Изображение
31 июля 2012 года исключен из Регистровой книги судов и готовится к утилизации атомный ледокол «Арктика».
Стоимость проекта уничтожения "Арктики" оценивается почти в два миллиарда рублей.
Мы выступаем с немыслимой для любого бюрократа идеей:
потратить эти деньги не на распиливание «Арктики», а на её сохранение в качестве музея.

Мы собираем подписи тех, кто знает «Арктику» и гордится ею.
Мы собираем голоса тех, кто не знает «Арктику», но хочет на ней побывать.
Мы собираем Ваши голоса:
http://arktika.polarpost.ru

Изображение Livejournal
Изображение Twitter
Изображение Facebook
Изображение группа "В контакте"
Изображение "Одноклассники"

Бегоунек Ф., "Трагедия в ледовитом океане"

Франтишек Бегоунек., "Трагедия в ледовитом океане"., Москва, Издательство иностранной литературы, 1962 г.

Книга чешского академика Франтишека Бегоунека, названная им "Трагедия в полярном море (Дирижабль на Северном полюсе)" - правдивый и глубоко волнующий рассказ непосредственного участника полярной экспедиции Нобиле.

Книга повествует о гибели дирижабля "Италия", о лишениях, перенесенных на льдине уцелевшими участниками полета, и, наконец, о их спасении.

Автор с большой симпатией пишет о спасательных экспедициях на ледоколах "Красин" и "Малыгин", о героической, самоотверженной борьбе с суровой стихией советских моряков, летчиков, полярников, пришедших на помощь потерпевшим катастрофу и явивших миру яркий пример подлинного советского гуманизма. Одновременно он критикует бездеятельность итальянского фашистского правительства, по существу обрекшего на гибель людей, оказавшихся на льдине.

Приводимый автором большой фактический материал позволяет оценить важное значение спасательной экспедиции 1928 г. на ледоколе "Красин" для дальнейшего изучения и освоения Арктики Советским Союзом, достигнувшим огромнейших успехов в этой области.

Это, бесспорно, лучшее из опубликованных произведений, посвященных событию, которое в свое время потрясло мир. Написанная простым и вместе с тем образным языком, книга дает живо почувствовать дыхание ледяной пустыни, вызывает презрение к малодушным и восхищение мужеством героев Арктики.

Катастрофа

Над бесконечными льдами Северного Ледовитого океана раздавался рев моторов. Небольшой дирижабль боролся с ветром, все время сносившим его к востоку от курса. Позади остался Северный полюс и 55 часов полета...

В половине пятого утра 23 мая 1928 года дирижабль "Италия", экипаж которого состоял из 16 человек, покинул эллинг в Конгс-фьорде на западном берегу Шпицбергена. Взяв курс на северо-запад, через покрытое льдами Гренландское море воздушный корабль вышел на мыс Северо-Восточный (Гренландия), откуда направился прямо к полюсу.

На этом пути ветер все время был попутным, и дирижабль быстро летел к цели. Вскоре после полуночи дирижабль достиг полюса и сделал над ним круг. Был полярный день, но густая мгла закрывала солнце. Под собой экипаж дирижабля видел только бесконечную унылую серую поверхность полярного льда. Предполагалось спуститься и высадить на полюсе несколько человек, снабженных запасом продовольствия и приборами. Оставшиеся на льду люди смогли бы произвести точные измерения земного магнетизма, силы тяжести и глубины океана. Спустя неделю дирижабль должен был вернуться за ними.

Однако ветер ни на минуту не утихал и не позволил осуществить это намерение. Два часа дирижабль кружил над полюсом, снизившись до 150 метров над торосистым и покрытым трещинами льдом. В таких условиях "приземлиться" оказалось невозможным.

В командирском отсеке, расположенном в передней части гондолы, начальник экспедиции, итальянский генерал Нобиле, совещался со шведским метеорологом Мальмгреном.

