Страница 1 из 1

Дневник Бронтмана

СообщениеДобавлено: 07 Июнь 2011 19:12
Bills Bons
"Экспедиция Папанина на Северный полюс."Л.К.Бронтман,журнал "Самиздат",28.01.2004 г.,копирайт.Часть 1:

Аннотация:
Состав экспедиции : Шмидт, Шевелев, Водопьянов,Головин,Молоков,Алексеев,Козлов, Мазурук, Машковский, Крузе, Спирин, Аккуратов,Волков, Рубинштейн, Ритсланд, Папанин, Кренкель, Ширшов,Федоров и пр.

Тетрадь Љ7 22.03.37-05.04.37

Москва- Северный Полюс- Москва

Состав экспедиции.
руководство:
Отто Юльевич Шмидт
Марк Иванович Шевелев, нач. полярной авиации
Борис Львович Дзердзеевский, синоптик
А. А. Догмаров парторг экспедиции
летчики:
Михаил Васильевич Водопьянов
Павел Головин
Василий Сергеевич Молоков
Анатолий Дмитриевич Алексеев
Матвей Ильич Козлов
Илья Мазурук
Яков Д. Машковский
Крузе
штурманы:
И.Т. Спирин, флагштурман
Валентин Аккуратов
Анатолий Волков
Рубинштейн
Ритсланд
радисты:
Серафим Иванов (Сима)
Николай Николаевич Стромилов
Жуков
Родоминов
Богданов
механики:
Флегонт Бассейн ст. механик
Василий Л. Ивашина
Константин Сугробов
Демид Шекуров,
Брезин
Николай Львович Кекушев
Д. А. Тимофеев
Валентин Терентьев
Гутовский
Чернышев
папанинцы:
Иван Дмитриевич Папанин
Эрнст Теодорович Кренкель
Петр Петрович Ширшов,
Евгений Константинович Федоров.
прочие:
Эзра Виленский, Известия
Марк Трояновский, кинооператор
Сергей Фрутецкий
Юра Орлов
Либин
Мельников
Питенин


22 марта 1937 года
Старт. Москва. Ходынка.
Приехал в 5:15. Пусто. Походили, замерзли. Около 6 утра приехал Мехлис, Боговой, Ровинский. Затем прибыл Шмидт, Бергавинов. В 7:15 позвонил растерянный Кекушев:
-Ребята, что ж вы меня забыли?
Привезли.
Всякая бестолочь. Наконец, около 11 утра было принято решение лететь.
Сели по машинам.
Отто Юльевич примостился у окошка и все махал рукой.
Вырулили. Первым поднялся Водопьянов. За ним вне очереди взметнулся Мазурук (после он объяснял, что не мог ждать, т.к. у него моторы перегревались).
Легко и незаметно оторвались мы - 12:30. Молоков заложил большой круг. Проплыли внизу знакомые здания Академии, комбината "Правда". Сверху они выглядели очень рельефными отдельными зданиями и весьма напоминали макеты. Мелькнула чаша стадиона "Динамо".
Очень быстро начало сильно болтать. Я ушел во второй проход, расстелил спальный мешок, лег и уснул.
Рейс продолжался. Облака стояли низко. Впереди шел Водопьянов, где-то на пару часов раньше шел Головин. За Михаилом, привалившись к нему на 50-100 метров, шел "прилипнув" (по Спирину) Мазурук. Затем мы и где-то, то теряясь, то появляясь, Алексеев.
первые пару часов болтало очень сильно. Резкий попутный ветер прибавлял скорость, но увеличивал качку. Последующим опросом удалось установить, что травили многие- даже летчик Машковский испортил рукавицу. Столь же пострадал Дагмаров, Ивашина Иванов.
Вскоре после Москвы прошли сквозь снежный фронт, потом попали в облачную дырку небольших рваных кусков, затем в туманчик. Шли на высоте от 300 до 400 метров, иногда приходилось пригибаться к земле на 200-100 метров.
Вологда осталась в стороне, вправо, километрах в 40. Спирин вел по ниточке, изредка переговариваясь с экипажами. Так по линейке и дошли до посадки.
На нашей машине в начале что-то не заладилось с тросами руля глубины. По приказу Молокова Ивашина и Гутовский кинулись в фюзеляж. Хвост болтало так, что они чуть не захлебнулись качкой. "Он изгибался ужом", рассказывал после Гутовский. Открыв крышку верхнего люка, Гутовский выглянул, но ничего не заметил. Тогда поднялся на фюзеляж Ивашина. Ветер его чуть не выдернул из самолета. Гутовский стал держать его за ноги, а Ивашина осматривался. Осмотр закончился благополучно, оказалось, что в тросах слабина. Выбрали ее и полетели дальше.
На полдороги все машины немножко заледенели. Обледенели у всех передние стекла штурманской рубки, у Мазурука и кромка крыла заблистала. Но эта зона быстро кончилась.
Мазурук и Водопьянов по 2.5 часа шли на автопилоте. Работали прекрасно.
Наконец, сели. Вышли из машин и провалились по колено в снег. А колесам хоть бы хны. Тут (у села Холмогоры) стоял на поле самолет Головина и гигантскими птицами застыли наши. К полю сбежалось все село.
Наскоро поужинали в доме Колхозника и уехали ночевать.
Механики остались в Холмогорах (около 70 км. от Архангельска. После Шевелев подсчитал, что незаход на Вологду и недолет до Архангельска сэкономил 24000 рублей.)
Мазурук говорит, что в такую погоду военвед не выпустил бы кораблей.
Мы стартовали в 12:30, Алексеев в 12:50, всего в полете были 5:13 часов.

24 марта.
Вчера большинство отдыхало. Отсыпались. Лишь Молоков и Алексеев уехали к своим самолетам.
За обедом и ужином вспоминали всякие арктические условия и делали прикидки.
Отто Юльевич играет в домино ("Люблю эту игру- масса возможностей"). Приехавшим работникам облисполкома, он рассказал, что к ним в область входит Зфи, чем они были немало изумлены.
Отдыхаем мы в д/о облисполкома. Здесь все пилоты, Шмидт, Шевелев и я. Папанинцы в Архангельске, там у них всяческие грузы.
Сегодня за завтраком произошло интересное совещание. Стал вопрос на чем дольше лететь. Козлов предложил идти на лыжах, но взять с собой колеса, с тем, чтобы можно было варьировать. Большинство поддержало, заявив, что лыжи очень хрупкие и легко могут пострадать.
Отто Юльевич предложил высказываться.
Алексеев:
-По моему, даже на полюсе вернее сесть на колесах.
Мазурук:
-Я подсчитал. У меня всякого груза запасных частей около 800 кг. Машины наши прекрасные. А мы по старой привычке, не умея летать культурно, возим с собой целые ремонтные заводы. Я могу сбросить 400 кг. и вместо них взять колеса.
Водопьянов:
-Я против колес. И на Рудольфе, и на всем архипелаге- гладкие плато. Отлично сядем на лыжах. А везти колеса- не только лишний вес, но и потеря скорости.
Бабушкин:
-А нельзя ли послать к Зфи ледокол с колесами?
Шмидт:
-Можно конечно. "Ленин" пройдет в Тихую легко. В этом году льду стало очень мало, может быть, даже Британский канал открыт.
Алексеев:
-Я против того, чтобы впрягать коня и трепетную лань (под ланью я подразумеваю ледокол). Лучше сделать посадку в Маточкином Шаре.
Шмидт:
-Всякой посадки нужно избегать, как огня. Тем более- в Мат. Шаре, где очень опасное место из-за стоков. Ледокол же может прекрасно все доставить. Не хватит угля- пусть поведет с собой угольщика и оставит у кромки. А машины, независимо от всего, надо основательно все проверить, перевесить весь груз и оставить все лишнее.
Алексеев:
-Что ж, чем меньше посадок, тем лучше. Лететь вообще не трудно, самое сложное дело- взлетать. Нам деньги платят не за полеты и посадки, а за взлеты.

Днем приехал из Москвы Уралов. Он привез с собой лыжи. Их повезли в Холмогоры на 12 грузовиках-трехтонках. Тепло, лед на Двине тонкий. Поэтому через Двину пропускают только полуторки. Пришлось лыжи привязать тросом к машинам и отбуксировать через реку, а уж на этом берегу грузить.
Уралов привез также Ширшову коллекцию планктона от Бочарова.

Сегодня начали проверять рацию Головина. Хотели испытать в воздухе- снег мокрый, не отрывается машина. Даже "У-2" не мог взлететь. Дефектов так и не нашли, хотя провозились весь день.
Водопьянов сыграл с Отто Юльевичем в шахматы

26 марта.
Головин никак не может улететь. Все тает. Вдобавок, у него отказала радиостанция еще в полете от Москвы Два дня с ней возились радисты и Симка, и, наконец, вчера закончили.
Сегодня утром Головин, наконец, поднялся. Задание было таким: сделать контрольный круг и, если рация работает, лечь на курс.
Днем я и Уралов были в городе. Около часу дня Баевский сообщил нам- Головин в воздухе, лег на курс, сообщено в Москву. Я немедленно дал ему телеграмму в Нарьян-Мар, напоминающую о корреспондировании в "Правду".
Приезжаем и застаем Головина за обедом. Оказалось, он взлетел ("бежал весь аэродром"), а рация не работает. Пришлось сесть. И только на земле он обнаружил, что взлетая, забыл своих механиков. Самолет примерз, они выскочили помочь раскачивать его, а затем не могли поспеть за ним по глубокому снегу и остались внизу. Головин же этого не заметил. Если бы рация работала- он улетел бы без них. А когда Головин был в воздухе, пришла телеграмма ему от Остроумовой : "Поздравляю блестящим перелетом". Воистину- Остроумова!
Днем выяснилось, что доставляя с вокзала лыжи, возчики потеряли доро'гой буж от Водопьяновской машины. Улетая из Москвы, все механики забрали их с собой, только Бассейн не взял. Пришлось затребовать из Москвы. Ладно еще, что погода не благоприятствует старту, а то пришлось бы сидеть из-за такой ерунды.
Днем Машковский и Крузе перегнали из Архангельска в Холмогоры самолет "Ш-2" для связи. Это был героический полет. Три раза они стартовали. Первый раз не могли оторваться, второй раз- чуть не вмазали в здание и лишь на третий пошли. Летели час.
На дворе тает, Двина закрывается для переезда, в Нарьян-Маре +3о. Весело!

27 марта.
Выяснилось, что на машине Мазурука нет чехлов для моторов. Вчера их затребовали из Москвы, выслали.
День- как все. Спирин почти весь день просидел над картами, прокладывая путь в Нарьян-Мар. Карты- чудные. На одной - река течет на север, на другой- на юго-запад. На одной село называется так, на другой - по-другому и т.д.
Шмидт, Водопьянов, Бабушкин и Иванов до одури режутся в "козла". Счастье переменно.
Затем герой неистово играет на бильярде. Я раз сел и неплохо сыграл в шахматы с Отто Юльевичем. "Я не знаю усталости" - говорит он.
Дагмаров предложил Головину книгу Виноградова о Паганини. Головин охотно взял, но сокрушенно заметил:
-Мало я скрипку слушал- не все дойдет!
Философически настроенный Алексеев разглагольствует о станциях метро и говорит об Анатоле Франсе.

29 марта.
Сегодня утром переехали в Холмогоры. Двина размокла, машины идут по сплошной воде, по колено. Вода, как ливень, хлещет в переднее стекло.
Переехали в 8 утра и сразу на аэродром. Мокрый, тает. Пустили "У-2" - на 100 метрах почти не видать в облачной дымке. Потом пошел мокрый снег. Так и отложили.
А вечером поднялся сильный 7-ми балльный ветер. Привязали к каждому крылу по три бочки бензина, чтобы не перекинуло самолеты.
Проглянуло солнце и Дзердзеевский предвещал хорошую погоду.

30 марта.
Встали в 5:30 утра. Наскоро позавтракали- и на аэродром. Там уже механики подогревали моторы, устанавливали свою циркуляцию, пламенно помогая друг другу.
Дзердзеевский получал одну за другой радостные сводки. Выглянуло солнце. Так подступило 9-10 часов. Надо лететь. И тут оказалось, что один мотор (средний правый) у машины Молокова не заводится.
Вот обида! Механики еще два дня назад подвесили ко всем машинам колеса (за исключением Мазурука), полностью залили весь бензин, погрузили Папанинские грузы. Его хотели поджать с весом, но он ходил по машинам и уговаривал механиков:
-Браток! Ну возьми еще этот ящичек!
У Яши Машковского Мазурук выкинул около полтонны парашютов и всяких ватных одежд для сбрасываемых предметов.
Так вот, у машины собрался весь синклит бортмехаников. Оказалось, что мотор холодный. Папанин подставил свою спину ("лезь, браток"), и Ивашина полез к мотору. По распоряжению Мазурука Бассейн и Брезин притащили с его машины баллон со сжатым воздухом. Начали запуск. Наконец, вышло.
Тем временем машины Водопьянова и Мазурука вырулили на край поля. Трактор легонько сдернул наши примерзшие лыжи, и мы двинулись туда же. Это было ровно в 12:00. За лыжами оставался широкая протока воды. Как-никак наш кораблик (да и другие) весит ровно 22.5 тонны.
Кстати, ровно год назад 30 марта 1936 года Водопьянов вылетел из Архангельска в Нарьян-Мар, идя на Зфи.
Первым пошел в воздух Водопьянов. Но у него сдал мотор и он уступил Мазуруку. Тот дал полный газ и побежал. Четыре густые полосы газа неслись за ним. Следом пошел Водопьянов, затем мы. И вот тут я понял, что Водопьянов бежал много дольше, чем казалось со стороны. Мы бежали около 40 секунд, аж надоело ждать (в Москве бежали 14).
За нами выруливал на старт Алексеев.
Взлетели в 12 часов 25 минут. Сделав пару больших кругов, пошли по курсу. Лететь приятно: солнце, тепло, идем довольно высоко. Болтает мало. Внизу все время ровная лесистая местность, изредка прерывается широкими, извилистыми реками и пересыпанная белыми плешинами лужаек.
Моторы гудят однообразно и ровно, мы заложили уши ватой, Отто Юльевич ушел в штурманскую рубку. Ивашина и Гутовский с аппетитом, умаявшись, завтракают.
Когда болтает- страшновато смотреть на концы крыла. Они все время машут.
В самолете.
Впереди- Ритсланд, часто Шмидт, пилоты, механик, Кренкель и я.
Просторный, перекрытый фермами центральный проход забит грузами. Тут металлические ящики Папанина с продовольствием, ящики с запасными частями, просто запчасти, чемоданы с запасными радиочастями.
К потолку подвешены личные непромокаемые рюкзаки членов экипажа.
На радиочастях лежат спальные мешки, свернутые в трубку, там и сям расставлены термосы, винтовки, бинокли. На рации- три фуражки со значками СевМорПути. Ну и стремянки, ведра, шесты для провертывания винтов, шланги, лампы, инструменты.

