме того, поставить на самой высокой горе вымпел, чтобы не ошибиться при следующих прилетах и определять направление ветра при посадке.

Захватив карабин, все трое начали подниматься по откосу. Сначала это не требовало больших усилий, но вскоре подъем стал крутым и с трудом удавалось находить на нем более или менее проходимые места. Обледенелые камни выскальзывали из-под ног, и кое-где пришлось лезть на четвереньках.

Несмотря на мороз, пот струился по спине, и летчики один за другим снимали меховые куртки.

- Оставим их здесь. Когда пойдем обратно, заберем! - решил Бабушкин.

- Ты не боишься, друг, что медведь присвоит твою куртку? - поддразнивал Грошев кинооператора. Но тог под тяжестью своего киноаппарата только пыхтел и ничего не ответил. Спустя некоторое время Бабушкин решил, что и свитер ни к чему, раз солнышко так прекрасно греет, и разделся до рубашки.

- А я оставлю здесь эту дурацкую железку, стоит ли тащить ее на себе? - решил бортмеханик, имея в виду карабин, который он нес.

- Ты этого не сделаешь! - запротестовал кинооператор. - А вдруг столкнемся с медведем?

- Ну и что же, ничего не случится! Просто ты замахаешь руками над головой, и медведь начнет улепетывать, так что только пятки засверкают! - засмеялся бортмеханик.

Два с лишним часа было затрачено на восхождение.

Наконец летчики добрались до вершины. Немного отдышавшись, кинооператор усердно завертел ручку своего аппарата, медленно поворачивая его во все стороны, а Бабушкин и Грошев тем временем сложили из камней небольшую пирамиду. Закончив свое сооружение, они воткнули в него красный флаг, предусмотрительно захваченный с собой, и оставили лист плотной бумаги с надписью: "Здесь были участники экспедиции по спасению потерпевших катастрофу на дирижабле "Италия". 24 июня 1928 года".

Когда было заснято все, что могло представить интерес, начали спускаться с горы. На ходу подобрали оставленную одежду и к 7 часам утра были у самолета.

К ледоколу летели в отличном настроении. Первая часть задания была выполнена: база создана, бензин оставлен.

Погода была хорошей, небо ясным и видимость вполне удовлетворительной. Так летели примерно час, как вдруг совершенно неожиданно перед самолетом встала серая стена тумана. Туман простирался влево и вправо на необозримое пространство; подниматься над ним не имело смысла: он оказался настолько густым, что увидеть сквозь его толщу ледокол тоже было невозможно.

- Черт побери! Откуда только берутся эти туманы? Словно их ведьмы варят в волшебном котле и выливают перед нашим носом, когда нам нужно лететь! - ругался бортмеханик. - До стоянки еще добрых тридцать миль. Что будем делать, Михаил Сергеевич?

- Немедленно сядем, - коротко ответил Бабушкин.

Он снизился до ста метров и начал искать место для посадки.

- Гм, вы хотите здесь садиться? Мне это совсем не нравится!

- Как будто ты никогда не садился со мной на лед в Белом море, - отвечал Бабушкин, описывая самолетом большой круг.

- Да, но там был прочный, сплошной лед, а здесь плавучие ледяные поля.

- У нас нет выбора. Продолжать полет - безумие!

- А как мы поднимемся со льдины, на которую сядем? Есть ли гарантия, что она не расколется на части, прежде чем рассеется туман? - продолжал свои рассуждения Грошев.

- У меня нет письменного соглашения с льдиной, оплаченного гербовым сбором, - с усмешкой ответил Бабушкин.

Между тем он выбрал льдину, которая сверху казалась ему достаточно ровной и прочной. Четыре раза опытный летчик низко пролетал над ней и, тщательно все рассмотрев, благополучно посадил самолет.

- Могла бы быть чуть побольше, - недовольно ворчал бортмеханик, выйдя из кабины.