Что делать? Возвращаться на Шпицберген значило лететь против ветра. До сих пор ветер благоприятствовал полету, теперь он становился упорным противником. Если борьба с ним будет длиться долго, то дирижабль израсходует все горючее и станет игрушкой стихии. Надежды на возвращение в Конгс-фьорд почти не оставалось.

Обмен мнениями между начальником и метеорологом был коротким. Горячий и решительный южанин Нобиле предложил смелый, но рискованный путь. Зачем бороться с встречным ветром? Не лучше ли довериться ему, позволить гнать дирижабль дальше и вместо возвращения в Конгс-фьорд долететь до пустынного северного берега Канады? Метеорологические сводки, принимавшиеся непрерывно по радио, сообщали, что там туман, но ветер слабый.

У рассудительного северянина Мальмгрена было иное мнение. Он тоже был смелым и мужественным (несколькими неделями позже он это доказал), но не хотел действовать необдуманно. На берегах Канады ничего не было подготовлено. Посадка своими силами очень трудное и опасное дело. Два года назад во время экспедиции Амундсена, когда Нобиле командовал дирижаблем "Норвегия", такая посадка удалась, но удастся ли это теперь? А если туман окажется слишком густым? Как они найдут подходящее место? Или если вдруг изменится погода? Ведь полет к берегам Канады, к устью реки Макензи, продлится самое меньшее 10 часов. За это время ветер может переменить направление. Да это несомненно так и будет.

С минуту он раздумывал над синоптической картой, которую только что вычертил по данным последних метеорологических сводок. Если в состоянии атмосферы не произойдет перемены, то южный ветер над Гренландским морем за несколько часов должен смениться северным. И тогда ветер станет надежным помощником дирижабля при возвращении в Конгс-фьорд.

- Лучше будет, если мы вернемся в Конгс-фьорд, - советовал Мальмгрен, - по крайней мере мы закончим по плану все научные работы!

Нобиле согласился с его советом и дал команду возвращаться.

- Каким курсом? - спросил заместитель начальника экспедиции, капитан Мариано. - От Северного полюса все дороги ведут к югу.

- 25-й восточный меридиан6, - приказал Нобиле.

Это не был кратчайший путь, но он вел через арктическую область, в которой до сих пор не побывала ни одна экспедиция. А вдруг удастся обнаружить неизвестный остров? До сих пор "Италия" летела над сплошными морскими льдами. Нигде ни квадратного метра земли. Неудача преследовала дирижабль и неделю назад, при его первом арктическом полете. Был он очень долгим и трудным. Пролетев на восток к Северной Земле и потом обратно в Конгс-фьорд, через Новую Землю, дирижабль сделал 5000 километров. Но нигде они не видели ни одного острова, который не был бы еще нанесен на карту. Нобиле не очень огорчился. Он видел цель экспедиции в другом: в научных исследованиях, которые можно было проводить во время полета в любую погоду; в метеорологических и магнитных наблюдениях, в изучении атмосферного электричества, радиоактивности и интенсивности таинственного космического излучения. Сотни тысяч квадратных километров Арктики в этом отношении еще не были обследованы.

Нобиле хорошо помнил проведенную два года назад экспедицию Амундсена, успеху которой он содействовал как командир дирижабля "Норвегия", сконструированного и построенного им самим. Тогда был совершен большой перелет из Конгс-фьорда через Северный полюс до Аляски. Но большую часть пути "Норвегия" летела над тучами и туманом, так что океан совершенно не был виден. На борту дирижабля находился единственный научный прибор - электроскоп, принадлежавший чешскому физику Бегоунеку. Сам Нобиле в последние часы перед стартом принял активное участие в установке прибора на дирижабле. Итальянские механики работали день и ночь, чтобы заменить тяжелые детали прибора легкими алюминиевыми - надо было избегать каждого лишнего грамма нагрузки.