Лес все реже и реже. Все больше и больше снежной пустыни. Стало пасмурно. Прошел вперед к пилотам. Молоков смотрит на карту и не понимает.
Впереди и справа- остальные самолеты.
2:10. Слева вдруг показалась впереди темная пелена. Я думал- туман, но уж больно резко очерчена граница. Оказалось море- Чешская губа. Мы шли левее своей трассы километров на 50.
-Ну-ну, -сказал Орлов.
Что ж, пошли надо морем вдоль берега. Шли также : скорость 180-190, высота 500 м. Так перли двадцать минут. Море- спокойное, совсем чистое ото льда, лишь на горизонте, к северу, видны небольшие поля. Только у восточного берега нам попалось несколько льдинок, впечатление - будто сизое море посыпали в этом месте белым конфетти.
2:40. Неожиданно влезли в низкую облачность. Не видать ни земли, ни других самолетов. Но через несколько минут миновали ее. Снова потянулось однообразная равнина, вся в снегу с небольшими островками леса. А в облаках неприятно- думаешь: вдруг вмажем.
Безлюдно, селений почти нет. Очень редко встречаются одиночные избы промышленников.
3:15. Болтает. Солнце. Как клубы исполинской папиросы проносятся на уровне крыльев обрывки облаков. Холодно. Сделал гимнастику, чтобы согреться.
3:45. Показался Нарьян-Мар. Сверху он выглядит ровно и довольно крупно. В стороне- еще один солидный жилой массив (после оказалось- лесозавод).
Мы долго кружили над городом, прежде чем сесть. Момента приземления так и не почувствовал. Столь бережно и аккуратно Молоков посадил машину. Выскочили- снег блестящий, твердый, крепкий. Аэродром чудесный, сделан на Печоре.
Встречало все местное руководство. Затем на коней- и в город. На наши сани подсел молодой паренек лет 7-8.
-Дядя, Водопьянов прилетел?
-Прилетел. А ты его знаешь?
-Знаю. Он у нас в прошлом году был. Договор заключил.
-Какой?
-Чтобы учились отлично.
-А ты отличник?
-Отличник второго класса.
Вечером был прием в окрисполкоме. Местные власти, помнящие Водопьянова по прошлому году, весьма удивились его трезвости.

31 марта.
Головин утром сделал испытательный полет- рация не работала. Днем полетел Симка- наладил, наконец.
Вечером в гости к школьникам пришел Водопьянов и Молоков. Радости было без конца.
*Утром, когда мы стояли на крыльце, к нам подошла целая делегация ребятишек и довольно твердыми от волнения голосами попросили Водопьянова придти.
-У нас есть схематическая модель самолета, скоро будем делать фюзеляжную.
-А вы Молокова пригласите.
-Да мы его не знаем.
Водопьянов лукаво скосил глаза в сторону. Вся банда набросилась на Василия Сергеевича.
-Ты записываешь мои мысли , - спросил меня Водопьянов.- Я ведь их много высказываю.
*Федоров переписал все номера часов всей четверки. "Я взял их на учет".
*Несмотря на категорическое сопротивление Алексеева ("меня не могут убедить, мне могут приказать"), решили колеса оставить здесь. Дальше лететь только на лыжах. Мазурук, отказавшийся от колес еще в Холмогорах, требует сейчас снять с его самолета равный груз- около 800 кг.
*Эрнст проиграл в шахматы Трояновскому.
-Ничего, - успокаивал его Папанин,- На зимовке ты будешь чемпионом Северного Полюса.
*Днем Папанин попросил меня сходить к уполномоченному НКВД.
-Только тихо, чтобы никто не знал. Закажи печать "п/о Северный Полюс". Будем ставить на письма.
К сожалению, гравера не нашлось.
*Все время идут споры- как лететь: через Баренцево море или Карское с посадкой в Амдерме. Я спросил Отто Юльевича, он ответил:
-Какое больше понравится.
*Все отчетливо представляют. трудности полета, допускают, что одна машина может загнуться.
*Головин говорит:
-Знаешь, как прозвали Бороду (Шмидта)?
-Нет.
-Дай напишу. (Написал "Джокер").
*Алексеев уговаривает Козлова:
-Что ты, Мотя, за письма сел? Любовь доказать- так 7 лет женат- верят. Телеграфируй.
*Непонятно, когда спит Дзердзеевский. Сводки ему носят днем и ночью. Сих принимают по радио на машинах, везут по проводу, передают по радио н а станцию.
*Иван Дмитриевич читает "Капитанскую дочку". Узнав, что Кренкель помнит наизусть почти всего "Евгения Онегина" страшно обрадовался:
-Ты будешь нашей библиотекой. Очень удобно- и веса лишнего нет, и глаза не утомляются.
*Ребята шутят: "Папанин похож на кошку. Жирная, как свинья".
*-Лес- это величайшее достижение природы для авиации, - говорит Алексеев.

Нарьян-Мар, 31 марта.
Общее собрание экспедиции в школе.
Шмидт: Нужно проверить себя критически. Предстоит более трудный этап. Надо наладить то, что не совсем налажено. Прошу высказываться о неладном.
Шевелев: У нас было много неполадок и неблагополучия. Нам подвезло. Сложись обстоятельства иначе- все могло кончиться хуже. Мы выходим в места, где нам никто не поможет. Именно с Нарьян-Мара начинается наша экспедиция. Наши слабые места- запуск моторов, радиосвязь и общая неорганизованность в работе. Не сумели вовремя выйти из Москвы. Это были последние минуты последнего дня когда мы могли вообще вылететь из Москвы. Сейчас предстоит труднейший этап, когда мы должны вырывать погоду по часам. И здесь особенно важно вырвать точно вовремя. Механики у нас хорошие. Вот в Холмогорах В.Л. Ивашина допустил ошибку и задержал всех. Крайне неблагополучно с радиосвязью. Держал связь на последнем этапе с флагманом только Жуков. А вдруг потерялась одна машина. Представьте- сдох у нее один мотор. И связи нет. Положение трагично. Из-за мелочей не работает рация у Головина. А лететь он не может без нее.
Здесь особенно велика роль командиров. И кроме великой дружбы, нужна и строгая дисциплина. Командир отвечает за все, что делается на корабле. И за запуск, и за связь, за все.
Пассажиров нет. Все приписанные к кораблю подчиняются командиру.
Жуков: Схема связи очень плохая. Нужно переменить длины волн.
Шевелев: Если корабль терпит бедствие, он переходит на аварийную волну- 625 метров.
Водопьянов: Мазурук спросил в воздухе: как идти? Ему ответили с нашего корабля- иди, как хочешь!
Механиков надо пожалеть. Они работают, как звери, забывают поесть. У нас много праздношатающихся. Нужно им помочь. Дружнее работать. Всем.
Не совсем еще овладели моторами. Магистралей много, краников -море. Не все еще знаем.
Мазурук: Из Москвы вылетали - я не знал, где садиться будем. Надо информировать командиров.
У нас ненормальные отношения между техническим составом кораблей. У Ивашины не запускался мотор. Пришли к нам: дайте баллон. Дали. А потом нас же ругали: чего нам баллон всунул.
Опыт не учитывается. Вот у нас Шекуров и Брезин сделал усовершенствование запуска моторов. Никто не пришел, не посмотрел, смеются.
Водопьянов: Одна волна не годится.
Ивашина: Большое хозяйство, очень большое хозяйство. Кранов, циферблатов, ручек- без конца и счету. Когда мы пойдем по нашему северному пути- не подкачаем.
Брезин: Орлов всегда вместе с механиками А у нас чуть помогает Машковский и нечего не делает Крузе.
Машковский: Очень легко подойти к самолету. Нет охраны. Нет огнетушителей.
Папанин: Пассажиров у нас нет.
Волков: Наш корабль- пасынок. На заводе специалистов у нас почти не бывало. Корабль строился авральным порядком. Схема рации плоха. Дуплексное реле передатчика Родоминов исправил, но так кустарно, что не действовало.
Алексеев: Когда я увижу, что постороннюю силу достать нельзя- всех заставлю работать.
Родоминов: Волков не верит в рацию, потому, что не знает ее, он боится станции. В Холмогорах он не проверил антенну, оказалось, она при взлете запуталась вокруг ноги.
Молоков: Материальную часть сейчас щупаем все: и радисты, и механики, и пилоты. Технический сосав еще не полностью знает свою машину. Не мешало бы другим техникам делиться своим опытом. Мне кажется, головной самолет путает нас всех. Думаешь- а что думает командирский самолет. Если взял флагман курс- держи его. Вот вчера шли углами, ломали курс - почему? Объяснять надо. Это путает. А если я попаду в туман?
Сугробов: Не помогают другие экипажи, в частности Бассейн.
Головин: Напустились на Волкова- а он честно говорит, что этой рации не знал. Прогнозы никудышные.
Спирин: Надо особо уточнить порядок и условия строя в полете, в тумане, облаках, при отставании. Порядок взлета, посадки, построения. Ввести короткие совещания командиров перед вылетом. Мы ни разу не взлетали и не садились в том порядке, который был указан командиром армады.
Дагмаров: Мы должны выполнить задание- и на отлично. И речь идет об успехе всех экспедиции, всех 5 самолетов. Нужно перераспределить запасные части. Мы должны подходить государственно. Основного- организованности, дисциплины и бдительности- у нас не хватает.
Шмидт: На банкете в Кремле т. Сталин сказал, что летчики проявили то безумство храбрых, о котором мы поем. Но одной храбрости мало. К храбрости надо добавить организованность. Вас, челюскинцы, страна уважает за то, что вы в трудных условиях проявили и храбрость и организованность. Экспедиция наша трудная и опасная. Нужна храбрость, но нужна и большая организованность. И мы должны особенно помнить слова т. Сталина.
Трудность в том, что у нас нет еще сработанности. Тут и старые полярники- командиры кораблей, папанинская группа, и молодые, ничем не хуже, но еще не сработавшиеся. У нас темпы быстрые. Нам надо сорганизоваться на ходу. И эта трудность не меньше, чем достигнуть полюса. Сладить 5 машин, невиданных на севере, очень трудно. Сейчас все дело в том, чтобы каждый день продвинул нас вперед в деле продвижения техники и товарищеской спайки.
У нас не должно быть самообольщения, что нам должно везти, потому, что мы большевики, а большевикам всегда везет. Видим, нам придется уделить минимум два дня на техническое освещение.
Получил сегодня телеграмму т. Бергавинова о том, что ряд товарищей его вызвало и расспрашивало- где мы, как летим. Наш полет не только полезное и нужное дело, но, в известной степени- честь страны. И честь страны мы в обиду не дадим.

1 апреля.
Федоров чертит карту расположения небесных светил в апреле. На огромном круге изображены звезды и созвездия, а между ними луна и планеты. В комнату вошел Кренкель. Он с мороза топнул ногами. Комната закачалась.
-Тише! - закричал Федоров- Ты мне затмение луны устроишь!

Папанин скептически осматривает все свои грузы. Они грузились и укладывались непосредственно под его руководством. Он знает "в лицо" каждый сверток, каждый ящик.
-Не пропало ли чего-нибудь... Нельзя ли чего-нибудь оставить... а, может быть, и взять...

Долго и страстно обсуждали ледовую сводку. На Рудольфе- 7 баллов, на Уединении- чисто, на Оловянном, где Кренкель зимовал- сплошной лед.
-Это же садиться придется на Москву-реку.

Эрнст пришел в меховых сапогах. Остальные усмехнулись:
-Что ты- на полюс собрался, что ли?

Проверка часов по радио. А вдруг хронометры утонут. Прощай метеорология!

В пути от Холмогор, Федоров держал связь блестяще! - говорит Спирин. Федоров доволен- лишняя тренировка.

Внимательно все слушают заключительное слово Сталина на пленуме ЦК.

Можно ли считать полюс крайней точкой советских владений? Оказывается, нет. Отто Юльевич разъяснил, что сие неправильно. Советские только земли, вода- интернациональна, за исключением 3-х или 10-тимильной береговой полосы. И ежели к Папанину приземлится какой-нибудь иностранный аэроплан и разразится драка- то Ваню будут судить по закону о морском разбое.

Забавная тут погода. Утром- ясное небо, солнце. Вчера вечером- слабое северное сияние. Впечатление такое, будто кто-то мазанул пепельно-серебристой краской по небу. Оно быстро разгоралось и затухало. А в час дня разразилась снежная метель со штормовым ветром. У-ух! Длилась часа два. А затем- снова солнце. Чудно!

Алексеев спорил с Дзердзеевским об оценке видимости.
-Если вы даете видимость, скажем, километр, то над городом это так, над лесом- так, а над снежной тундрой- ноль и лететь нельзя.

Вечером Федоров сидел и вычерчивал карту магнитных склонений в Арктике. "Не успел сделать в Ленинграде, а на полюсе будет некогда".

Нарьян-Мар угостил нас концертом самодеятельности. Пел хор ненцев- песня о родине на ненецком языке.

