Пока не было известий о судьбе дирижабля "Италия", советские полярники предполагали, что дирижабль отнесло сильным западным ветром куда-нибудь к Земле Франца-Иосифа и там он потерпел аварию. Земля Франца-Иосифа, являющаяся советской территорией, представляет собой большую группу суровых негостеприимных островов (81° северной широты и 55° восточной долготы), на 99% покрытых льдом. Советское правительство сочло своим долгом оказать помощь итальянской экспедиции, терпящей бедствие на его территории, раньше, чем итальянскому правительству пришло в голову обратиться к Советскому правительству с этой просьбой.
Комитет помощи дирижаблю "Италия", созданный при Осоавиахиме, принялся за работу с необычайной энергией и настойчивостью. Заместитель председателя Осоавиахима СССР И. С. Уншлихт, возглавивший Комитет, собрал вокруг себя наиболее опытных советских полярников.
Из полярных летчиков в спасательную экспедицию были привлечены Б. Г. Чухновский, известный своими полетами в районе Новой Земли, и М. С. Бабушкин, с 1926 года проводивший воздушную разведку района зверобойных промыслов в Арктике и совершивший ряд полетов по спасению охотников, унесенных в море на льдинах.
Комитет решил немедленно снарядить спасательную экспедицию, хотя до этого ледоколы никогда не работали в полярных водах весной, когда сплошные тяжелые льды оказываются не под силу самым мощным ледоколам. Поэтому в это время не оказалось ни одного готового к плаванию советского ледокола. Они, как всегда, зимовали в портах северного побережья в Мурманске, Архангельске или в Кронштадте, где ремонтировались и готовились к навигации, которая начинается на севере только в конце июня. Единственным судном, готовым к немедленному выходу в море, был "Персей" - не ледокол и даже не ледокольный пароход, а деревянное судно с дополнительной дубовой обшивкой, приспособленное к плаванию только в легких льдах. Выдержать сжатия льдов он не мог. К тому же у "Персея" была сравнительно слабая машина - всего 250 л. с. Комитет, конечно, не ждал от "Персея" большой помощи, но тем не менее дал ему задание в двадцать четыре часа выйти из Архангельского порта к кромке дрейфующих льдов и обследовать обширную зону между Новой Землей и Землей Франца-Иосифа, собрать сведения от промысловых судов, работающих в этом районе, и вести поиски следов дирижабля. "Персей", пополнив запасы угля и продовольствия, вышел из порта 3 июня, точно через сутки после получения телеграммы-молнии с приказом Комитета.
Это была первая ласточка. Полагая, что "Италия" потерпела катастрофу где-то в районе Земли Франца-Иосифа, Комитет обязал "Малыгина"37, стоявшего тоже в Архангельске, в течение шести дней закончить ремонт. За это время надлежало принять бункер и запасы продовольствия для полярной экспедиции, взять на борт самолет "Ю-13" с экипажем, которым будет командовать М. С. Бабушкин, после чего под руководством В. Ю. Визе идти вдоль 30-го меридиана на север. Опытным полярникам из Комитета было ясно, что "Малыгину" предстоит очень тяжелое плавание, так как ледокол встретит огромные массы плавучего льда, который в это время дрейфует на юг через пролив Хинлопен. Поэтому никто не рассчитывал на то, что в ближайшее время "Малыгин" подойдет непосредственно к лагерю Нобиле, точные координаты которого были получены в течение последующих двух дней. "Малыгину" следовало направиться к восточному побережью Шпицбергена, достигнуть острова Надежды и там организовать базу для полетов Бабушкина.
Основная задача возлагалась на летчиков. Они должны были обнаружить лагерь и сбросить продовольствие и другие запасы; если представится возможность, сесть у палатки и снять пострадавших со льдины. Если последнее не удастся, Бабушкин регулярными полетами должен был поддерживать связь между лагерем Нобиле и ледоколом и внимательно следить за состоянием льдов. Как только позволит ледовая обстановка, "Малыгин" немедленно двинется к лагерю.
Все было продумано до последней мелочи, но срок, предоставленный команде "Малыгина" на подготовку к выходу в море, был чрезвычайно мал.