Бегоунека взять с собой было невозможно - так решил начальник экспедиции Амундсен; прибор был доверен Мальмгрену, метеорологу экспедиции 1926 г. Шведский ученый провел очень ценные исследования: он опроверг предположения об электрическом облучении Солнцем обширной северной полярной области. Это было все, что дала науке большая дорогостоящая экспедиция.

На этот раз Нобиле стремился как можно лучше обеспечить проведение научных работ. Он пригласил с собой физика, профессора Миланского университета Понтремоли и опытного полярника Мальмгрена, который участвовал не только в экспедиции "Норвегии", но провел три года на борту судна Амундсена "Мод" во время плавания и дрейфа вдоль евразийского материка.

Со мной и на этот раз вышли большие затруднения: итальянское фашистское правительство Муссолини не питало дружественных чувств к тогдашнему правительству Чехословакии и не хотело, чтобы чех оказался в составе итальянской экспедиции.

Перед вылетом на Северный полюс Нобиле пришлось выдержать острую борьбу с Томаселли, редактором большой миланской газеты "Коррьере делла сера". Томаселли участвовал в первом полете на Северный полюс, а в этот раз должен был лететь его коллега Лаго, корреспондент газеты "Пополо д'Италия". Но Томаселли страшно хотел еще раз побывать на Северном полюсе. Он настойчиво просил Нобиле, чтобы тот взял его с собой, а Бегоунека оставил в Конгс-фьорде.

- Двух ученых - Мальмгрена и Понтремоли - вполне достаточно, - убеждал он.

- Вы не правы, милый мой Томаселли, - возражал Нобиле, - Мальмгрену придется работать как метеорологу, и для научных исследований у него не окажется времени. А вот одного корреспондента более чем достаточно.

С его стороны было смелостью отклонить требование фашистской печати, которая поддерживала и субсидировала экспедицию значительными денежными средствами.

- Очевидно, чешская наука вам дороже итальянской печати! - с угрозой закончил Томаселли эту дискуссию.

Нобиле особенно не стремился к открытию какого-нибудь одинокого полярного островка. Он знал, что это не будет иметь для науки большого значения. Но он понимал также, что находка самой незначительной скалы, затерявшейся в полярных льдах, будет принята в Италии с восторгом, Ее хвастливо назовут "Землей Муссолини", и фашистская печать раструбит об "открытии" по всему миру. Ведь и поддержка экспедиции со стороны Муссолини была только политическим жестом, чтобы показать фашистскую "мощь".

Если Нобиле обнаружит неизвестный остров, ему многое простят. Враги, которых он себе изжил, отстаивая научную направленность экспедиции, умолкнут. Вот почему он дал Мариано приказание держаться при возвращении 25-го меридиана восточной долготы. Но погода не благоприятствовала путешественникам. Ветер вопреки предсказанию Мальмгрена не изменял направления. Наоборот, он еще усилился и все время сносил дирижабль на восток от намеченного курса. Мы оказались уже на меридиане 30 и даже 32°. Если так будет продолжаться, дирижабль окончит свой полет на Земле Франца-Иосифа вместо Шпицбергена. Кроме того, туман все сгущался, и в довершение всего началось обледенение - наихудшее из бедствий, какое может грозить в воздухе. На проводах антенны уже появился слой льда толщиной в пять сантиметров.

Нельзя больше медлить! Жизнь шестнадцати человек экипажа была дороже всех "Земель Муссолини". Пропеллеры моторов швыряли куски льда в корпус дирижабля. Льдинки, как пули, пробивали оболочку, заставляя Алессандрини все время заклеивать пробоины. Но нельзя было особенно рассчитывать на прочность заделки и на то, что лед не пробьет и баллоны, наполненные драгоценным водородом.