Вечером мы звали Папанина посмотреть на северное сияние.
-Некогда, читаю Пушкина. А сияние насмотрюсь у себя дома! (Дома- это на полюсе).

2 апреля.
Вчера вечером было собрание командиров кораблей под председательством Шмидта. Принят вариант полета через Баренцево море, напрямую, без захода в Амдерму.
По предложению Шмидта Маршрут проложен вдоль западного побережья Новой Земли, а оттуда напрямую до Рудольфа.
Головин пойдет спереди в двух часах полета информируя о погоде на трассе (предложения Спирина). Для связи садится Стромилов. Я случае отвратной погоды- сворачиваем с курса и садимся на мысе Желания, или- в других местах.
Намечены меры на случай тумана- расхождения веером и затем идти параллельными курсами. Определено, что осталось делать и решено- все закончить сегодня, а завтра устроить день отдыха. После завтра- вылет.

Сразу же после совещания Мазурук собрал совещание своего корабля. Проверили всю готовность к полету, состояние масла, бензина, распределили роли на случай аварийного выбрасывания груза и т.д. (ежели сдаст один мотор, на трех он может тянуть только через 5-6 часов полета, когда облегчится запас горючего).

Сегодня все с утра на аэродроме освобождали лыжи, ремонтировали всякое хозяйство. Головин пригнал свою машину к нам.

Молоков спрашивает Ивашину:
-Ну что, можно завтра вылетать?
-Конечно можно, Василий Сергеевич. Все готово.
-Так вот, завтра день отдыха.
Ивашина полез в затылок:
-Ну тогда кой-чего подделаем. Там слезит, здесь слеза- подделаем.

Молоков спрашивает Ивашину:
-Проверьте бензопровод. Как, в случае чего, сбросить горючее?
-Есть, есть краники. Можем сразу ухнуть четыре тонны вниз.
Вспоминается, как в день старта из Холмогор, когда Ивашина не мог дотянуться до радиатора, Папанин немедленно устроил ему из себя скамью

Папанин рассказывает:
-Из Москвы на самолетах мы отправили только винтовки и патроны. Все остальное сами погрузили на поезд. В Архангельске сами подошли к вагону, не подпустили никого и рабочих, сами все вынесли, сами погрузили на трехтонки и поехали. Сидели рядом с шоферами и везли на руках хронометры.
В Холмогорах сами все погрузили в самолет.
Здесь я и Федоров вычерчивали карты, Ширшов проверял графики и таблицы поправок к приборам.

Вчера папанинцы учились чехлить моторы. Сегодня они по просьбе Алексеева охотно поехали в лес, нарубили елок, чтобы подложить под лыжи. Затем дружно и горячо, раздевшись до фуфаек, в пурге поднимали самолет на домкратах, откапывали лопатами лыжи и подкладывали елки.
Это живой нивой, на редкость крепко спаянный, жизнерадостный, энергичный коллектив. Смех, шутки без конца.

Спирин рассказывает:
-Выкинули мы в Холмогорах 150 кг. его пельменей. Испортились Папанин пришел ко мне и просит вместо этого взять теленка и поросенка. "Весить будут еще меньше".
Я согласился. Приносит он зарезанную телку. Свесили- 200 кг. Затем тащит живого порося- выращивать на полюсе- пуда на 4! Я отказал поросю.
Тогда Папанин начал потчевать метя и Марка сыром. Потом сладко говорит: "Я возьму два-три кусочка?" И принес 60кг.
Затем говорит, сливок хочу взять. Я запротестовал. Он пошел к командирам кораблей и уговорил каждого на кадушку сметаны.

Эрнст налаживает рацию Головина.

3 апреля
День отдыха. Солнце, безоблачное небо. Тепло. Но все- на аэродроме, смотрят беспокоятся. В комнатах- никого.
У Головина с рацией по-прежнему плохо.
Папанин усиленно просил меня обеспечить шефство над семьями. Кренкель- о театрах.
Вечером Алексеев вдруг собрался на аэродром.
-Чего?
-Посмотреть воду.
С моря на лед Печоры нагоняло воду. Приехал, успокоившись.
Вечером в красном уголке состоялось партсобрание. С блестящей речью выступил Шмидт.
Папанинцев называют "братья-Папанины" и "четыре Папанина", экипаж Мазурука- "Мазурики".

ПАРТСОБРАНИЕ. 3 апреля Красный уголок Оленсовхоза.

Шмидт: У нас в экспедиции подавляющее большинство партийные и комсомольцы. Задачи наши должны быть выполнены безусловно. Организационная роль коммунистов в таких экспедициях исключительно велика.
Вспомните роль коммунистов на "Челюскине". Сейчас задача не менее трудная, а, может быть, и более трудная, чем на льдине.
От поведения коммунистов зависит успех. Мы не знаем, какие сюрпризы готовит нам природа. Мы вооружены технически, но природа могущественна. Колебания настроения возможны даже в нашем мужественном коллективе. Может быть- раздосадованность, может быть- растерянность и даже потеря веры в успех. Этого не случится, если коммунисты будут впереди, не сдадут.
Мало вероятно, чтобы наш коллектив, как целое, дрогнул. Но трудность в том, что один из кораблей отстанет, отобьется, наконец, мы можем разбиться на группы. И вот тогда -то роль коммунистов возрастает во много раз.
У нас на каждом корабле есть коммунисты. Неравномерно, правда, но где меньше коммунистов- там больше их роль. Эти группки должны быть готовы к тому, что они могут оказаться на известный, может быть длительный период времени отдельной парт. организацией. И мы предлагаем на каждом корабле избрать запасного парторга, чтобы, когда потребуется, он был ближайший помощник командира по политчасти. Роль его- он будет информироваться об имеющихся решениях, а на своем корабле в случае необходимости - вступит полностью в права партийного руководителя. В чем эти обязанности: знать своих людей, следить за их настроением, поднять их дух, знать своих беспартийных, не дожидаться- если создастся обстановка- чтобы люди дрогнули. Важно не только лечить, но и вовремя выправить.
В минуту опасности или вынужденной посадки- поднять общий дух.
Если все пойдет хорошо- то все безупречные участники экспедиции будут на полюсе. Таковы наши планы.
Важно сохранить живую бодрость духа. Это можно сделать разными способами. Иногда выручает шутка, инициативный поступок, беседа. Партийцы должным чувствовать, что они должны действовать немедленно, автоматически.
А если будут изолированы на какой-то, может быть, длительный срок- важно сохранить личную уверенность, личное спокойствие. Товарищи должны знать, что все может случиться.
Если какой-нибудь корабль вынужден будет сесть на Новой Земле, льдину или остров Зфи. Хорошо, если сами исправите. Нет- в таком случае вы представляете самостоятельную научную экспедицию. Штурманы должны продолжать научные и метеорологические наблюдения.
Если корабль потерпит бедствие, мы немедленно его рассекретим. Эта группа превратится в центр, к которому будут нестись волны сочувствия, внимания и заботы все нашей страны. Мы сами, силами экспедиции попытаемся помочь. Но не только это- вся страна поднимется на помощь- и ЦК, и правительство, и сам Сталин, так заботящийся о людях, о летчиках.
Не секрет, что идея полярной станции на северном полюсе была горячо поддержана т. Сталиным именно потому, что можно сделать более безопасным полет Леваневского или Чкалова.
Людей надо готовить сейчас. Все должны понять, что они не изолированы от страны. Ледокол "Ленин" находится в Мурманске в 12 часовой готовности. Да и страна пошлет сколько угодно ТБ-3.
Помните, товарищи, чем больше повторяешь истину, тем лучше она запоминается.
Опыт "Челюскина" и др. экспедиций показывает, что настроение очень быстро меняется. И на "Челюскине" плакали. Что ж из того? Никогда, ни при каких обстоятельствах нельзя изводить человека его слабостями. Мы должны такого товарища поддержать, окружить заботой, человеческим отношением. И этим большевик должен владеть. Можно быть уверенным, что при любых обстоятельствах эта экспедиция сплотит коллектив и лично и общественно.
Мы делаем наше дело не для славы. Но это дело важное, оно придает стране новый блеск. И наше с вами достойное поведение возвеличит нашу страну на весь мир.
Поведение каждого из нас- не личное дело. Мы должны дать такой образец, которым страна, пославшая нас, будет гордиться.
Дагмаров:
-Все мы согласны с Отто Юльевичем. Потому и зафиксируем: Партийная организация принимает указания т. Шмидта, как руководство к действию.
Предлагаю: Сразу разбиться на группы и выбрать парторгов.
Флагман- Бабушкин.
Н-171 - Молоков
Н-172 - Папанин
Н-169 - Брезин
Н-168 - Волков.
Текущие дела:
Папанин:
-Нельзя ли Кренкеля на наш самолет? Вместе, чтобы не отстал.
Шмидт: Сейчас нельзя.
Водопьянов: Предлагаю собрать все научное имущество в одно место - стоит сконцентрировать.
Шмидт: Стоит подумать.

4 апреля.
Днем спрашиваю Дзердзеевского.
-Как погода?
-Лететь можно, но несомненно с большим риском. Можно обледенеть, но я- "за". Знаете, то, что я участвую в экспедиции придает большую смелость, раньше я бы отсоветовал. Сейчас был "наверху". Шмидт относится сдержанно, Водопьянов настаивает лететь.

Алексеев уехал на аэродром переруливать машину от воды подальше.
Головин совершил тренировочный полет.

5 апреля.
СОВЕЩАНИЕ КОМАНДИРОВ.
Присутствуют:
Шмидт, Водопьянов, Шевелев, Дагмаров, Молоков, Спирин, Мазурук, Алексеев, Головин, Папанин, Дзердзеевский, Бабушкин, Козлов, Волков, Виленский, Бронтман.
Шмидт: При некоторых обстоятельствах возможен заворот на Вайгач- Амдерму. Прошу высказываться о дальнейших местах, кто их знает.
Шевелев: По южному острову Новой Земли говорить нечего. В начале можем сесть на Варнек.
Алексеев: На южную часть Новой Земли садиться трудно. Надо садиться в прибрежной части. Лезть в глубину заливов. Шесть лет назад я там летал.
Мазурук: Какие там селения?
Шевелев: Русаново, Красино, губа Белужья.
Шмидт: Дальше. Малые Карапикули.
Дзердзеевский: В северной части бухты- ровный лед.
(стол завален картами, все вокруг стола)
Шевелев: Дальше более или менее надежная вещь- у Лагерного Дальше лед стоит ровно.
Козлов: В Маточкином Шаре на ТБ-3 не вывернуться. У Лагерного- тоже не сесть- торосы.
(говорит так "за косой крутой поворот" - как будто говорит о своем доме).
Шевелев: Везде, почти в любой губе- садиться только с ходу, заход на посадку не удастся.
Спирин: А что за берег здесь?
Шевелев: Скалы! Следующее место - Крестовая. Там есть где-то две избушки. Здесь есть остров Врангеля. Заходить надо дальше островка.
Спирин: А это берег что?
Шмидт: Скалы! Дальше - до мыса Желания берега нет, скалы, таким образом, за Крестовой лучше не садиться.
Шевелев: Мы эту штуку рассматриваем на случай невероятный- сели сдохли два мотора. Если он может тянуть- идти на Маточкин Шар. Чтобы избежать болтанки надо идти на высоте 1500 метров. Входить в Мат. Шар надо с Карского моря и близко к горам не подходить.
Алексеев: Аэродром против старой станции?
Шевелев: Да.
Водопьянов: Пойдем на 2000 метров. С это высоты место выбрать можно. На западной стороне садись в любом месте. Если машина идет хорошо- выбирай на здоровье.
Шевелев: Дальше. Южная губа.
Козлов: Тут она неправильно изображена.
Шевелев: Следующее насиженное место- губа Архангельская.
Шмидт: А если туман? Что если сесть на ледник? Это- замечательный аэродром.
Водопьянов: Мы будем идти и всегда помнить о запасной площадке позади. Поэтому- поговорим и о мысе Желания, хотя он и не по пути.
Мазурук: Рельеф местности какой?
Водопьянов: Ровный.
Дзердзеевский: При зюйдах - бора.
Шмидт: Летим дальше. Если что- возвращаемся. Так?
Все: Так!
Мазурук: В каких случаях я имею право выбросить груз в целях спасения людей и кораблей?
Шмидт: Если увидите, что другого выхода нет- швыряйте к чертям груз. Он нам дорог, но люди еще дороже. Перейдем к Зфи.
Водопьянов: О. Вильчека и о. Сальма- единственные нанесенные правильно на карте. На многих островах можно садиться, как угодно. Можно садиться и в заливах. В Британском канале садиться нельзя- он весь в движении.
Шмидт: Особенно хорош о.Виджер.
Папанин: Да я там был 4 раза. Очень ровный.
Водопьянов: За островом Джексон меня сбросило с 1500 до 1200 метров.
Шмидт: Если Рудольф в тумане- надо садиться в Тихую гавань или на Анджер.
Водопьянов: Когда будем над морем- если сдаст, выкинуть часть продовольствия и часть бензина, клиперботы.

Книги в сети. Анонсы и ссылки

СообщениеДобавлено: 07 Июнь 2011 19:15
Bills Bons
Экспедиция Папанина на Северный полюс. Часть 2. 1937 г.

Аннотация:
г. Нарьян-Мар. Перелет на Маточкин Шар. Перелет на о.Рудольф. Ожидание погоды. Совещания командиров у Шмидта. Головин уходит в первый полет над Северным Полюсом и пропадает. Его возвращение на последних каплях бензина.