Судовая команда "Малыгина" состояла из сорока двух человек. Теперь к ним для данной экспедиции присоединились еще семнадцать, в том числе летчики, научные работники, журналисты. Всех нужно было разместить и обеспечить продовольствием. Но не это было основной заботой. Главная трудность заключалась в ремонтных работах и в бункеровке. Ледоколу требовалось погрузить девятьсот тонн угля из расчета на месяц плавания. Необходимо было также принять горючее и смазочное для самолета. Экипаж ледокола работал днем и ночью, уложившись в шестидневный срок, указанный Комитетом. Не хватало только полного комплекта запасных частей для самолета. Но в этом летчики не были повинны. Было решено, что запасные части ледокол захватит в Мурманске, куда к тому времени Комитет переправит их из Москвы. Итак, не было потеряно ни минуты времени. Ровно в полночь 12 июня раздались три прощальных гудка, и "Малыгин", отдав швартовы, направился к широкому устью Северной Двины. На причале стояли толпы людей, восторженно кричавшие "ура!"
Через день после этого "Малыгин" пересек Полярный круг.
В открытом море, когда началась качка, обнаружилось, что тяжелый самолет, стоявший на палубе, закреплен недостаточно и летчики тщательно найтовили свой аэроплан, установленный на корме. Из экипажа "Юнкерса" больше всех беспокоился о самолете молчаливый бортмеханик Ф. И. Грошев.
Грошев - неразлучный друг Бабушкина, и его приятели на "Малыгине" решили подшутить над ним.
Как только Грошев появился на палубе, он тотчас же начал искать Бабушкина.
- Бабушкин? - притворно удивился первый же спрошенный. - Я ничего не знаю о Бабушкине! Ведь с нами идет Сергеев.
- Сергеев? - Лицо у Грошева вытянулось. - Кто это?
Вон на мостике разговаривает с помощником капитана.
Грошев широкими шагами поднялся на капитанский мостик.
- Разрешите представиться, товарищи, - прервал, он разговор, - я механик Бабушкина, Грошев.
Г. И. Сергеев дружески пожал ему руку и сказал, что рад летать вместе с ним.
- Я тоже, - ответил Грошев. - Но я хотел бы знать, что с Бабушкиным?
- С Бабушкиным? - Пилот сделал удивленное лицо. - Насколько мне известно, он в отпуске, где-то на Волге, только что уехал. Хватит, три месяца летал, бедняга, над Белым морем и заслужил наконец право увидеть что-нибудь другое, кроме льда и снега.
Грошев недоверчиво посмотрел на летчика, но когда увидел, что его лицо сохраняет полную серьезность и когда помощник капитана подтвердил сказанное Сергеевым, заметив при этом, что хорошо представляет себе, как Бабушкин любуется теперь цветущими лугами и зелеными лесами, механик печально кивнул головой и спустился с капитанского мостика.
Грошев все еще ждал, что в Мурманске встретится со своим любимым пилотом, но окончательно перестал надеяться, когда там на ледокол погрузили запасные части для самолета, после чего "Малыгин", не задерживаясь и без Бабушкина, направился в Александровск (ныне Полярный), где предстояло пополнить запасы угля, частично израсходованного по пути из Архангельска. Александровск, Кола и Мурманск - три порта, расположенные в узком и длинном Кольском заливе Баренцева моря. Небольшое ответвление теплого течения Гольфстрим проникает в залив, который почти круглый год свободен от льда. Незамерзающий порт Мурманск - один из крупнейших в СССР - возник во время первой мировой войны, в 1915 году, при строительстве Мурманской железной дороги. Теперь он является крайним западным пунктом на весьма оживленной трассе Северного морского пути, проходящего вдоль длиннейшей северной границы Советского Союза.
Бабушкин, который в это время находился в Москве, готовясь к очередной зверобойной кампании на "Седове", получил приказ немедленно присоединиться к экспедиции на "Малыгине", отправляющейся на поиски экипажа "Италии".
Летчик быстро собрался в путь на далекий север, откуда не всегда возвращаются. В Ленинграде Бабушкина ждала телеграмма с "Малыгина", извещавшая, что ледокол выходит из Архангельска ровно в полночь 12 июня. Это озадачило летчика. Попасть в Архангельск до отплытия ледокола было совершенно невозможно. "Ладно, - подумал Бабушкин, - я захвачу его в Мурманске!" - и сел в поезд, идущий на север. Он провел в дороге целых два дня, пока наконец добрался до цели. На Мурманском рейде стояло много судов, однако Бабушкин напрасно искал знакомый силуэт "Малыгина".