На 85-й параллели Нобиле приказал взять курс прямо на Конгс-фьорд. Уже двадцать часов прошло с тех пор, как мы покинули полюс, а до Конгс-фьорда все еще было далеко. Встречный ветер, неустанно крепнувший, снижал скорость дирижабля до каких-нибудь 45 километров в час. Мальмгрен был встревожен. Его предсказание о перемене ветра не сбылось. Метеорологический прогноз - это только прогноз, а не полная уверенность. Кто знает, сколько пройдет еще времени, пока ветер превратится из врага в союзника? Поэтому Мальмгрен настаивал, чтобы Нобиле увеличил скорость дирижабля.

Нобиле понимал опасения Мальмгрена, но ему очень не хотелось включать третий мотор и увеличивать число оборотов двух уже работавших моторов. Ведь расход бензина значительно возрастет, а давление воздуха на корпус "Италии" станет еще больше. И без того уже воздушный вихрь яростно обрушивался на него Металлический каркас "Италии" был менее прочен, а оболочка тоньше, чем у дирижабля "Норвегия", чтобы за счет меньшего веса корабля можно было взять больше бензина. Выдержит ли дирижабль напряжение, которому он подвергается?

Третий мотор был запущен в 20 часов 24 мая7. Расход бензина увеличился вдвое, но скорость дирижабля возросла только на 15 километров в час. Встревоженный Нобиле хотел выключить третий мотор. Ведь если плохая погода в Конгс-фьорде не позволит дирижаблю приземлиться и придется еще несколько часов оставаться в воздухе, бензина не хватит. Но Мальмгрен настаивал на своем. Зона, которую пересекал дирижабль, с точки зрения метеоролога, была особенно опасной. Как можно скорее миновать ее! И полет продолжался под тремя моторами до 9 часов 45 минут 25 мая. В эту минуту уставший, полусонный Трояни, который стоял у штурвала рулей высоты, совершенно механически повернул его, чтобы удержать воздушный корабль в горизонтальном положении8. Дифферент оказался слишком большим, нос "Италии" наклонился ко льду. В этот момент руль заклинило, и дирижабль не выравнивался.

На отчаянный крик Трояни подбежал старший лейтенант Вильери, сильный, молодой человек, который резким ударом освободил рулевое управление. Мариано между тем дал мотористам сигнал - "стоп моторы!" Он имел на это право как заместитель Нобиле, который прилег немного отдохнуть. Все были невероятно утомлены, так как почти не спали с той ночи, когда "Италию" готовили к старту. А это было три дня назад. С тех пор никто из экипажа не поспал более шести часов в два приема, да и это нельзя было назвать настоящим отдыхом - лежать в мешках из оленьих шкур приходилось на узком стальном кильсоне длиной 100 метров, который проходил через весь корпус дирижабля от носа до кормы. Голубоватые шелковые стенки баллонов с водородом возвышались над спящими справа и слева.

Мотористы немедленно приняли команду Мариано. Моторы заглохли, пропеллеры перестали вращаться. Как раз вовремя. Сплошной лед под дирижаблем вырисовывался во все более угрожающей близости. Дирижабль стремился к нему, подгоняемый силой инерции, еще в течение нескольких секунд, и казалось, вот-вот ударится о него. Мариано приказал выбросить несколько бочек с бензином через открытые двери кабины. Но эта мера оказалась излишней. Как только прекратилась работа моторов, дирижабль начал подниматься. Он пробился через слой тумана на высоте 900 метров и оставил его под собой, как огромный мягкий слой ваты, простирающийся во все стороны до самого горизонта.