Тетрадь Љ8 6.04.37-21.04.37

г. Нарьян-Мар.
6 апреля 1937 года
День прошел как все. Механики, как обычно, уехали на аэродром.
-Что ты там делаешь, Василий Лукич?
-Да вот, вчера ручку к лопате сделал, да полочку. Дело есть.
Вчера отправил Янтарову две своих пленки и три Дзердзеевского, очерк о Папанине, о наших днях, старого Водопьянова, речь Шмидта на партсобрании и проч.
Погода на трассе все время отвратная. На Рудольфе- штормит, на Новой Земле- фронт и обледенение. Жуков уже предложил ночью пришибить Дзердзеевского консервной банкой с вишней.
-Это самая большая ошибка, что Вас взяли в экспедицию, - говорил он- Надо будет на рацию послать своего человека, чтобы он сводки писал.
Вечером было собрание командиров. Решили завтра лететь. Подъем механиков в три утра, наш- в шесть. Головин вылетает в 7-30, в 9 ч.- мы. Легли спать в 10 вечера. Лишь Мазурук на совещании высказался против. Водопьянов ретиво стоял "за".
7 апреля.
В 7 утра были на аэродроме. Моторы уже вертелись . Еще ночью синоптик получил тревожные сведения о погоде, разбудил в 5 утра Шмидта, но тот сказал:
-Оставить решение в силе. Утром посмотрим.
На аэродром прибыли провожающие. Приехали на трех подводах папанинцы. Они тихо ходили по полю и незаметно садились в самолеты, все время внося какие-то вещи и свертки.
-Рыба, - удивленно принюхивался Ивашина к одному из свертков.
(Вечером Папанин мне говорил: "Ну что для каждого самолета 10-15 кг. рыбы- полминуты работы мотора. А мы три месяца будем питаться свежей рыбой".)
Таким же манером они погрузили на каждый самолет по несколько оленьих шкур.
-Вам же пригодится на вынужденной посадке, - уверяли они командиров.
У будки, где сидел у телефона Дзердзеевский собрался весь синклит. Сведения приходили тревожные: везде непогода. И в 11 часов был дан отбой.
Дневные сводки показали, что мы поступили совершенно правильно, Рудольф был закрыт туманом и одиннадцати балльным штормом, по трассе- туманы, сильнейшие ветра, на Маточкином Шаре- сток и туман. Несомненно, что все машины сели бы где попало. Сколько тревоги дали бы Москве!
Днем почти все спали. Затем играли в преферанс, козла. Усиленно снимали оленей.
Вечером в 22 ч. опять состоялось совещание командиров (см. через страницу). Погода была мало обещающей, но с некоторыми надеждами. Решили готовиться.
Особенностью совещания было то, что ни один из командиров ( т.е. лиц, несущих непосредственно юридическую ответственность за материальную часть и экипажи) не высказался за полет. Водопьянов был гласно против, Алексеев и Головин также, Мазурук неодобрительно молчал, Молоков молчал по привычке.
Особливо всех поразило весть о двенадцати балльном шторме на мысе Желания. Ночью стало известно, что штормом на Желании сломало 17 лучей радиомаяка, таким образом, мы пользоваться этим маяком во время полета уже не сумеем.
К утру определилась и вся картина по трассе. Фронт подошел к Нортвяну, зато везде по Новой Земле и на Зфи бушевали штормы, неслись туманы.
И в 8 ч. утра, до выезда основной группы на аэродром, снова был дан отбой.
Опять сон, опять пулька, "опять петрушка", как говорит Ритслянд
Алексеев рассказал воспоминание о девушке, исповедовавшейся ему в слезах на Площади Революции в году 1932 или 1933...
СОВЕЩАНИЕ КОМАНДИРОВ В КОМНАТЕ ШМИДТА 7 апреля.

Дзердзеевский показывает и объясняет карту.
Присутствуют : Шмидт, Молоков, Водопьянов, Шевелев, Алексеев, Спирин, Дзердзеевский, Бабушкин, Мазурук, Головин, Папанин, Крузе, Трояновский, Виленский, Брокг
Дзердзеевский:
-Вчерашний прогноз подтвердился. Циклон переместился к востоку от Гренландии и захватил Зфи. Фронт был днем у Новой Земли и к вечеру пересекал Гусиную Землю. С Гренландии идет холодная волна с низкими плюсами. Это вызвало вихри и ветры до 11 баллов на побережье и Зфи. К вечеру они смещались к востоку и выросли
Можно предположить, что этот циклон быстро сместится к юго-востоку и мы получим в свое распоряжение холодную его тыловую часть с плюса до - 25оС.
Ветер будет встречный или встречно-боковой. В Нарьян-Маре сплошная облачность и ветер до 5 баллов.
У Франца Иосифа- усиление до 6-7, затем- пересечение фронта. За фронтом может предположительно 6 баллов. Наличие отдельных зарядов.
Прогноз: Сплошной фронт у южной оконечности Новой Земли. Облачность при пересечении фронта до 100-120 метров, видимость 1-2 км, снег. Дальше - отдельные заряды. На Зфи температура -20о -25оС. Все- в случае если не разовьется следующая соседняя волна.
Шмидт: Маточкин Шар даст сток?
Дзердзеевский : Да. Мне представляется лучше идти на о. Руд и дальше от Новой Земли.
Шмидт: Когда лучше вылететь?
Дзердзеевский: Лучше позже. Хотя Москва считает, что лучше вылетать в 5 ч. утра.
Шевелев: (Читает телеграмму из Москвы). Завтра определенное улучшение. Сильный шторм на Зфи будет ослабевать. Лучше быть готовыми в вылету в 5 ч. утра.
Шмидт: Прошу высказываться. Выходит, ждать очередной пакости нечего.
Спирин: Надо ловить возможность.
Шмидт: Не попробовать ли пораньше вылететь?
Бабушкин: Можно лететь на 2000 метрах если не будет сплошной облачности в начале. Пересечь этот фронт сверху.
Водопьянов: Под облаками не пройдем. Какая температура на Новой Земле?
Дзердзеевский: -6о, -4о, -14оС
Шмидт: В холодном фронте обледенения не ожидаете?
Дзердзеевский: Нет. Но в начале может быть.
Бабушкин: Ветра сильные ?
Дзердзеевский: Баллов до 5. о. Рудольф - высота 600 м., снегопад, видимости нет.
Бабушкин: 8-9 баллов идти нельзя, не дойти.
Шмидт: Дальше - лучше. Вылетать в 10-11 поздно, поздно придем.
Папанин: В это время там день. Никакой темноты нет. Белая ночь.
Шевелев: Федотов считает, что высота солнца под горизонт.
Бабушкин : Надо запросить Зфи возможна ли посадка ночью и вылетать в любое время.
Головин: Если будет облачность- садиться нельзя: все сорвется.
Водопьянов: Послезавтра, значит, будет краешек солнца ночью видно на Руде.
Дзердзеевский: Пересечение этой истории отсюда лучше начинать в 10-11 часов. На Новой Земле- облачность.
Головин: Интересно в начале идти низом- не вытянем вверх, тяжело. А дальше вверх.
Бабушкин: Я думаю, что если такие благоприятные условия освещения на Зфи- то можно вылетать даже в 5 ч. вечера. А ночью лететь лучше в Арктике. Мой опыт показывает.
Водопьянов: На зимовках чаще будят ночью, чем днем, дабы крепить самолет.
Спирин: Не надо усложнять перелета темнотой.
Бабушкин: Я все перелеты от Морж до Архангельска в мае совершаю ночью.
Водопьянов: Ночью ни в коем разе.
Шмидт: Днем светлее и привычнее.
Бабушкин: В районе горла Белого моря лучше погода ночью.
Шмидт: На Новой Земле несомненно белая ночь. Но из общих соображений, лучше прилететь на Зфи днем. Когда же вылетать?
Дзердзеевский: Лучше быть наготове. Позже дает некоторое улучшение вылета.
Шмидт: Предвидеть срок готовности в 8 ч. утра.
Водопьянов: 1). Не вылетать отсюда при близости фронта и при сплошной облачности 2). Если вылетать- то в 11 ч. утра, 3).Подождать еще один день и дождаться хороших условий. Лучше лететь на перегруженных машинах первую часть спокойно . Вылет- на послезавтра.
Шмидт: Есть опасность, что завтра ухудшится вся картина
Головин: Завтра ничего хорошего тоже не видно.
Дзердзеевский: Обледенение может быть.
Спирин: Фронт пройти под облаками.
Шмидт: От завтрашнего дня нельзя отказываться. Но надо действовать осмотрительно.
Алексеев: Печорская губа - очень важный участок. Она покрыта невзломанным льдом. На высоте 100 м. вы не можете лететь по земным ориентирам. Слепой полет на наших перегруженных машинах невозможен. Гладкий лед -может вмазать. Если вода- заметишь ее тогда, когда вмажешь. Варнек, Амдерма, Маточкин Шар- закрыты. Я- за поздние сроки вылета. Обледенение немедленно остановит приборы.
Папанин: Восьмого на Зфи не заметите день или ночь. 1 апреля я выходил на о. Мей- ночью видел в бинокль на 15 км. К вечеру погода гораздо лучше. Учтите посадку на Руд- можно подходить с любой стороны. Н нужно садиться точнее на Т , иначе завалитесь за купол.
Шевелев: Кислая погода. Но попробовать вылетать надо. Но могут быть самые неожиданные сюрпризы- от очень хорошей до самой плохой погоды. Я за то, чтобы к 8 утра быть готовыми. Если надо - то в 8 и вылетать. Если хорошо- вылетает Головин, за ним- остальные. Механики пусть спят до 6. Оказать им доверие.
Молоков: Правильно!
Мазурук: Наша машина была готова за 45 минут.
Водопьянов: Значит, мы должны завтра вылетать при такой погоде, как сегодня?
Шмидт: Важна психологическая настроенность. Я сегодня видел- командиры не хотели вылетать, но приказал бы- пошли. Так и тут.
Дзердзеевский: Последняя сводка- на м. Желания шторм 12 баллов. (Общее оживление. Ищут откуда)
Водопьянов: Нет, завтра не вылетать.
Папанин: У меня такое впечатление, что Дзердзеевский поддался настроению желающих остаться и это немного сказывается на его информации.
Водопьянов: Шторма бывают очень редко. При очень плохой погоде- следом идет хорошая. Я уверен, что скоро будет ясно, ясно, ясно.
Дзердзеевский: (разбирает сводку по остальным пунктам)


8 апреля
Погода все не радует. От Солодовникова получил телеграмму: "биографии Сугробова нет. Привет." Вот сукин сын!
Папанин занял 90 рублей.
Шекуров в Москве, в Шелково, придумал, а в Архангельске реализовал систему холодного спринцевания моторов. Он заливает их не бензином, а смесью под давлением. В Архангельске ему сделали и несложное оборудование. В Холмогорах испытали- хорошо.
Вчера этим способом чуть подогрев моторы, они запустили их на своем корабле за 45 минут. На остальных кораблях- за 2 часа.
Вообще рационализаторская работа дышит свободно. На машине флагмана Бассейн вместе с инициатором Петениным осуществили спрыск бензина сразу не в 8 цилиндров, а во все 12. Там же Бассейн переделал несколько подогревательную лампу и она стала много долговечнее.

СОВЕЩАНИЕ КОМАНДИРОВ В КОМНАТЕ ШМИДТА 8 апреля. 22ч. .

Дзердзеевский: Центр переместился дальше. Холодный фронт прошел через Нарьян-Мар. Сейчас пилот в б. Тихой, выпущен в 16:48, дает на высоте 1500, ветер до 90 км/ч. Ветра с норда. Остров Рудольф- 5 баллов, б.Тихая- 6 баллов, м. Желания - 11 баллов, Маточкин Шар- 7 баллов, Столбовой- 5 баллов. Сейчас говорил с Москвой. Они установили, что волна с Гренландии быстро идет к востоку. К утру она подойдет к Нарьян-Мару. То есть мы будем иметь здесь ухудшение погоды, теплый фронт и, возможно, обледенения. Мне кажется придется переждать эту волну. Нельзя вылетать ни в 3 ч. утра, как мы намечали, ни в 10-11 часов. Кроме того- сильные встречные ветры.
Шмидт: Позже вылетать можно только при очень хороших условиях- чтобы ночной полет над Баренцевом морем никого не смущал. Мыс Желания - очень немного возвышен над морем и фактически показывает, что делается на море. Делается очень плохо для нас. Возможно ли, что завтра утром на Рудольфе будет благоприятные условия для посадки?
Дзердзеевский: да.
Шмидт: Возможно ли, что к 7-8 час. в Нарьян-Мар эта гадость не придет?
Дзердзеевский: нет, придет.
Шмидт: Настроение у командиров такое- плюнуть на неудобства в Нарьян-Маре, лишь бы там было хорошо. Но и там плохо.
Молоков: Да и бензину не хватит при таком ветре. Значит, назавтра дадим отоспаться . И дать отдых метеоработам.

**********************

Ночью вышел на улицу. Встретил Папанина , Шевелева и Спирина. Папанин обратил внимание на то, что фигура Шмидта слишком явно просвечивает сквозь занавески и предложил повесить более темные. Шевелев согласился.
-Кстати, -спросил Папанин, - а как поставлена охрана самолетов?
-А давайте проверим.
Сказано сделано. Часа в 2 ночи мы вчетвером поехали на аэродром. Вышел навстречу из будочки человек в тулупе.
-Куда? - спросил он лениво.
-Посмотреть на самолеты.
-Ага!
Поехали вдоль фронта эскадры. Вышел еще один часовой, не останавливаясь, ответили то же и поехали дальше. Подъехали к последней машине, вышли, подошли под крыло. Вяло подошел третий часовой, держа винтовку небрежно под мышкой. Делай что хочешь! Разоружай охрану, порть самолеты.
-Ну что ты будешь делать, если увидишь - идут люди к самолету? -спросил Спирин.
-Окликну.
-Ну а они идут.
-Не знаю.
СОВЕЩАНИЕ КОМАНДИРОВ 10 апреля.