Сердце у летчика упало. Некоторое время он в полной растерянности стоял на пирсе, как вдруг увидел знакомого моряка, который шел к нему с пакетом в руке. Бабушкин устремился навстречу, окрыленный надеждой.
- Письмо для вас, товарищ Бабушкин, от товарища Визе, начальника экспедиции на "Малыгине", - сообщил моряк, передавая летчику пакет.
- Хвала и слава вам, дружище! - радостно воскликнул Бабушкин и нетерпеливо разорвал конверт. Визе приказывал Бабушкину на моторной лодке догнать их в Александровске, где они грузят уголь. Визе подчеркивал, что это последняя стоянка "Малыгина" в Европе и что, если Бабушкин не застанет их в Александровске, он потеряет последнюю возможность присоединиться к экспедиции.
- Моторка есть хорошая, через час она может выйти из порта, - сообщил моряк, - Александровск недалеко, доберетесь туда за три или самое большее за четыре часа.
- Когда ушел ледокол? - спросил Бабушкин и очень огорчился, услышав, что "Малыгин" вышел из Мурманска рано утром.
Теперь день уже клонился к вечеру, значит, ледокол его опередил почти на двенадцать часов. Визе - человек горячий и не станет терять времени; как только бункер будет взят, он тотчас прикажет поднять якорь и пойдет дальше!
- Не беспокойтесь, товарищ, - утешал Бабушкина его добрый вестник. - "Малыгин" должен погрузить сто тонн угля, а на это понадобится порядочно времени.
Но Бабушкин так торопил всех, что не прошло и часа, как моторная лодка двинулась в путь. Бабушкин уселся на носу и нетерпеливо смотрел вперед, хотя и знал, что многочисленные изгибы берега будут скрывать порт до последней минуты. Примерно через час мотор закапризничал; минуту он еще поработал с перебоями, потом несколько раз чихнул и заглох. Летчик пришел в отчаяние, он готов был прыгнуть в воду и плыть к далекому порту.
- Эх, не беспокойся, голубчик, - утешал его рулевой, бывалый седой моряк с обветренным лицом. - Немножко водички попало в цилиндр, мы это сейчас же исправим. Гаврюшка разберет моторчик и заглянет ему в брюшко!
"Гаврюшка", молодой, веснушчатый моторист, весело осклабился. Ему даже не понадобилось "разбирать моторчик", достаточно было сменить закиданную маслом свечу, и лодка снова понеслась вперед, рассекая холодные морские волны.
- Вон твой кораблик - стоит на Екатерининском рейде. Еще уголь грузят, посмотри! - говорил дальнозоркий моряк, когда показался широко раскинувшийся Александровский порт. Летчик приложил к глазам бинокль. Да, "Малыгин!" Впервые за последние четыре дня Бабушкин радостно улыбнулся и окончательно успокоился.
- Что вы сердитесь, товарищ? - спросил несколькими часами позже Сергеев у Трошева, когда тот стал упрекать его за злую шутку. - Если бы вам сказали, что Бабушкин должен присоединиться к нам в пути, вы бы десять раз в день умирали от нетерпения и страха, что он не успеет!
- Ты бы не радовался так его прибытию, как радуешься теперь, - добавил второй механик.
- Забудьте обо всех минувших огорчениях и подайте друг другу руки! - смеялся Бабушкин
Они немедленно это сделали, и на борту "Малыгина" не было теперь человека, более довольного своей судьбой, чем Грошев...
Через два дня в Баренцевом море разразился шторм. Судно сильно качало; при этом "Юнкере" Бабушкина доставил экипажу много хлопот. Все время надо было находиться около самолета и следить за креплением, чтобы при качке и шквалистом ветре тяжелую машину не сбросило в бушующее море. Измученная команда сменялась у самолета через каждые два часа, проклиная шторм и все на свете. Только один Грошев сохранял спокойствие и даже напевал во время работы. Он почти непрерывно находился около самолета, отлучаясь только для того, чтобы немного перекусить. За время шторма Грошев не прилег ни на минуту. Дай что за беда! Командир самолета - на борту ледокола, "Юнкере" в порядке, шторм когда-нибудь да прекратится и все войдет в норму. А Трошеву ничего больше и не нужно.
Если короткий шестидневный срок, который был дан на подготовку к отплытию "Малыгина", потребовал предельного напряжения сил, то в Ленинграде красинцам пришлось труднее. На подготовку "Красина" был установлен в два раза меньший срок - только три дня! За это время надо было снабдить всем необходимым ледокол водоизмещением почти 11 000 тонн с экипажем в 136 человек и обеспечить полную готовность к работе летной части с большим трехмоторным "Юнкерсом" Б. Г. Чухновского.