Туман сгущался. Вскипятили чай. Первые часы прошли довольно быстро, но потом время стало тянуться невыносимо медленно. Просидеть на льдине пришлось двадцать восемь часов! Но вот туман начал понемногу рассеиваться, и Бабушкин решил подняться в воздух. Минут через сорок бортмеханик, смотревший в бинокль, радостно крикнул, что видит "Малыгина"...

В понедельник и во вторник удерживалась летная погода, но пришлось менять мотор, отработавший уже много часов. Для дальнейших полетов к "красной палатке" нужна была полная уверенность в его работе. Смена мотора и пробные полеты заняли два дня. Продолжала стоять хорошая погода, но синоптик возражал против вылета. В ближайшие дни ожидался шторм!

- Так мы никогда не вылетим, - горячился Бабушкин. - Когда погода летная, вы пугаете, что она вот-вот испортится, а при плохой - мы и сами не полетим...

Наступило 29 июня; радиосводки о положении потерпевших катастрофу были неутешительными. После неудачи Лундборга летчики, находящиеся на Шпицбергене, не садились на льдину; они боялись, что их постигнет та же судьба, что и шведский "Фоккер". У Бабушкина никаких сомнений не было. Только бы долететь до палатки, а уж сесть-то он наверняка сумеет там, где благополучно садился Лундборг. Спасет по крайней мере Чечони, неспособного передвигаться самостоятельно, и доставит его на остров Королевский или прямо на "Малыгин". Если и не удастся прилететь еще раз, то в лагере Вильери останутся, во всяком случае, здоровые люди, которым тоже будет легче, если не придется помогать товарищу со сломанной ногой.

В этом полете, кроме Бабушкина и неразлучного с ним механика Грошева, на борту самолета находился радист Фоминых. Экипаж ледокола провожал улетавших пожеланиями удачи и скорого возвращения. Если все пойдет хорошо, их рано утром ждали обратно. Никто не думал, что самолет будет отсутствовать пять долгих дней, полных беспокойства и опасений за судьбу летчиков, а в дальнейшем и за судьбу самого "Малыгина"...

Вот что об этом трудном полете рассказывает сам Бабушкин.

"Признаюсь, у меня не было никакой надежды на то, что нам удастся выполнить задание: слишком плотен и непроницаем был туман. Я пытался набрать высоту, но выше ста метров мы попадали в беспросветную мглу. И вверху, и внизу, и с боков мы упирались в туман.

Я боролся с туманом, как мог. Изредка снижаясь до пятидесяти метров и затем снова набирая высоту, я летел в течение часа по курсу норд-ост и сделал сто - сто двадцать километров. Через час туман, сгустившись, прижал нас к самой воде. Дальше лететь было невозможно - мы могли врезаться в высокий скалистый берег одного из островов Карла.

Пришлось спуститься на ледяное поле. Это было в 22 часа 20 минут в ночь на 30 июня.

Перед спуском мы убрали антенну. Радио на нашем самолете могло работать только в воздухе. Поэтому мы оказались совершенно отрезанными от корабля, и "Малыгин" не знал, где мы и что с нами.

Посадка на льдину в ясную погоду, при хорошей видимости, если не совсем безопасна, то все же не очень сложна. Совсем другое дело в тумане. Все воспринимается в искаженном виде. Торосы не дают никакой тени. Видишь сверху ровную белую поверхность и совершенно не замечаешь выступов, неровностей, бугров, способных погубить самолет в одну минуту.

Покружив над льдиной, я нашел приблизительно то, что нужно для условно безопасной посадки.

Повезло. Спустились благополучно. Самолет скользнул по поверхности льдины и остановился. К нашему удивлению, мы тотчас же заметили, что льдина обитаема: к нам приближался огромный полярный медведь. Мы встретили непрошеного гостя ракетой. Ошеломленный медведь попятился, потом пустился бежать, бултыхнулся в холодную воду и поплыл через разводье.

Медведя сменили тюлени. Они высовывали свои головы из лунок, качали усатыми мордами и снова исчезали в воде, вильнув на прощанье лакированной спинкой.