Дзердзеевский: Вечерняя сводка на 22 часа: м. Желания- 6 баллов, Рудольф- крупа и 3 балла, Тихая- 6 баллов, Выходной- 6 баллов. Опасность- близость западного фронта, при перемещении он может закрыть Нарьян-Мар.
На Новой Земле погода значительно хуже, чем в море, где общие условия благоприятны.
Если бы улучшилось к утру на Тихой и Рудольфе, то в 10 ч. можно вылетать.
Шмидт: Все это благоприятно на фоне того, что было.
Дзердзеевский: Нам придется некоторую часть пути идти между Новой Землей и фронтом.
Шмидт: Может быть, тогда лучше вылетать раньше?
Дзердзеевский: нет, надо смотреть улучшиться ли на Зфи. На Новой Земле базироваться нельзя Она же резерв.
Спирин: Ветры нордовые?
Дзердзеевский: Да
Головин: Если кончится горючее, то можно ли вернуться обратно?
Дзердзеевский: Именно в этом риск. Вернуться обратно нельзя- тут будет фронт.
Мазурук: Ветер удлинит путь на 2 часа- 11 часов будем лететь (считая ветер в среднем в 5 баллов).
Шмидт сидит, подперев голову, задумавшись. Рядом справа Спирин, слева Бабушкин.
Мазурук- Исключена ли возможность внезапного ухудшения на Зфи?
Дзердзеевский: Там растет давление. Можно предположить, что резкого ухудшения погоды не будет. Погода там улучшается очень медленно. И пока нет уверенности в улучшении, годном для посадки- вобщем, не вылетать.
Шмидт: То, что сейчас там- дает возможность сесть?
Спирин: Да. Но крупа? У нас не хватит бензина кружить.
Шмидт: Есть ли аэродром на Белом? Ежели придется возвращаться, а, Шевелев? Нет? И бензина нет? Тогда- в случае чего- только Диксон? Это мало утешительно. А садиться на Новой Земле, видимо, нельзя в таких метеоусловиях.
Водопьянов: На Рудольфе - в море туман, купол открыт, в море светло- купол закрыт. Купол- самостоятельная фигня. Я в прошлом году внимательно следил. Поднимешься в воздух- все купола, как шапками закрыты.
Шмидт: Надо чтобы Рудольф давал и погоду на аэродроме.
Шевелев: Сегодня дадим распоряжение.
Дзердзеевский:: Температуры?
Дзердзеевский: Температуры: Новая Земля: -10о-17о, Зфи: - 21-22о, Рудольф: - 23о, Желания: -20о. Разрешите мне: я буду следить ночью. Если будет улучшение - разбужу вас.
Шмидт: Поздновато. Как бы не пропустить. Давайте так: если в 5 ч. утра (после сводки) будет улучшение- будите нас, устроим летучее совещание ухудшение- спите.
Водопьянов: Если мы рано вылетим из Нарьян-Мара- то нечего беспокоиться о возвращении- в Нарьян-Мар сумеем. Основное- вылететь в хорошую погоду. При наличие такой погоды- мы отлично аэродром найдем. Нас страшит: вдруг везде хорошая летная погода, а вылететь отсюда не сумеем. Надо вылететь в 5 ч. утра. И тогда, в случае чего, возвращаться не будет поздно. Предлагаю к 4:30 приготовить все самолеты, подготовить моторы, прогреть их. Если хорошая погода- лететь. Механикам в 3 ч. утра быть на аэродроме.
Шмидт: Правильно. Головин тогда идет в 5 часов утра, мы- в 6 часов.
Бабушкин: Надо кому-нибудь дежурить и будить в 3 часа утра, если не будет тумана.
Дзердзеевский: Ночью и утром туман будет. Температура сейчас -8о
Шмидт (Папанину): В 2 часа утра вы будите Дзердзеевского , посоветуйтесь, и если увидите, что все хорошо- будите механиков в 3 часа и в 4:30 остальных...


ЗАПИСИ В ПОЛЕТЕ

11 апреля.
Все было по заведенному. В три утра механики уехали на аэродром, в 6 - мы. Все уже было готово. Около 7:40 Головин ушел в воздух. Погода непрерывно улучшалась и у нас и на трассе. Начали готовиться и мы. В последний момент пришел Дзердзеевский и сообщил, что на Рудольфе ясно, ветер 1 балл, по трассе ветра упали до 2-3 баллов.
Около 8 ч. в воздух ушел Водопьянов. Скоро зарулили и мы. В последний момент нас остановили вестью: "Головин возвращается".Решили подождать. Вскоре он показался, сел, подрулил, вошел к нам.
-Что, Павел? - спросил я.
-Лететь нельзя.
Прошел к Шмидту в рубку, доложил- по выходе в море влез в туман, опускающийся до уровня воды, попробовал пробиться- набрал 750 метров и испугался. Вместо того, чтобы пробовать дальше- вернулся, причем без спроса.
Водопьянов тем временем, ожидая нас, успел смотаться на 2000 метров, пробил облака и шел над ними при солнце. Я представляю, как болтало самолет Н-170 от мата, когда они узнали о возврате Павла.
А на земле забарахлил левый мотор у Мазурука. Решили остаться. Со скрежетом Водопьянов посадил свою 23-х тонную громаду обратно на аэродром. Сразу же в кабине Н-170 состоялось совещание командиров (на которое Шевелев не пустил ни меня ни Эзру). Дзердзеевский был вне себя.
Сразу по приезде в город устроили допрос с пристрастием "разведчику" Головину и его экипажу. Влили столь крепко, что после Головин мне говорил: "Ни хуя больше не вернусь. Полундру устрою!".
Вечером, поглядев сводку, решили вылетать рано утром, чтобы успеть опередить фронт, надвигающийся на Зфи с запада- наперегонки.
12 апреля
В три- разбудили механиков, в четыре- были на аэродроме сами. Все- без завтрака.
В 5:46 Головин ушел курсом на Рудольф.
Над Нарьян-Маром - облачность высотой до 500 м., штиль, температура -8о. С запада шел теплый фронт с плюсовыми температурами- Весна! Опять петрушка" Опять надо удирать.
Головин чесал хорошо. Ребята посмеивались, что он идет не на бензине, а на чистом скипидаре. Часа через полтора после старта сообщил, что решил пробить облака, однажды не вышло, на второй раз вышло на 1500 м., идет на 1700 м, солнце, встречный ветер 70 км/ч, не болтает.
Наступило 9 ч. Водопьянов решил взлетать. Разбежался- ни хера, еще раз- тоже, третий раз- тоже. Мы стояли с взведенными моторами. Михаил попробовал разбег из-за линии старта. Разбег продолжался по 2 минуты, но безрезультатно. Липкий снег держал клещами.
У машины флагмана устроили летучий совет командиров. Отто Юльевич предложил слить по 2-3 тонны бензина и идти на Маточкин Шар. Там ясно, сравнительно небольшой ветер. Сказано сделано. Через 10 минут изо всех машин уже тянулись шланги. У нас Шмидт и я катали бочки, через 30-40 минут дело было сделано. Мы слили со своей машины около 300 л, на каждой оставили по 4700 литров.
Головину приказали по радио лететь в Мат.Шар.
Снова Водопьянов зарулил. Бежал, бежал, казалось, не кончит. Наконец взлетел!!
-Летим!
Побежали и мы. Бежали 1 минуту 20 сек. (в Москве для сравнения 14 секунд). В 10:37 поднялись.
Покружили над аэродромом, виден один самолет (Алексеева), долго не мог взлететь.
Неожиданно для меня мы оказались в молочном мареве. Оказалось, прошибаем облака. Выше, выше, вот они дымкой проходят по крышам и - наконец- солнце.
Внизу тянется бескрайняя, ровная, как снег, чуть волнистая облачная равнина. Вверху- ясное небо. Тепло, пригревает солнышко. Внизу пока ни одного просвета.
Очень забавно отражается тень нашей машины на облаках: глубокая, как бы рельефная тень, окруженная радугой.
На нами чешут и другие самолеты (а также впереди).
11:45 высота 1900 м. Облака под нами метрах в 300-400. Хочется спать- ночью не спал.
Сегодня утром ребята посмеивались. Кто-то из экипажа вчера ночью, очевидно, возымел возможность утешить душу и тело. Но вдруг повезешь на Северный Полюс триппер? Тогда он отправился в аптеку- закрыта. Ночью разыскал аптекаря на дому и вытащил в аптеку. Для вящей убедительности сказал: "Это для безопасности работы мотора. Шалят свечи- так их надо экранировать". Аптекарь , благодушно полагая, что моторные свечи подобны стеариновым, отпустил товар.
Машковский рассказывает, что вчера нечаянно обнаружили, что крайние баки пустые. Все считали их полными. При переключении моторов в полете было бы весело.
Довольно тепло. Моторы работают, как часики. Гутовский развалился в кресле радиста и читает.
12:15. Перешел к Володе Спирину.
-Где идем, - кричу.
-А хуй его знает- облака, не узнаю, - отвечал Спирин.
Неожиданно продрало. Внизу показалось море. Шли над множеством, с высоты казалось- крошечных, льдинок. Виднелись широкие причудливые разводья, полыньи. Трещины, трещины, трещины.
Высота 1900, скорость 180, температура воды и масла- в норме.
-Да, сесть лучше на хуй- меланхолически произнес Гутовский.
Я лег и уснул. Проснулся в 13:45. Спал полтора часа. Сразу к окну. Справа- море, слева и под нами- ровный, как бы вылитый из сливок берег.
-Карское? - спросил Орлова, проходящего покурить.
-Да, скоро Маточкин Шар.
-Вот тут есть где сесть- удовлетворенно сказал Володя.
Море чистое, кое-где покрытое пленкой молодого льда, изредка видны льдины.
14:20. куда ни кинь взгляд- все затянуто прозрачным молодым льдом, чешуйчатым, плазматическим. Редко, заплатами, попадаются льдины, покрытые снегом.
Желающим почувствовать гордость за человека и технику нужно лететь на сухопутной машине над морем. И неприятно- знаешь, что в случае чего- капут, и гордо- несешься и хоть бы что. Моторы ровно гудят, уверенность в их качестве хоть отбавляй- не выдадут.
Володя приладил защитные летные очки к лейке и снимает пейзаж со светофильтром.
Температура воздуха:-13о, высота 1600 м. (а кажется, много меньше).
14:35. Маточкин Шар. Отвесные обрывистые берега дикой красоты. Постепенно снижаемся. Большие холмики растут, становятся горами, изрезанными ущельями.
В ложбине на правом берегу пролива видны как бы занесенные снегом домики -станция, и у самого берега самолет Головина. Он хорошо заметен в воздухе. А кругом- памирский пейзаж. Водопьянов кружит медленно сбавляя высоту, за ним мы, Мазурук.

Сели. Подрулили к самой станции. 2:38. По расчетам Спирина чистого хода было 3 ч.44 мин. и длины 660 км.
Встретили горячо- Шоломов и др. Подошел Головин и неизменно: "Дай папиросу".
Дальше- втыкали до позднего вечера с подготовкой машин к старту. Зачехлили моторы и взялись заправлять горючим. Бочки зимовщики лихо подвозили на собаках- маленьких, шустрых. Здесь их три упряжки.
Качали у нас я и Эрнст. По бочке. Тяжело. Руки сразу начали ныть. Сегодня даже пальцы плохо держат. Эрнст качал бочку за 25 минут- быстрее было нельзя: воронка текла. Я- тоже. Вдруг Эрнст дал за 15 минут. Я нажал- и воронка лопнула.
Подошел Молоков. Задело за живое- взял и легко выкачал две бочки, притом одной и той же рукой. Я диву дался- на одной бочке пускаешь в ход и одну и другую руку, и обе. Сколько он перекачал за свою жизнь?! -Много, говорит.
А затем воронка лопнула окончательно. Кое-как укатали 12 бочек, осталось 8. Умаялись, ничего не ели по сути дела с вечера, спали мало- я всего полтора часа в полете.
10 вечера. К счастью пришел Шевелев: "Шабашить!".
Вот тут-то впервые пришли на станцию и увидели всех зимовщиков. Стоял богатый, роскошный стол: портвейн, ветчина, сало, масло, паштет, селедка, грибы, колбаса копченая, горячее, какао, чай с экстрактом клюквы.
А потом сон. Зимовщики радушно уступили нам свои комнаты, кровати, подушки, одеяла, простыни, а сами ушли спать в служебные помещения.
Я попал в комнату доктора (Николай Евгеньевич) вместе с Мазуруком и Алексеевым. Притащил спальный мешок и чудесно спал на полу.



СОВЕЩАНИЕ КОМАНДИРОВ 13 апреля Маточкин Шар.