Теперь синее небо сияло над "Италией" и яркие солнечные лучи заливали все уголки гондолы. Офицеры воспользовались тем, что показалось солнце, и с помощью секстана9 взяли широту. До сих пор в полете мы пользовались радиопеленгами, которые передавала по нашим сигналам радиостанция вспомогательного судна "Читта-ди-Милано"10, стоявшего на якоре в Конгс-фьорде. Но это была только прямая, соединяющая дирижабль с его базой; в какой точке на этой линии находится дирижабль, можно было установить, и то лишь приблизительно, при постоянном счислении пути, то есть скорости и направления полета. Это было ненадежным, что и показала проверка с помощью секстана. Определение по солнцу показало, что дирижабль находится на 81° северной широты Точка пересечения этой параллели и радиопеленга, сообщенного с "Читта-ди-Милано", лежала приблизительно в 110 милях11 на северо-восток от мыса Северного (Шпицберген), то есть примерно на 100 миль дальше от Конгс-фьорда, чем получалось по счислению пути. Но и это определение не было правильным "Италия" в действительности находилась еще дальше на восток-северо-восток от точки пересечения обеих линий. Радиопеленги с "Читта-ди-Милано" в сравнении с истинным направлением определялись с ошибкой в 5°.

Этого экипаж дирижабля тогда не знал. Все были довольны тем, что есть точка, от которой можно рассчитывать дальнейший путь, и что дирижабль избежал опасности. Пока моторы не работали, старший механик Чечони разобрал руль высоты, чтобы очистить его от льда. Генерал Нобиле проснулся, лишь только смолк гул моторов, и принял деятельное участие в аврале. По его приказанию из гондолы была спущена цепь-гайдроп. Эта цепь весила почти 300 килограммов и при приземлении дирижабля должна была выполнять важную роль меняющегося балласта; как только дирижабль чересчур снижался, конец цепи ложился на лед и вес дирижабля уменьшался на вес тех звеньев цепи, которые оказались на льду. Дальнейшее снижение дирижабля прекращалось, и цепь удерживала его на определенной высоте в качестве подвижного якоря. При внезапном и резком падении дирижабля можно было отдать трос, которым цепь крепилась в гондоле и, избавившись от большого балласта, быстро подняться.

После получасовой передышки Нобиле распорядился включить два мотора. Казалось, что ветер слегка ослабел, и он рассчитывал, что за каких-нибудь 15 или 16 часов "Италия" достигнет Конгс-фьорда. Дирижабль покинул голубое небо и через слой тумана вновь снизился к поверхности льда, чтобы можно было ориентироваться в полете.

Мутный свет пасмурного неба слабо освещал гондолу. В ней было только восемь человек - половина всего экипажа; Мальмгрен и корвет-капитан Цаппи стояли у рулей направления, Чечони - у рулей высоты, а Трояни - у приборов для измерения давления. В маленькой радиорубке, которая делила гондолу на два неравных отсека, соединенных узким проходом, сидел неутомимый младший сержант Биаджи с наушниками. За радиорубкой, у столика с картами, Нобиле совещался с Мариано и Вильери относительно курса дальнейшего полета. У кормового люка я отмечал показания электроскопа, служащего для измерения интенсивности космического излучения.

Мотористы Чокка, Каратти и Помелла находились на своих местах в моторных гондолах. Их начальник, младший лейтенант Ардуино, переходил по кильсону внутри корпуса дирижабля и по боковым мостикам от мотора к мотору. Тут же в коридоре был Алессандрини, готовый немедленно заделать любую пробоину. При своих обходах он старался не разбудить Понтремоли и Лаго, которые спали на полу в меховых мешках.

Время тянулось невыносимо медленно. Вид, открывавшийся из иллюминаторов гондолы со вставленной в них слюдой, был однообразным: сероватая ледяная поверхность. Дирижабль летел над нею на высоте 300 метров. Долго стоять у приборов управления очень утомительно. Отдыхать, сидя на полу гондолы, тоже немногим лучше, так как нельзя опираться о хрупкие планки, служащие каркасом ее парусиновых стенок. За неполный час, который прошел с той минуты, когда моторы вновь заработали, я не менее трех раз взглянул на часы; наконец на душе стало легче: было 11 часов 25 минут. Через 10 минут время снимать показания электроскопа, после чего меня сменит Понтремоли. Я уже три часа ждал этого мгновения!