Все новые и новые задания сваливались на руководство экспедицией. 11 июня в 11 часов 25 минут Комитет телеграммой-молнией сообщил, что Италия обратилась к Советскому правительству с просьбой отправить большой ледокол на поиски по западному варианту, то есть вдоль западных и северных берегов Шпицбергена до лагеря Нобиле. Следовало немедленно обсудить и решить вопрос, сможет ли эту задачу выполнить "Малыгин", которому в таком случае будет послан соответствующий приказ, или же необходимо послать один из самых мощных ледоколов - "Красин" или "Ермак". Совещание в Ленинграде после короткого обсуждения вопроса решило, что поставленная задача не под силу "Малыгину" и что необходимо готовить "Красин". Одновременно пришла новая телеграмма от Уншлихта, согласно которой ледокол должен покинуть порт не позднее 13 июня утром, то есть через неполных два дня! До полуночи пришли еще две телеграммы от Комитета, дополняющие ранее данные инструкции самыми подробными указаниями. При этом Комитет сам продлил срок выхода "Красина" на один день, так как самолет "Дорнье-Валь", первоначально предназначавшийся для погрузки на ледокол, решено было заменить трехмоторным "Юнкерсом" ("ЮГ-1"), крылья которого при необходимости можно снимать.
Произошли также перемены в командовании кораблем. Капитан "Красина" М. Я. Сорокин должен был взять на себя руководство ранее запланированной Карской экспедицией, которую нельзя было откладывать. Капитаном "Красина" был назначен командир ледокола "Ленин", высокий, молодой и очень неразговорчивый эстонец К. П. Эгги. Когда нового капитана спросили, сможет ли он подготовить "Красина" к отплытию за три дня, Карл Петрович удивленно и коротко ответил: "Почему же нет?"
На ледоколе все работали с большим воодушевлением и почти без отдыха; поэтому не было нужды в заключительных словах длинной телеграммы из Москвы: "Не сомневаемся, что все отдают себе отчет в ответственности возложенной на них задачи. Комитет полагается на организованность, дисциплину, выдержку и мужество всех участников экспедиции и надеется на решительный успех".
Пополнение бункера ледокола до двух тысяч пятисот тонн кардифским углем было решено произвести в Норвегии. Запасы продовольствия на шесть месяцев, оружие, охотприпасы, одежда и обувь, медикаменты, запасные паруса для лодок, лыжи и сотни других мелких, но не менее важных вещей - все это непрерывным потоком вливалось в трюмы ледокола. Уже 11 июня стало ясно, что погрузку не закончить за три дня и что "Красин" не сможет выйти в море 13 июня.
Бункеровка затянулась еще на двенадцать часов, но и без этого обеспечение самолета всем необходимым задержало бы отход. Дело было не легкое, и в то же время от него в значительной мере зависел успех экспедиции. В мастерских порта по просьбе Чухновского для самолета изготовили специальную платформу площадью 56 квадратных метров двухметровой высоты. Ее поместили между трубами ледокола и надежно укрепили, так как в полярных широтах штормы не редкость.
...Борис Григорьевич Чухновский, молодой, стройный человек с юношеским лицом, всегда гладко выбритый, в начале июня лег в больницу по поводу аппендицита. Частые, хотя и не слишком сильные приступы отравляли жизнь. Еще год назад, когда Чухновский участвовал в экспедиции к проливу Маточкин Шар, аппендикс иногда давал о себе знать, и чаще всего именно во время разведочных полетов.
Незадолго до назначенной операции Чухновский получил приказ принять командование авиагруппой "Красина". Он немедленно отправился к главному хирургу.
- Удалить отросток слепой кишки, Борис Григорьевич, - пустое дело, - сказал с улыбкой главный хирург. - Произведем операцию, как говорится, "на ходу". При вашей худощавости все пойдет как по маслу, и через четверть часа операция будет закончена.
Серьезное лицо молодого летчика прояснилось.
- Погодите, - добавил врач. - Операция, конечно, несложная, но вам придется после нее недельку полежать, так как раньше мы не можем снять швы. А после того потребуется еще неделя на выздоровление...
- И вы думаете, что "Красин" будет ждать меня четырнадцать дней? - раздраженно спросил Чухновский.