Дзердзеевский: На стыке двух циклонов лететь сравнительно можно, но в бухте Тихой мы рискуем встретить теплый фронт со всеми неприятностями- обледенение, шквалистые ветра и пр. Выход второй- ждать прохождения циклона, т.е. завтрашней ночи.
Если лететь сейчас- то в Баренцевом море тыловик с зарядами. Мне кажется, что сейчас трудно рассчитывать на возможность посадки на Рудольфе.
Головин: А какая погода на м. Желания, Русской Гавани, Новой Земле?
Дзердзеевский: На 13:00 на Желании- снег, видимость 6, облака- 600 м., ветер 6 баллов. Тихая- облачность, видимость 4, ветер 3 балла, тенденция отрицательная. Рудольф- штиль, ясно, низкий туман.
Шмидт: Выходит, как будто, что сейчас уже поздно. Заливка закончена?
Водопьянов: у меня всё.
Шевелев: Мазурук?
Мазурук: 6400.
Водопьянов: Дождаться полностью хорошей погоды нельзя. Главное - нас пугают 12 балльные штормы, с которыми трудно справиться.
Дзердзеевский: Нам лучше ждать, когда начнется улучшение.
Шмидт: можем ли мы на рассвете готовить машины, надеясь на улучшение?
Дзердзеевский: Да. Завтра должно наступить улучшение.
Шмидт: По-видимому, надо планировать так: если в вечерние часы на Франце Иосифе худо- готовь машины, если хорошо- отставить. Готовиться надо на раннее утро и вылетать в 6 утра, в крайнем разе в 8-9 утра- когда все очистится.
Дзердзеевский: Придется пробивать холодный фронт. Но это терпимо.
Бабушкин: Поздно сейчас лететь.
Шмидт: Как, товарищи командиры?
Хором все: Да!
Шевелев: На опыте северной работы выработался один хороший распорядок. Прежде всего - полностью подготовить машины, потом- остальные дела. Вчера мы от этого отступили. Сейчас надо бы вернуться к этому закону.
Мазурук: Немыслимо было это вчера сделать.
Шмидт: Почему?
Мазурук: Крузе заболел, Виленский не был, осталось 6 человек.
Шмидт: Виленский был болен?
Мазурук: Был занят другими делами.
Шмидт: Он в Вашем распоряжении.
Алексеев: Одно важное замечание. Мы заливаем под давлением. На Рудольфе надо это бросить, заправлять медленно по частям, чтобы была полная уверенность в качестве.
Молоков: Вчерашний день получилась задержка потому, что оборудование несовершенное. По 40 минут уходило на бочку, воронки текли.
Мазурук: Конструкция воронки неудачна, заглянуть в нее нельзя: 80 винтов. Метод заливки под давлением неудовлетворительный. Фильтры сейчас уже грязноваты.
Алексеев: Сугробов всегда любит клеветать на бензин, а вчера сказал: "Да, бензин хороший". Это значит- блестящего качества.
Шмидт: Ясно одно, надо будет на Рудольфе сразу расставить людей, включая Виленского и качать бензин.
Водопьянов: Надо отрегулировать вылет. Особенно тебе, Алексеев. Тебя ждали в Москве, Холмогорах, Нарьян-Маре. Подтянуться тебе нужно.
Шмидт: Есть разные характеристики у экипажей. Наиболее ловкий стиль у Мазурука. Что, если поставить последним Мазурука? Надо подумать об этом.
Шевелев: А на Рудольфе нам придется крепко поторапливаться, т.к. видимо, канадский циклон даст нам в зад. До 20-го надо смотаться.
Шмидт: Идите обедать. А за обедом обсудим план следования к Полюсу от о. Рудольф. Иван Дмитриевич, где Ваше имущество лежит на Рудольфе?
Папанин: На станции.
Шмидт: Расстояние?
Папанин: Вездеходом- 10 минут.
Шмидт: Сколько?
Папанин: меньше 6 тонн.
Шмидт: Могли ли подвезти пока на аэродром?
Папанин: Пока нет, я должен залить горючее- а тара со мной.
Шмидт: А бензин?
Папанин: Уже возят.
Шевелев: Груз привезут пока заливаемся бензином.

РАЗГОВОР ЗА ОБЕДОМ 13 апреля Маточкин Шар.

Шмидт: Сколько у нас сейчас Папанинского груза?
Спирин: 3800 кг.
Шмидт: Значит, на Рудольфе прибавим еще 6 тонн.
Шмидт: Надо было дать рекламу в иностранные газеты- кто хочет вкусно пообедать- летите на Мат.Шар.
Шевелев: Здесь народ собирается горы смотреть.
Шмидт: Запретить. Никто из участников экспедиции не имеет права отлучаться дальше 1 км. от станции без разрешения начальника экспедиции или его заместителя. Так же, как на кораблях - никто не имеет права сходить на берег. Не потому, что в горячее время могут уйти рабочие руки, но можно заблудиться- снаряжай спасательную экспедицию.
Я узнал, к стыду своему, что никто еще не лазил на высокую гору на том берегу. Я уже смотрел на нее, глядел подходы и, будь время, тряхнул бы альпинизмом и повел группу товарищей. Высота ее 1200 м, это- гора Академия, до нее километров 25, значит, часов восемь.


13 апреля.
С утра- на самолет. Алексеевская машина заправилась полностью еще вчера- 21 бочку. Дагматов петухом ходил по коридору и комнатам и спрашивал- а сколько у вас?
На помощь нам пришел Папанин и Ширшов. Быстро управились, и я с Кренкелем решили пойти помочь отстающим Мазурукам. Перекачали им три-четыре бочки и видим, что экипаж-то машины бездельничает: собрались вокруг нас и гримасничают. Плюнули мы и ушли.
Ивашина встретил меня свирепо: "Это ты? Почему пошел на другую машину помогать? Какое имеешь дело к ним? Если тебе нечего делать - обратись к старшему механику: он тебе всегда дело найдет. Вот, выкопай лунки у лыж".
Выкопал.
Дал телеграмму от Головина и тихо на том закончил вечер. Написал попутно очерк и статью Водопьянова.

14 апреля
Вчера решили сегодня лететь. Утром подались к самолетам. Механики уже запустили лампы, подвесили люльки. Свирепый ветер, доходящий до 8 баллов непрерывно гасил эти лампы, мы их снимали, опять зажигали , подвешивали, они опять гасли. Так и шла петрушка. Холодно, ветер рвет все хозяйство из рук, ничего фактически не прогревается. Все облеплены снегом, на бровях и ресницах сосульки, Трояновский восторженно бегает со штативом и упоенно снимает. Он выглядит довольно комично. Так прошло 4-5 часов.
Первой оттаяла машина Водопьянова, затем Алексеевская, наконец, и мы решили- видя, что никого нет- шабашить. А над нами издевательски сверкает солнце, чистое голубое небо. Внизу же метет и слепит.
Замерзли, выпили в кабине немного коньяку. Согрелись. Решали, чем закусить- достали кусок свинины- замерзла, нож не берет. Тогда я взял ножовку и отпилил. Молоков держал и хвалил сталь.
Ушли обедать. И в это время разгорелась пурга. Командование начало опасаться за самолеты. Но как идти. Метет- не видно ни хера. Водопьянов отдал приказ- без его разрешения никто не имеет права выйти из дома. К самолетам ходить только группами, не меньше двух человек.
Решили сначала протянуть трос от станции к самолетам, дабы люди не сбивались к пути истинного. В радиорубке взяли бухту антенного канатика и протянули. Шли Шевелев, Гутовский, Шмандин, Ивашина, Фрутецкий, Терентьев, Питенин, Морозов, я, Родоминов, Гинкин и Шоломов. Предприятие было весьма сложным. С гор несся немыслимый поток снежной пыли, мельчайшей, потерявшей всякий кристаллический вид, истолченной на горах в химический порошок. Было 8-10о мороза, но несмотря на это, вся снежная масса была ровной. Она забивалась всюду- в карманы, прорехи (оттуда потом вытаскивали ее пригоршнями- прямо неудобно), покрывала как бы прозрачным ледяным лаком всю одежду. Сколько ее потом не отряхивали- отряхнуть не могли. Я натянул сапоги почти до яиц и , тем не менее, после обнаружил снег вплоть до подошвы.
Ветер сбивал с ног. Упадешь- и подняться уже не можешь- ползешь на локтях и коленях. Некоторые из нас так и передвигались. Вообще за передвижением наблюдать было бы забавно, ежели сам не употреблял все внимание на сохранение собственного кажущегося равновесия. Люди шли, качаясь, шатаясь, как пьяные, то пробегая несколько шагов, то застывая на месте.
Дотянули.
Начали осматривать машины. Стоят, как вкопанные. А нас сбивало . Меня сорвало с ног и покатило. Пробовал подняться- не могу. Докатило до лыжи- по ней выпрямился. На нашем самолете ветер рвал чехлы. Ивашина, Гутовский, Фрутецкий немедля влезли в самолет, вылезли на крыло и ползком подобрались к моторам, увязывая чехлы канатиком. Рвало люльку. И тут мне понравилась солидарность полярников. Не говоря ни слова, Шмандин и Терентьев поставили на ноги стремянку, которую и обычно валится сама. Мы держали - они балансируя вертелись наверху под мотором и отцепляли люльку. Затем ребята приняли ее на руки и бережно, как свою, отнесли в самолет.
Часиков в 5 у машин решено было установить круглосуточную вахту. Первыми, минут за 15 до нашего выхода пошли Мазурук и Головин. Они осмотрели самолеты и, увидев, что на 169-й ветром рвет чехлы, залезли наверх и исправили.
Затем подошли к нам. Ветер усилился. Отдельные порывы достигали 12-ти балльной силы- 40 метров в секунду- 145 км/ч. Многовато! И это при снеге и морозе. Повернешь лицо к ветру и сразу оно коченеет. Лица покрылись навесами льда на бровях и ресницах. Одежда обледенела. Против ветра шли раком. То одному, то другому посмотришь в лицо- щека, нос белые. Я чувствовал, что даже сквозь меховую оленью шапку ветер леденит голову. Решили дополнительно закрепить самолеты- Мазурук принял командование и велел поставить ледовые якоря. Группа ушла на берег и выломила бревно, распилили его на два- на две машины-171 и 170 (на 169 это сделали еще утром). Они ушли и сразу в нескольких метрах пропали. Затем- появились с добычей.
Потом пошли цепью по берегу и нащупали бухту троса. Мы же достали топоры и рубили лед впереди машины. Минут через 40 ямы были готовы- длиной в полтора метра, глубиной в ½ метра и шириной такой же. Трос закрепили за бомбовые ушки, привязали к бревну, бревно в яму, засыпали, трос закрутили - получился мировой якорь.
Затем веселые, но замерзшие, вернулись обратно. Вползли с трудом. Выпили коньяку, согрелись. Ночью все время шли дежурства.

15 апреля.
Анатолий Дмитриевич Алексеев перемудрил или, как говорит Гутовский, перешаманил. Он вообще очень много и ненужно экспериментирует. В Нарьян-Маре вдруг решил, что с примерзанием лыж лучше всего бороться поставив самолет на еловые ветки. Папанинцы поехали в лес, привезли воз веток. Чтобы поставить лыжи на елки- надо поднимать машину на домкратах. Стали поднимать- погнули подкос. Ремонт. К слову сказать и с эти елок машина съехала куда с большим трудом, чем другие.
И сейчас. Все поставили свои машины у станции, носом к ветру. Алексеев отвел аэроплан метров на 300 дальше, поставил под горку, причем хвостом к ветру. Ходил и посмеивался.
А вчера вечером штормом у него подломило руль поворота, набило до хера снега в хвост.
Сегодня Сугробов пытался снять руль, чтобы исправить- невозможно. Пурга свирепствует по-прежнему. Осмотрев руль Сугробов пришел к нам в комнату и сказал: "Ломайте его до конца. Я лучше новый сделаю, чем этот ремонтировать".
Народ по-прежнему ходит к самолету только по двое. Мазурук обижается на Виленского:
-Вчера пришел к самолету. Все экипажи на месте только у нас я один. Неудобно.
Вчера вечером Молоков собрал совещание экипажа. Как запускать моторы при таком ветре.
-Зачем? - спросил Ивашина, - кто же полетит в такую погоду?
-А вдруг начнет ломать лед- нужно будет удирать или, хотя бы, на берег выкидываться.
-Я тогда предлагаю подогревать антифриз в кормовых баках. Он будут сохранять температуру 24 часа.
-Что?? - закричал Фрутецкий - я дам отрубить свое хозяйство, если они сохранят теплоту хотя бы 12 часов!
Разгорелся спор.
-Это очень хорошо, - сказал Молоков. -Если не вызовет лишнего утомления. Давайте, как стихнет, испытаем.
Потом Ивашина жаловался, что я пошел помогать на 169-ю. Молоков смеялся глазами и подмигивал мне.

Сейчас пришел метеоролог Рихтер.
-Только что пришел прогноз погоды из Москвы. Циклонов везде до е...ой матери. Стоят гуськом, в затылок.
Позавчера за столом кто-то вспомнил, что13-го трехлетняя годовщина челюскинской эпопеи. Я, в тоске, за материла, предложил дать заметку:
"Вчера на станции Маточкин Шар отмечали трехлетие спасения челюскинцев. С воспоминаниями выступили нач. ГУСМП (гл.упр. сев-мор пути) Шмидт, герои Молоков и Водопьянов, челюскинцы Бабушкин, Кренкель, Ширшов, Иванов и другие."
Никакой секретности экспедиции не раскрываем. Кстати, в здешней стенгазете мы встретили первое напечатанное сообщение о нашей экспедиции: "На Северный Полюс".
Дагмаров сообщил, что вчера у Шмидта собрались Шевелев, Дагмаров и Папанин. Решили меня и Виленского взять на Полюс первым рейсом.
Пурга, оказывается, нарушила связь станции с иноземными местами. Волны не проходят. Окромя того, порвало всю телефонную связь.
Дагмаров живет с Ивановым, Машковским и Виленским. Донимает их страшно- сегодня ночью разбудил всех:
-Товарищи, я пью соду. Я не эгоист- может быть, кто-нибудь еще хочет?
Через полчаса:
-Товарищи, я иду в уборную. Может быть, кто-нибудь собирается- могу составить компанию.
Сегодня он мне говорит:
-Тебе не кажется, что страна забеспокоится, не видя долго моей подписи в "Правде"? Давай напишем что-нибудь.
Полчаса назад у нас в комнате собрались ребята- Шмандин играл на гармошке, Пенкин пел- у него прекрасный баритон. Затем Шмандин вспомнил:
-Андрей Дмитриевич! Вы обещали мне рассказать о Полярном круге.
Притащил глобус и Алексеев начал ему рассказывать о вращении Земли.
Зимовщики рассказывают, что в 1932 г. здесь во время пурги потерялся и замерз геофизик Лебедев. Он шел с пролива после промеров, была пурга, сбился с пути , попал под гору и замерз. Нашли только через 2 дня.
Очень много и интересно рассказывает доктор. Ему много приходится ездить. Клиентура у него- в расстоянии равном небольшой Дании. Ездит и ночью и днем.
У него у самого личная драма. Он зимует 12-й год. Когда зимовал на Врангеле с Минеевым, то женился на эскимоске. В прошлом году она поехала в Москву и умерла там от туберкулеза. Остался сын. Ее портрет висит у него в комнате- широкое умное улыбающееся лицо, прищуренные узкие глаза, выдающиеся скулы, широкий нос.
У Мазурука лопнул коленчатый вал автопилота. Аппарат решили оставить здесь. Вынули из него "пионер" и дыру закрыли крышкой папирос "Ява" -получилось фабричной маркой.