Не успел я вложить часы в карман брюк, как от штурвала рулей высоты послышался испуганный голос Чечони: "Дирижабль отяжелел!" Спокойствие, царившее в гондоле, исчезло, словно по волшебству. Нобиле, который собирался с секундомером в руке определить высоту12, подскочил к высотомеру. Стрелка прибора с головокружительной скоростью приближалась к нулю, с каждой секундой дирижабль снижался на полметра!

Не было необходимости давать распоряжения: опытные аэронавты и сами знали, что следует делать. Трояни сигнализировал мотористам, чтобы они прибавили обороты и запустили третий мотор, с тем чтобы облегчить дирижабль динамически, с помощью пропеллеров; Чечони бросился к тросу, на котором висел гайдроп. В отчаянии он пытался отдать трос, чтобы сбросить цепь на лед, но трос заело. Я поспешил на помощь, а Нобиле крикнул, что лучше перерубить трос. Однако и это не удалось сделать.

Между тем дирижабль продолжал снижаться; нос был высоко задран к покрытому тучами небу. Хотя мотористы мгновенно выполнили команду, усиленная работа моторов была бесполезна: дирижабль быстро приближался к поверхности льда. Теперь большая скорость дирижабля становилась опасной. По машинному телеграфу была дана команда, противоположная отданной раньше: "стоп моторы!" Задний и правый мотор тотчас остановились, левый же продолжал работать. Мариано, с побагровевшим от волнения лицом, но внешне спокойный, высунулся из иллюминатора и крикнул Каратти: "Глуши мотор!", забывая, что из-за гула тот не мог его услышать.

Все произошло необычайно быстро. Как долго продолжалось падение с высоты 300 метров? Никто не мог этого сказать. Две минуты, может быть, три, во всяком случае, не более пяти. Перед штурвальным неожиданно выросли острые льдины. Он в отчаянии взмахнул руками. Нобиле бросился к штурвалу, пытаясь предотвратить катастрофу. Но для этого не оставалось ни (времени, ни возможности. Между тем мотор Каратти заглох. Злополучный воздушный корабль, подгоняемый только ветром, больше не слушался руля. Прежде чем Нобиле успел схватить штурвал в напрасной надежде повернуть дирижабль к более ровной ледяной поверхности, задний мотор ударился о лед. Моторная гондола оторвалась, и находившийся в ней моторист погиб.

Облегченная корма поднялась, наступила очередь носовой части. Командирская гондола натолкнулась на ледяную глыбу, подскочила и с ужасающим грохотом потащилась по глубокому снегу, который проникал в нее со всех сторон через разодранную парусиновую обшивку. Для нас, находившихся внутри, это были самые ужасные минуты. Мы не могли сразу понять, что происходит. Ощущали только страшный напор снега и льда, от которого настил содрогался под ногами. Нам казалось, что это продолжается бесконечно долго, хотя цепь скоро положила конец всякому движению дирижабля по льдинам: она заклинилась в ледяных торосах, нагроможденных в диком беспорядке, и оторвала остатки гондолы от корпуса дирижабля.

Люди, выброшенные на лед, с трудом поднимались и стряхивали снег с лица и одежды. Только двое продолжали лежать - Нобиле и Чечони. У обоих при падении были сломаны ноги. Между тем облегченный дирижабль носом вверх тяжело поднимался в хмурое небо. Его оболочка покоробилась, место, откуда была вырвана гондола, походило на разодранную грудь огромной птицы. На мостике, у левого мотора, неподвижно, словно изваяние, стоял Ардуино. Может быть, он размышлял: не спрыгнуть ли ему вниз, к своим друзьям? Но времени для размышления было очень мало. Дирижабль быстро поднимался и через несколько секунд исчез в низких облаках, унося с собой шесть человек.

Пред.След.