На этой льдине мы просидели сорок два часа в ожидании, когда пройдет туман.

К вечеру 30 июня на юге туман начал подниматься, но от островов Карла низкая и мрачная стена тумана надвигалась, как черный, зловещий призрак. К этому времени ветер стал крепнуть и отошел к северо-востоку. Помня предсказания нашего синоптика, я решил вернуться к ледоколу, чтобы избежать шторма. Поднялся, но через полчаса убедился, что надежда найти ледокол будет тщетной. Дальше мы снова попали в густой туман, прижавший нас книзу. Пробовали вызвать ледокол по радио, но безуспешно.

Тогда решили снова сесть. Пробыли в воздухе в общей сложности 1 час 40 минут.

Возможно, мы находились очень близко от ледокола, но из-за плохой видимости могли пролететь даже рядом и не заметить корабля.

Новый ледяной аэродром был несколько южнее, но ничем от прежнего не отличался. Снова чуть ли не тот же белый медведь навестил нас, и снова те же тюлени.

Погода испортилась. В ночь на 2 июля начался предсказанный синоптиком циклон. Пошел снег, а потом разыгралась пурга. Ветер свирепствовал. Каждую минуту мы ждали, что лед начнет двигаться и ломаться.

Продовольствия оставалось немного. Грошева мы еще на первой льдине избрали завхозом, и он великолепно справлялся с этой ролью.

Впрочем, о продовольствии мы не особенно беспокоились: всегда можно было убить белого медведя, благо их здесь сколько угодно. В дальнейшем мы так и поступили. Подпустили поближе одного из мохнатых гостей, которые то и дело подходили к нам, мучимые любопытством, и я уложил его тремя выстрелами из винтовки.

Мы боялись, что шторм начнет ломать лед. Устроили беспрерывное дежурство, чтобы вылететь при первых тревожных признаках.

На наше счастье, хотя лед вокруг трещал, крошился и ломался, с нашей льдиной большой беды не случилось. Шторм начал мало-помалу стихать, ветер переменил направление. Худшее прошло. К трем часам дня 3 июля ветер почти совершенно стих. Открылся остров Надежды. Высчитав, что "Малыгин" находится от нас на расстоянии двадцати - тридцати километров, мы решили лететь.

"Малыгина" на старом месте не нашли; быть может, поднявшись, мы и увидели бы его. Но выше ста метров был туман, а с высоты ста метров радиус видимости слишком мал.

Я не мог дальше в безрезультатных поисках "Малыгина" тратить незначительные и драгоценные для нас запасы бензина. Пришлось снижаться на первую попавшуюся льдину. Вот именно - на первую попавшуюся.

Я не впервые встретился со льдами. Долгое время я наблюдал их и научился узнавать характер и толщину льда.

Пригодные для посадки льдины обычно покрыты толстым слоем снега. Сверху снег чистый, без черных пятен. Много торосов. Негодные для посадки льдины не имеют торосов, их края ровные, снег лежит на них тонким слоем; от продушин или от того, что снег сдуло ветром, на поверхности таких льдин много черных пятен.

Сейчас же после посадки нас навестили обычные гости - медведи. На этот раз их была целая семья: пять забавных белых животных. Нам и в голову не пришло заняться бесцельной в наших условиях охотой. Но подпускать их близко к самолету не следовало - они могли погнуть рули, повредить плоскости.

Мы пустили несколько ракет. Испытанный способ подействовал - звери ушли.

Небо очистилось, погода как будто установилась. Решив, что теперь-то уж мы наверняка найдем "Малыгина", стали готовиться к отлету.

Лед под нами таял и весь был испещрен небольшими лужицами. Глубина некоторых достигала сорока сантиметров. Фоминых попал в одну из них и провалился по пояс. Мы его быстро вытащили, выжали на нем одежду и переодели в запасное белье.