16 апреля
Лег в 0:30. В 2 ч. ночи меня уже разбудил Шевелев.
-Вставай, Лазарь, на вахту. Если вдруг усилится- буди, если стихнет- буди.
Встал. Сходил к самолетам. Подвязал на нашей машине болтающийся чехол, поглядел всюду- тишина. Только ветер свистит. Светло.
В 4 утра разбудил Водопьянова. "Ага!"- поднялся. Вышли на втер. Посмотрел: "Можно лететь".
Пошли поднимать механиков. Вставали, одевались.
-Жалко будить- ишь как сладко спит, - говорил Михаил, а затем пихал ногой в бок и толкал свирепо.
Зашли в комнату Головинского экипажа. Разбудили.
-Паша! Лететь!
Головин приподнялся:
-Эй, банда, вставай, - заорал он неистово и начал кидать в людей одеждой, сапогами, книгами.
Через 15 минут все были у самолетов. В том числе и я. Пурга накидала в моторы уйму снега. Он застыл, смерзся. Нужно было столько тепла, чтобы сначала растопить этот снег, затем нагреть моторы.
Мы сначала почистили сколько можно моторы от снега, затем подвесили люльки, наконец, поставили лампы. Дул свежий ветер на 4-5 баллов, темп. - 12о
Дабы лампы не гасли на ветру, Сережа Фрутецкий поставил впереди каждой бочку из-под бензина, а на нее- ком снега.
Раньше ветер гасил лампы непрерывно, Сейчас погасла лишь одна.
Одновременно, чтобы ускорить подготовку, Орлов слил из двух крайних моторов антифриз в задний бак и начал его подогревать спец. лампой.
лыжи самолетов были занесены глубокими сугробами снега. У Водопьяновской машины намело сугробы в рост человека. Ненцы и зимовщики лопатами прорыли перед лыжами траншеи.
Так шло время. А в мастерской при рубке ребята без отдыха чинили кабан Алексеевского стабилизатора. Я заходил к ним во время вахты. Они без сна крутили не вынимая. Сугробов, Шмандин, Гинкин, Тимофеев и Гутовский. Но к нашему отлету они все равно не успевали, а потому решено было лететь без "Н-172". В связи с этим с машины были сняты папанинцы и Дагмаров, папанинский груз.
Вместо него туда перевезли парашюты - 500 кг. и Машковского Груз же зимовщики отдали вместе с папанинцами Мазуруку.
Перевозку всего груза вели папанинцы. Они впрягались в нарты и возили их - километр туда, километр обратно. Работали честно, дружно, хотя за несколько часов перед этим- в 12 ночи помогали снять руль поворота с Алексеевской машины и отвезти его в мастерскую.
Время шло. В 10 ч. утра Дзердзеевский получил последние сводки. На поле у Шмидта собрались командиры, подошел и Головин.
-По трассе - облачность, - докладывал синоптик, - Рудольф закрыт туманом, в Тихой- низкие облака. Я думаю при подходе циклона туман на Рудольфе поднимется. Это будет в 3-4 ч. дня. В крайнем случае, придется нам повертеться над островом с час, ожидая.
-Что ж, лети, Павел Георгиевич! - сказал Шевелев.
-Хорошо. Я только хочу доложить, Марк Иванович, что у меня бензина на 7 часов. До Рудольфа я долечу, но если там сесть нельзя- обратно не дойду.
В 10:45 улетел. Вез круга лег на курс. Рация МатШара немедленно с ним связалась и так и держала до самой посадки.
На машинах тем временем продолжалось подготовка. К нам подошел Бассейн, осмотрел лампы. Вдруг он громадными прыжками побежал к своей машине. Из правого среднего мотора повалил густой черный дым.
-Пожар!
Отовсюду бежали ребята. Бассейн с ходу вбежал в самолет, немедленно перерыл все краны и выскочил наружу с огнетушителем. Молоков крикнул мне : "Смотри за лампами", Ивашине- "Тащи огнетушитель" и тоже стремглав понесся. Ребята живо содрали чехол с мотора и начали гасить пламя. Через несколько минут пожар был ликвидирован. Оказывается, это не первый случай. 7 апреля горел мотор на 169-й машине. Дело было еще в Нарьян-Маре.
Работа продолжалась. Наконец, в 12:30 Водопьяновская машина зарулила на старт. Остальные были еще не готовы и она стала на полдороге, поджидая. Сменившись с Алексеевской полундры к нам пришел Гутовский и продолжал вкалывать. Орлов закончил с подогревом антифриза. Я встал у альвейера и перекачал его в моторы. Пустили АК-60 - трещотку. Дали газ. Три мотора закрутились, четвертый- левый средний- не двигался. Тогда пустили соседние, включили коммуникацию, от них прогрели дополнительно упорный и он, наконец, завелся. Подобрали все имущество, убрали лампы. Готовы!
Тут только механики немного перекусили. Утром не ели ничего.
А в это время командиры удалились на совещание в радиорубку. Бабушкин настаивал лететь, Шмидт был более сдержан, указывал на неясность погоды, подчеркивал нежелание оставлять Алексеева. Решили не лететь. Головину дали приказ повернуть на м. Желания.
Механики наглухо закрыли моторы, задраили самолеты, пошли обедать.
А у Головина разыгралась история. Вначале он набрал 1500 метров и шел над сплошными облаками через Новою Землю. Достигнув Баренцева моря, решил пробиться, сунулся в облака и обледенел. Тогда быстро выбрал высоту, пересек опять Новою Землю и по ее восточному берегу потопал на мыс Желания. Сел в 17:08.
После обеда мы пошли и наглухо закрепили свою машину, опасаясь нового ветра. Предусмотрительность оказалась нелишней. А затем залегли спать. Весь дом как будто вымер. Спали везде и все.

17 апреля.
С утра начал мести ветер. Мы пошли к себе и закрепили струбцинкой куль поворота. Затем ко мне подошел Василий Сергеевич.
-Там Фрутецкий говорит: "Бронтман просил показать ему, где проходят тросы и трубки, а сам не идет".
Я подошел. Сережа, оказывается, хотел, чтобы я вытер снег и выбрал талую воду с гофра внутри самолета. На материке в домах это называется мыть полы. Я охотно взялся за дело. Через полтора часа все было чисто и сухо. И я сам познал как себя надо вести, влезая в самолет. Сейчас буду сметать снег с сапог до последнего кристаллика. Предложил даже перед люком подвесить вывеску: "Галоши оставлять в гардеробе. Хранение бесплатно."
Мало помалу, отношение экипажа ко мне меняется. Даже Ивашина уже зачислил меня в "свои". Раньше он обращался ко мне так: "Тов. Бронтман, передайте, пожалуйста, мне этот ключ". А сейчас: "Слушай, ну что ты стоишь, ебёна мать, дай лампу!"
Водопьянов подошел утром к нашему самолету, посмотрел и начал хвалить меня Ивашине.
-Мы знаем, что он здорово вкалывает.
И Шмидт вчера мне сказал: "Вы хорошо работаете!".
Это слышать приятно.
Вечером ветер немного стих. Но с запада и востока надвигались стены темных туч. Алексеев поминутно бегал в мастерскую и, возвращаясь, говорил:
-Осталось 34 заклепки.. Осталось 17 заклепок.. осталось 8...
Наконец, все было готово. Вкалывая без отдыха, ребята сделали стальную накладку на лопнувший кабан, выпрямили вспученную трубу, наложили заплаты. И все это в мастерской, отнюдь не приспособленной для таких ремонтов. Грохали до того, что Сугробов- эта детина! - вынужден был попросить у врача порошок от невыносимой головной боли.
Воспользовавшись временным затишьем, решили поставить руль на место. Пошел помогать и я.
Вынесли на руках руль, уложили на нарты, повезли к самолету. Были Алексеев, Сугробов, Гинкин, Тимофеев, Машковский, Папанин, Кренкель, доктор и я. В нарты впрягся Машковский и с прибаутками повез вниз.
В это время, тяжело переступая, на других нартах, Федоров, Ширшов и Шмандин подвезли стремянки и доски.
Приготовили стремянки, шесты, увязали канатами верхушку руля. Сугробов, Шмандин и Гинкин влезли на фюзеляж, Кренкель и Федоров стали у расчалок, а мы начали поднимать 4.5 метровую громадину. Подошел еще Козлов. Перебирая на руках, подставляя стремянки и влезая на них, подняли, наконец, руль. Механики немедленно начали его крепить. Ваня Шмандин влез на самый верх киля верхом и балансируя под ветром на 8-ми метровой высоте, крепил верх.
А ветер начал усиливаться, рвать, быстро достиг 6-7 баллов, начало мести. Вовремя мы успели поставить. Папанин влез в фюзеляж и изнутри ("ты у нас лучший слесарь" -Сугробов) крепил кабан. Мы приготовили две струбцинки и закрепили руль, затем расчалили его на канатах.
Провозившись два часа, закончили и ушли. Машина снова была в строю.
Вечером было намечено лететь завтра утром, если погода утихомирится. По трассе условия были приличные, но никто не мог ручаться, что будет у3тром здесь, на Мат.Шаре.
Перед сном зашел в кают-компанию. Водопьянов обыграл всех на бильярдике, в том числе и Молокова и бахвалился. Сережа Фрутецкий обыграл его. Затем сыграл с ним и я. Первую партию проиграл, две выиграл. Молоков уже ушел. Я пошел к нему и отрапортовал: "Задание выполнено, тов. командир". Он засмеялся.
В 2 часа ночи Кренкель поднял меня на вахту. Задание: если ветер стихнет до 3-4 баллов- будить Шевелева, если усилится до 11 баллов- будить Шевелева. Сидел, писал дневник. Сейчас ветер усилился. Метет очень сильно. Самолетов не видно. Вьюшки словно разговаривают. Но небо ясное, восходит солнце. В 4 часа разбужу Ширшова.

18 апреля.
Утром- пурга продолжалась. Все же пошли на машины. Сидели внутри, слили антифриз из моторов в задний бак, начали прогревать- для опыта.
часа в 3 пришел Ивашина.
-Ну, ребята, давайте разогревать моторы. Сейчас был на флагмане. Мазурук сказал, что может запустить через 2,5 часа, Бассейн говорит - ни в коем случае, ну а я держался посередине. Решили попробовать. Давайте нажимать.
Ветер дул по-прежнему- 7-8 баллов. Самолет стоял по пояс в снегу- лыжи занесло с корнем. Развели лампы- у каждой встал человек, чтобы грудью закрывать ее от ветра. Так стояли три часа. Закоченели. Тем временем зимовщики отрывали лыжи. Получились огромные траншеи в коих человек скрывался по шапку.
Один за другим завелись моторы на флагмане. Столь же методично у нас. А у Мазурука- спустя час.
Наконец, все готово. В 18:20 вечера Шевелев попросил меня сбегать а Алексееву, узнать готовность. Бегу.
-Передайте Шевелеву, что я буду готов ровно через час. Если не могут ждать- пусть улетают.
Решили лететь без него. Дзердзеевский нервничал, торопил: "На Рудольфе ночью может появиться туман". Но пока отдирали лыжи, разворачивались, был готов и Алексеев.
Идем на взлет. Дагмаров лег со страдальческим лицом. Взлет был исключительно трудным. Молоков вспоминал о себе с уважением.


НОЧЬЮ НАД ОБЛАКАМИ.
19:45
Взлет. Чуть подбалтывает. На море сало, стальной цвет. Идем выше и выше. Облака бегут на море -протоплазма- как кора дерева. Шайки над горами, освещенные золотом солнца. Пурпурный закат переходит в розовый цвет. Слоеная земля. Стемнело, сумерки.
21:00
Внизу марево облаков. Сплошное одеяло. Изредка озерами окна над морем. Высота 2100 м., горные хребты внизу кажутся гигантскими следами животного.
- Порвалась тяга жалюзи- ребята держат чуть ли не руками. Из досок сделали рычаг и регулятор. Холодно.
-Пересекаем Новую Землю. Исполинские горные кряжи в беспорядке, как будто кто-то выворотил из земли. Склоны полуобнажены, суровы. Сесть? Изредка глубокие ущелья, долины.
-Под конец пересеченный пейзаж сменился ровным.
-Окно замерзло. Проделал дырку, как в трамвае.
22:00
-2300 метров, температура -23о, термосы замерзли.
-Облака, облака. Лишь спустя час- окно: внизу лед, трещины.
-Алексеев просит сбавить скорость- видит нас на горизонте. Догнал.
-Льды, трещины, лед старый и молодой.
00:00
-Полночь- красное солнце прямо по носу. Взошло на чистом западе!
-Льды, без облаков.
-"Земля!"- Фрутецкий. Осталось 1 час 20 минут.
-Сводка с о.Руд. Ясно, видимость 30-50, ветер 1 балл, t -27оС.
-Остров Сальма. И пошли -плоские, как блины, утесистые. Горные кряжи выступившие из моря.
-Облака- прорезаны вершинами, торчат.
-Стада айсбергов, как сахар на скатерти.
-Холодно. Холодное солнце.
-Все - в мехах, малицах.
-Невысокое солнце отбрасывает островов длинную широкую тень.
-Зимовка, словно заброшенная могучей, дерзновенной рукой на край света.
-В пути -6 ч.20 мин.
-Водопьянов сбрасывает газовую бомбу, определяет ветер, идет на посадку. Следом- мы.