Главный хирург пожал плечами:
- К сожалению, Борис Григорьевич, иначе нельзя, произнес он.
- Хорошо, тогда я просто не буду оперироваться, - воскликнул Чухновский решительно. - Мой аппендикс сейчас спокоен, как ягненок, как будто ему известно, что я хочу от него избавиться. Он подождет операции, пока я не вернусь из экспедиции.
- Я должен вас предостеречь, Борис Григорьевич! - серьезно заявил хирург. - Приступ аппендицита там, на далеком севере, может привести к непоправимым последствиям! Острый приступ легко может кончиться перитонитом, и через пару дней вы протянете ноги.
- Ну что ж, - махнул рукой беззаботный пациент. - В худшем случае меня оперирует судовой врач "Красина". Удаление отростка слепой кишки не требует большого искусства. Это сумеет сделать любой опытный врач!
Хирург нахмурился и, почувствовав себя оскорбленным, умолк.
"Так, так, - думал Чухновский по пути из больницы в Ленинградский порт. - Только и не хватало две недели проваляться в больнице и упустить, может быть, единственный случай в жизни. И кто же еще позаботится как следует о большом "Юнкерсе"? Правда, команда на кем образцовая: второй пилот хорошо знает свое дело, хотя еще очень молод; летчик-наблюдатель - спокойный и уравновешенный человек, которого ничто не смутит. Оба бортмеханика принадлежат к лучшим специалистам воздушного флота. И все же куда приятнее участвовать во всем самому, а не скучать на больничной койке", - продолжал раздумывать Чухновский.
Немало хлопот с самолетом! Прежде всего надо было снять длинные крылья и погрузить огромный фюзеляж с тремя моторами на платформу между трубами ледокола и как следует закрепить его. Под словами "как следует" надо разуметь: так надежно, чтобы при любой качке самолет не сдвинулся с места, а это значит гораздо крепче, чем на твердой земле. Затем следовало заготовить все необходимое для моторов, продовольствие для экипажа из четырех человек, радиостанцию, полярное снаряжение - ведь всегда надо учитывать возможность вынужденной посадки и поход по замерзшему морю. Всего 420 килограммов основного груза и, кроме того, много запасных частей: два шасси (и по две пары запасных лыж к каждому), необходимые для посадки самолета на лед, и одно шасси на поплавках - для посадки на воду; два запасных мотора; комплекты пропеллеров деревянных и металлических, двенадцать тонн бензина, зимнее смазочное на шестьдесят часов полета и множество запасных частей, принадлежностей и приборов. Командиру летной части все время казалось, что еще чего-то не хватает.
Итак, в порту спешно грузится "Красин". Портовые краны скрипят и скрежещут, уголь тонна за тонной исчезает в бункерах, которых на ледоколе 27, но начальник экспедиции решил заполнить их лишь частично, чтобы позднее, в Норвегии, взять кардиф, отличающийся высокой калорийностью и почти не дающий золы. Ведь чем лучше уголь, тем больше радиус действия корабля. Далеко на севере "Красин" будет один-одинешенек. Это самый большой ледокол в мире. Чего не может сделать он, то и подавно будет не под силу другим. Если с "Красиным" что-нибудь случится, никто ему "е поможет. Поэтому начальник экспедиции Р. Л. Самойлович хотел как можно лучше обеспечить ледокол. Уголь - кровь корабля - должен быть самого высокого качества. Итальянцы обещали приготовить кардифский уголь для "Красина" в норвежском порту Берген. А сейчас ледокол должен как можно скорее выйти в море. Итальянцы охвачены тревогой, они перестали верить в своих альпинистов и, кажется, не очень полагаются на большие итальянские гидропланы, которые уже начали спасательные полеты.
Команда "Красина" делает все, что в ее силах, чтобы уложиться в срок, поставленный Комитетом. Главное, чтобы все, что надлежит погрузить, было принято на палубу и в трюмы; о размещении груза позаботятся уже в пути. Стрелы поднимают самые разнообразные грузы один за другим; здесь и целые туши животных, складываемые в корабельный холодильник, ящики, бочки, тюки, консервы, колбаса, ветчина, а также шубы, шапки, белье, цемент, керосин, железные поковки, доски, бревна... Погрузка идет все быстрее. Стук лебедок не прекращается ни на минуту, но темпы работы всем кажутся недостаточными; хотелось бы их ускорить. Распоряжения следуют одно за другим, люди выбиваются из сил, всюду гонка и спешка, не .ослабевающие ни днем, ни ночью.