Положение было скверное. Мы находились на льду местного замерзания. Он недостаточно надежен, всего лишь около полуметра толщиной и в состоянии таяния. Подниматься с такого поля рискованно. Мы решили так: я даю полный газ и рулю в торосы один. Если инерции будет достаточно, самолет проскочит. Товарищи подойдут пешком, а там, в торосах, мы расчистим площадку и поднимемся. План удался вполне. В десятом часу утра мы поднялись.

Напряженно шарим по горизонту - ледокола не видно. Вдруг Грошев толкнул меня локтем. Вдали он приметил точку, черневшую подле южной части острова Надежды.

- Есть, есть, Михаил Сергеевич! Летим туда! Неужели команде "Малыгина" захотелось погулять по земле, на которую никогда не ступала нога человека! Этого не могло быть. Ведь читали же малыгинцы в лоции, что любое судно, попав в эти воды, в девяноста случаях из ста рискует либо быть раздавленным айсбергами, либо наскочить на подводные камни и пропороть днище. Обо всем этом малыгинцы осведомлены не хуже нас. Я снова взглянул на остров:

- Нет, не может быть, это не ледокол:

Вскоре мы увидели подымающуюся снизу полоску легкого дымка. Дольше нельзя было сомневаться. Это был ледокол, стоявший под парами. Видеть судно мы не могли, так как остров закрывал его своей тенью.

Я поблагодарил Грошева и попросил передать приятную новость Фоминых. Приняв так неожиданно ледяную ванну, радист сидел весь мокрый и дрожал от холода. Фоминых от радости так громко закричал, что едва не заглушил шум мотора.

Очень приятно было видеть в бинокль радость наших товарищей на ледоколе. Взвились флаги на мачте корабля. Мы низко кружили над ледоколом. На снегу в виде большой буквы "Т" разостлали полотнища красной материи; стоящие рядом люди махали нам, указывая место посадки. Но там, где могли стоять люди, не всегда может опуститься машина в две тонны весом. И я лишний раз прокружил над аэродромом. Опустился вполне благополучно, но подрулить вплотную к борту, как это делали раньше, на этот раз не удалось. Пришлось оставить самолет в ста пятидесяти шагах от ледокола. Вот будет возня, когда придется брать машину на палубу!..

Нужно ли рассказывать, как нас встретили? Тут было все: и возгласы, и рукопожатия, и поцелуи, и даже закуска с вином".

В одном отношении буря оказалась полезной: она разогнала ледяные поля, и освободившийся "Малыгин" вновь двинулся на север Он шел вдоль 30-го градуса 20-й минуты восточной долготы и продвинулся вперед на восемьдесят миль, но 6 июля льды опять остановили его на 78-й параллели. Теперь "Малыгин" был значительно ближе к группе Вильери, и Бабушкин решил вылететь снова. Опять собрали "Юнкерс" на льду, и ранним утром 11 июля в 2 часа 20 минут Бабушкин вылетел по направлению к мысу Ли-Смит, но уже через десять минут рация "Малыгина" приняла сообщение, что самолет встретил густой туман и вынужден возвратиться.

Это был 15-й полет Бабушкина. За все полеты обе лыжи "Ю-13" получили такие повреждения, что их нельзя было отремонтировать собственными силами Запасных же не было. Пришлось лыжи заменить поплавками. Между тем "Малыгин" вновь преодолел льды, которые держали его в плену, и проник за 79-ю параллель в поисках самолета Амундсена и группы экипажа "Италии", исчезнувшей вместе с обломками дирижабля. (На советских ледоколах эту группу называли "группой Алессандрини".) Однако "Малыгин" не мог развить успеха и вынужден был отказаться от дальнейшего продвижения в более высокие широты, так как оставшегося на ледоколе запаса угля могло хватить только для возвращения в Архангельск. Когда в субботу 14 июля "Малыгин" повернул на юг, направляясь в обратный путь, неполных 70 миль отделяли его от льдины, на которой находилась "красная палатка".