Наконец наступает полдень 15 июня, и задача, оказавшаяся невыполнимой за предоставленные "Красину" дни, все же решена в кратчайший возможный срок.
Ледокол со всем снаряжением и экипажем подготовлен к опасной полярной кампании, чреватой всякими случайностями, осложнениями и сюрпризами. Подготовлен за 4 дня, 7 часов и 40 минут!
В ночь на 15 июня на ледокол прибыли гости, чтобы пожелать счастливого плавания. Времени на формальности и церемонии уже не оставалось. Александр Петрович Карпинский, президент Академии наук СССР, восьмидесятидвухлетний старик, который прибыл одним из первых, не согласился, чтобы моряки прервали погрузку и спустили для него трап. "Красин" стоял у стенки в Угольной гавани, и Карпинский попросил просто-напросто спустить стрелой корзину, в которой его и подняли на палубу.
Гостей много, большая кают-компания заполнена людьми так, что в ней трудно дышать, хотя иллюминаторы и обе двери открыты настежь. Здесь заместитель народного комиссара иностранных дел, начальник порта и его заместители, работники Института по изучению Севера, друзья и родственники отъезжающих. Прибыл и итальянский генеральный консул
С краткой, но содержательной речью обратился к личному составу академик Карпинский.
- План вашей экспедиции разработан на основании точных сведений об атмосферных и ледовых условиях в тех далеких местах, куда вы направляетесь, - сказал он. - От вас требуется большое мужество и отвага, но я глубоко убежден, что вы окажете действенную помощь потерпевшим катастрофу и спасете людей, которым иначе угрожает смерть!
Это были пророческие слова, исполнившиеся раньше, чем миновал месяц.
Представитель команды, судовой электрик "Красина", ответил следующими немногими словами, ставшими неписаным лозунгом экспедиции:
- От имени всех заявляю, что вернемся домой, только выполнив задачу, которая перед нами поставлена!
Гости уже давно покинули палубу, а краны все еще подают последние тонны угля. Наконец настало время "Красину" выходить из Угольной гавани. По удивительному совпадению момент, когда были отданы швартовы, характеризовался цифрой, кратной пяти; пятница, 15 июня, 15 часов 15 минут. Три портовых буксира начали отводить ледокол кормой вперед от причала, а затем ввели его в узкий прямой канал, углубленный на протяжении восьми миль в мелководной Невской губе.
В канале необходима особая осторожность, и этот короткий путь занял у "Красина" целых четыре часа. В Кронштадте приняли с водолея питьевую воду и воду для питания котлов. Утром 16 июня в 7 часов 13 минут ледокол оставил Кронштадт. Вскоре "Красина" догнал гидроплан с запасными частями для самолета "ЮГ-1", но задержка была небольшой, и ледокол пошел дальше со скоростью 12 - 14 узлов.
Но и теперь экипаж не получил давно заслуженного отдыха. Необходимо было разместить в должном порядке все, что было в спешке погружено на ледокол, и как следует закрепить на случай качки. В штормовую погоду ледокол, корпус которого в поперечном сечении имеет форму, близкую к яйцевидной, подвержен жестокой качке, его все время валяет с борта на борт. Палуба была загромождена разнообразными грузами, что производило безотрадное впечатление. В обычных условиях даже самый беззаботный капитан отказался бы выйти в море с таким "захламлением".
- У меня не хватает людей, - пожал плечами невозмутимый Карл Петрович, когда начальник экспедиции указал ему на беспорядок, царивший на палубе.
Руководство экспедиции провело короткое совещание.
- Этому легко помочь, - решил заместитель начальника экспедиции П. Ю. Орас, молодой и энергичный военный моряк. - Что делают наши корреспонденты? (Так здесь называли представителей печати, участников экспедиции). Пока у них никакой работы нет, выдадим им робы, и пусть они наведут порядок в провизионных трюмах.
Как решили - сделали! Корреспонденты - пять молодых мужчин - на несколько часов скрылись в "преисподней" - такелажном трюме, где была сложена часть продовольствия, У них был строгий начальник в лице корабельного врача.
- Нет, не пойдет, - напустился он на долговязого худощавого журналиста Николая Шпанова, не обращавшего никакого внимания ни на характер продуктов, ни на содержание консервных банок и укладывавшего все вместе на деревянные стеллажи кладовой.
- Чеснок и лук вместе с сахаром! Почему бы тебе уж заодно не поставить сюда и брусничное варенье?
Шпанов весело ухмыльнулся и переложил продукты в соответствии с полученными указаниями.
Шестым журналистом на "Красине" была молодая корреспондентка газеты "Труд" Любовь Воронцова. Для нее нашлась другая работа, которую мужчины охотно уступают слабой половине: починка белья и пошивка занавесок, деливших кают-компанию на временные каюты. Ей помогала Ксения, пожилая женщина, служившая на ледоколе уборщицей.
Перед руководством экспедиции все время стоял мучительный вопрос: будет ли в Бергене подготовлен для "Красина" кардифский уголь? Не придется ли ждать? Опытные полярники прекрасно понимали, что значит на Севере время, где вся обстановка может коренным образом измениться за несколько часов и непоправимо решить судьбу потерпевших катастрофу, затерянных в полярной пустыне! Наконец была получена успокоительная телеграмма от советского посла в Норвегии А. М. Коллонтай. Она сообщала, что кардифский уголь уже доставлен и ждет "Красина"!
В четверг 21 июня, в прекрасный солнечный день, ледокол вошел в Берген-фьорд, но только через четыре часа его отбуксировали в Угольную гавань.
Вновь шла бункеровка, и угольная пыль носилась по палубе, проникая всюду. Уголь грузили и с помощью портовых кранов с берега, и судовыми лебедками с лихтеров, стоявших под бортом ледокола. Бункер за бункером заполнялся черным, блестящим углем. Но емкость имевшихся на "Красине" 27 угольных ям оказалась недостаточной, и капитан ледокола распорядился из досок сколотить на палубе временные бункеры и насыпать в них еще сто тонн угля. Плыть с таким грузом на верхней палубе по бурному морю, конечно, опасно, но этот уголь рассчитывали сжечь раньше, чем ледокол выберется из прибрежных островов, где море в любую погоду спокойно, как пруд!
- Сколько же у нас угля? - поинтересовался начальник экспедиции, когда после тридцатичасовой непрерывной погрузки прекратился наконец шум кранов. Капитан усмехнулся.
- Заведующий угольным складом утверждает, что у нас примерно тысяча двести тонн отечественного угля и тысяча пятьсот восемьдесят девять тонн кардифского. Но верить ему не следует. Любой заведующий всегда прибедняется и не говорит всех запасах. Я полагаю, что угля у нас по крайней мере на одну пятую часть больше названного количества.
Для Эгги это была необычайно длинная речь; но все выслушали ее с большим удовольствием. Более трех тысяч тонн угля, если капитан прав! С этим можно кое-чего достигнуть даже в самых тяжелых льдах.
В Бергене "Красин" принял на палубу двух гостей. Один из них был пожилой, уже поседевший доцент университета Осло, доктор Адольф Хоель, отличный знаток Шпицбергена, человек тихий, скромный и очень любезный. Вторым был молодой итальянский журналист Давид Джудичи; он представлял несколько итальянских газет, и у него, как он подчеркнул, были серьезные обязательства перед редакциями. Он должен ежедневно телеграфировать самое меньшее 5 тысяч слов.
- Пять тысяч слов в день? - ужаснулся начальник экспедиции. - В этом случае судовая рация будет обслуживать только итальянскую печать, а как же все остальное? Могу разрешить самое большее десятую часть требуемого количества.
Джудичи упрашивал, настаивал, ссылался на прессу, правительство и самого "дуче", но все было напрасно.
- Для вас будет сделано одно исключение, - заявил в конце концов начальник экспедиции (Джудичи облегченно вздохнул). - В тот день, когда мы спасем экспедицию Нобиле, я разрешу вам удвоить количество слов!
У Джудичи разочарованно вытянулось лицо, но в свое время он напомнил об этом обещании.
Короткая летняя ночь опустилась на Бергенский порт, когда три норвежских буксира подали свои тросы на корму ледокола и повели его по извилистому фьорду к выходу в открытое море. Буксирам пришлось немало поработать, ледокол был сильно загружен, его осадка достигла предельной марки. Наконец небольшая "эскадра" тронулась в путь. На берегах плясали огоньки, был канун Ивана Купалы, весело празднуемого норвежцами. Огоньков становилось все больше и больше, и вскоре прибрежные скалы были усеяны ярко пылающими кострами. Они освещали путь "Красина"....