19 апреля.
Итак мы у цели. "Экспедиция начинается". Это не совсем верно, ибо долететь сюда эскадрой тяжелых кораблей нелегко.
К нам бегут Ходеев, затем доктор с красной повязкой. Всё как на центральном аэродроме. Небольшое здание аэродромной станции, привезенное сюда за 4 км. на тракторе, два трактора, два вездехода, красный стяг на здании, плакат "Добро пожаловать". Папанин непрерывно целуется.
Маленькое летучее совещание- что делать. Решено немедленно разгрузить машины от всего имущества - остаемся. Разгружаем я, Орлов и Ритсланд. Сколько в самолете вещей! И в хвосте, и в фюзеляже, и в плоскостях.
Прежде всего начали разгружать Папанинские вещи. Они явились все вчетвером. Стоял мороз в 23о. Все были раздеты до фуфаек. Вниз, на брезент пошли продукты, рация, лыжи, шесты палатки, тюки с обмундированием. А затем наше имущество- Бог ты мой! Всевозможные запасные части о существовании которых никто не подозревал, 20 банок с неприкосновенным запасом, ящики с соками, 2 примуса, 2 чайника ("Один нам" - жадно сказал Кренкель и оглядел, что еще можно взять), кастрюли, вилки, лыжи с палками, винтовки, патроны, папиросы, коньяк и т.д. и т.п.
На снегу выросла огромная куча. Выгружали часа три. Устали. Жрать охота.
-Давайте сварим обед, - предложил Орлов.
Немедленно Ритсланд разжег подогревательную лампу, Орлов плоскогубцами разодрал несколько банок с куриным филе, бухнул в кастрюлю банку томата и поставил на огонь. Я топором нарубил хлеба, достали коньяку и очень недурно поели. Особливо хвалили нашу кухню Кренкель и Федоров.
Затем на вездеходе поехали домой- на станцию. Встретили нас замечательно. Было 8:30 утра. Светило солнце, безоблачно. Домики станции напоминали лесной поселок- заимку. Оглушительно верещали собаки, привязанные к кольям. А у входа в главное здание стоял убитый несколько дней назад (партии специально для нас расходились в разные стороны) медведь, замороженный, держа в лапах блюдо, покрытое полотенцем с вышивкой "хлiб та соль", на полотенце- каравай и солонка. На шее зверя- массивная стальная цепь, на ней огромный (15 см.) ключ с дощечкой, где выгравировано "Ключ от Полюса".
Хорошо, трогательно, апофеозно!
Кают-компания украшена лозунгами, портретами, на столе- вина, чудесная закусь: паштеты, колбасы, селедки, сало, язык, ветчина, консоме, отбивная и компот, чай, водка, мускат, мадера, коньяк.
Спирин недоумевает:
-Ехали мы из Холмогор на дачу грузовиком. Я подумал- началась бродячая жизнь и мытарства. Однако, в Нарьян-Маре позвали на банкет. В Маточкином Шаре угостили мадерой и тортом в виде аэроплана. На Рудольфе потчуют, как в "Авроре". Где же Арктика??
Шмидт весело смеется.
Поели- и спать. Зимовщики уступили нам оба дома, поселившись сами в мастерской. Через несколько минут наступило мертвое царство. Встали в 5 часов дня. Солнце. Безоблачно. Опять обедать.
А Папанин с ребятами оказывается не ложились. Все время собирали свои вещи, перевозили аккумуляторы, рацию.
-Будем работать до темна- шутил Папанин. Темно тут будет в октябре.
В 17:05 прилетел Головин. Летел он 3ч 30 мин. Шел на 1400 м. Сначала над облачностью, затем невиданным никогда раньше коридором до самой Зфи. Все время летел по маяку Рудольфа. Вначале был сильный ветер.
Дал телеграмму о нем. Затем получил радиограмму с просьбой подойти к проводу. Шмидт отсоветовал.
-Отто Юльевич, как с нами?
-Постараемся взять. Можно сказать определенно, что пойдете.

20 апреля.
Сумасшедший день!! С утра отправились на аэродром качать бензин. Поехали на вездеходе. Проехали сотню метров- встал, не тянет. Слезли, пошли пешком. 4 километра в гору, глубокий снег, сильный ветер, сильный подъем (высота купола 250 м.). Я шел вместе с Молоковым. Пришли взмыленные. Поведешь плечами и чувствуешь, как нижняя рубашка- мокрая- прилипает к телу. Залезли в рубку Ритсланда, покурили, отошли, замерзли.
Наружу выходить страшно. Пурга. Метет так, что плохо видно соседний самолет. Но надо.
Пошли и начали с ним катать бочки с бензином. Здоровые. В некоторых по 300 кг. Подкатили 14 штук. Подошли механики. Установили альвейер. Начали.
Нужно было заправить баки под пробки, дабы долететь до Полюса и суметь вернуться обратно. Итого 7.5 тонн. Качали все. Сначала Фрутецкий- 1.5, затем я 1.5, потом Молоков- 2, потом Орлов 2.
Бочек оставалось мало. Ребята во главе с Молоковым пошли наваливать бочки из общей кучи на сани. Я продолжал качать. Спустя 4 бочки (как человек ко всему привыкает!) подошел трактор и подвез сани с 16 бочками. Привезли второй альвейер.
-Лазарь, - кричал В.С., - я на нем выкачаю 5, пока ты одну. Соревнуйся.
Я выкачал еще две.
Подошел Крузе:
-Первый корреспондент в моей жизни, который работает.
Прибежал Ритсланд.
-Ребята, дайте покачать. Через час у меня пеленгование, пока успею выдуть две.
Дали. Выдул.
Скоро нам не хватило и этих. Поехали опять. Вырывали из снега, грузили. Подвезли 9 и их махнули ("давайте уж закончим сегодня"- сказал В.С.) Ну и закончили.
Залили 300 бочек. Из них через мои руки прошло около 11-12, т.е. около 3 тонн. Подходяще!
У остальных: машина Н-170 - 29 бочек, Н-172 - 7 бочек, Н-169 - 10 бочек.
Обратно я Молоковым опять пошли пешком. Ветер стих, облака, пустыня. Идем и все оглядываемся: не гонится ли медведь.
-Мы были в таком состоянии, что сказали бы ему- отложи до завтра (Молоков).
Медведь здесь - дело обычное. Головин вчера собрался спать на старую зимовку (1 км.).
-А есть у вас оружие? - спросил Либин- обязательно возьмите винтовку. Без нее нельзя.
Ивашина позавчера смотрел моторы. Замерз. Взял спальный мешок, постелил на крыле, влез и так работал.

21 апреля.
Вчера простыл все-таки. Сегодня сидел дома. Папанинцы непрерывно носятся по станции. Ширшов чинил лебедку, затем проверял вертушку. Федоров определял азимуты и магнитные склонения. Здесь они около 24о. Папанин и Кренкель вчера весь день разливали керосин из бочек в резиновые бидоны. Они мерзлые, их приходилось надувать ртом.
-Наелся я этого керосина на год.
Кренкель заряжал аккумуляторы ("с верхом") и пробовал свою радиостанцию.
-Как повернул- Бразилия, затем США, потом из Москвы, потом Германия- много их. Работать будет.
Он просит:
-Сразу через три дня после высадки организуйте для нас концерт из Москвы.
Решили они взять с собой два пса. Оба- кобели. Я говорю:
-Иван Дмитриевич, возьми ты сучку и кобеля.
-Ну ее. Еще уебет кого-нибудь из нас..
"Ключ от полюса" хотят папанинцы сохранить, и, вернувшись с зимовки, вручить правительству.
-Только молчи! - приказывает мне Папанин.
В стенгазете в стихах описывается жизнь Папанина, начиная от гражданской войны, потайной работы в Крыму, деятельность в Арктике, на Колыме. Он очень доволен, но и очень смущен.

Словечки:
"Самолет- самое быстрое средство передвижения. Поэтому- к чему спешить" (Мазурук)
"Все понятно, кроме сказанного" (Мазурук)
"О радиосигналах: два длинных, один короткий, но толстый" (Машковский)
"Нам все равно- что на войне, что дома. Дома даже лучше" (Гинкин)




ОЧЕРКИ
ДОРОГА К ПОЛЮСУ 1937г.

27 апреля 1937г. Рудольф. отправлено 8-9 мая 1937 г.

НА ЛИНИИ ОГНЯ.

Едва самолеты успели приземлиться, как к ним медленно подползли трактора и оттащили на заранее размеченные места.
Участники экспедиции высыпали на поле и с любопытством осматривали долгожданный аэродром 82 параллели.
Стоял чудесный безоблачный день. Ветер почти стих, ярко светило солнце, рыхлый снег шурша рассыпался под ногами. Весеннее солнце и голубое небо категорически противоречили отсчету термометра, показывающего минус 22 градуса.
Аэродром острова Рудольф расположен на ледяном куполе, возвышающемся на 250 метров над уровнем моря. готовясь к прилету гостей, зимовщики сколотили из бревен и досок просторный домик, поставили его на гигантские сани и трактором отбуксировали к аэродрому. Над домиком- красный флаг и конус, указывающий направление ветра. В домике- мастерская, нары, спальные мешки и телефон, связывающий аэродром с зимовкой, расположенной в 4 километрах на берегу бухты Теплитц. У домика - гусеничные трактора, вездеходы и два ВМЗ (водомаслозаправщика).
Далеко на юге недвижно стынут скалистые мысы острова Карла Александра, блестят остроконечные айсберги и синеет почти свободное ото льда море Королевы Виктории.
-Хороший остров, - убежденно заявил М.И. Шевелев и скомандовал - По машинам! Немедленно начать разгрузку всех самолетов дотла!
Начинался аврал, бесконечный по свету. Стояла глухая ночь, на Большой Земле лишь недавно опустели театры, но здесь нестерпимо светило солнце и люди работали, как звери. Последний раз они спали 36 часов назад, последний раз торопливо ели накануне в полдень, но никто не ушел с аэродрома даже в маленький штабной домик.
Лихорадочными темпами мы выгружали из машин продовольствие, инвентарь, запасные части, снаряжение. Недра наших гигантских самолетов были неисчерпаемы. На снежном поле вырастали горы продуктов, радиостанций, инструментов, оружия, лыж, палаток, всевозможных ящиков, мешков и металлических банок.
Сосредоточенно и быстро работала группа Папанина. Самолеты привезли с собой около трех тонн вещей дрейфующей зимовки. Папанинцы никому не доверяли разгрузку своего имущества. Они ходили от самолета к самолету, бережно принимая на руки банки провианта, трубы палатки, аварийные двигатели, точные приборы. аккумуляторы, запасы меховой одежды.
К 8 часам утра аврал был закончен. Вездеходы и трактора доставили нас на зимовку. Она открылась издали, со склона купола своими небольшими приземистыми зданиями, напоминающими дома степной заимки, и стрелами радиомачт.
У входа в главный дом, согнувшись в низком приветственном поклоне, стоял белый медведь, убитый накануне и целиком замороженный. Он держал в своих лапах обрамленный вышитым полотенцем поднос с хлебом и солью. С могучей шеи медведя свисала толстая железная цепь, заканчивающаяся здоровенным ключом "От полюса".
Столы в кают-компании ломились от яств. Колбасы, ветчина, сало, грудинка, форшмак, паштеты, различные консервы, водка, вина, коньяк. Стены украшены приветственными лозунгами и портретами, во всю ширь перегородки распростерлась стенная газета "Широта 82".
Через полчаса все спали мертвым сном. На всем острове не было ни одного бодрствующего человека. Лишь кок зимовки Курбатов с трудом размыкая свинцовые веки готовил приправы и гарниры к обеду.
Следующий день начался новым авралом. Нужно было заправить все машины горючим. Путь предстоял не малый, тяжелый и опасный- сколько летных часов займет дорога до полюса и обратно никто не знал, и поэтому решено было залить все баки по пробки. В переводе на цифровой язык это значило влить в каждый самолет по 10 000 литров бензина или, другими словами, по 850 ведер.
Это был поистине Сизифов труд. На аэродроме мела пурга. Свирепый ветер больно хлестал лица и заставлял людей пятиться задом. Одетые с головы до ног в меха, мы мерзли, как голые.
Экипажи во главе с командирами кораблей отрывали из-под снега бочки, народом грузили их на тракторные сани и затем катали с саней к самолетам. Дальше начинался самый тяжелый этап: заливка в баки. Все это озеро бензина нужно было перекачать ручным альвейером.
После двенадцати часов непрерывной напряженной работы экипаж самолета Молокова донес Шмидту о выполнении задания. Остальные корабли закончили заливку лишь на следующий день.
Отоспавшись механики немедленно приступили к тщательнейшему осмотру моторов. Они придирчиво проверяли все цилиндры, компрессоры, валы, свечи, трубки, краны, тросы управления.
Повреждений почти не было. Лишь на самолете Н-172 немного деформировался кабан подкоса шасси. Механики Сугробов, Шмандин и Гинкин с помощью зимовщиков Ходеева и Мельникова, проработав 36 часов, привели лыжу в вид первоначальный.
Неугомонный Бассейн, воспользовавшись временным затишьем принялся переделывать систему подогрева моторов, разработав собственную оригинальную схему использования теплового потока лампы. Осторожный и вечно подозрительный Ивашина беспокойно ходил вокруг громадной кучи выгруженных из самолета запасных частей. Часто вздыхая, он старался незаметно всунуть какую-нибудь деталь в самолет, но, застигнутый укоризненным взглядом Молокова, сконфуженно клал деталь на место, продолжая, однако, как лунатик свои виражи над кучей.
Прошел день, другой. За это время папанинцы успели проверить, рассортировать и взвесить свои груды. 25 апреля была объявлена трудовая мобилизация всего населения острова Рудольф.
Грузили имущество Папанина и его друзей. Все вещи были прекрасно упакованы, едва ли не с аптекарской точностью. Каждому самолету полагалось взять по 2350 кн. папанинского груза. И снова в недрах гигантских машин исчезали палатки, приборы, одежда, клиперботы, движки, нарты.
Объемистые банки с продовольствием полюсной станции были распределены равномерно по всем машинам. Во время полета к полюсу один из самолетов мог оказаться в бедственном положении. Тогда папанинские продукты дали бы возможность экипажу бедствующего корабля продержаться до прибытия спасательной группы.
С этой же целью на каждый самолет было погружено по 80 килограмм продовольствия, упакованного в особые парашютные мешки. Увидев товарищей в беде, другие самолеты либо сядут и сразу заберут их со льдины, либо сбросят им на парашюте продукты, если посадка в этот момент будет невозможна.
Открывая воздушную дорогу на северный полюс, руководство экспедиции мобилизовало все силы и средства. На юге архипелага в бухте Тихой зимовало два самолета. 28 апреля Головин вылетел в Тихую. На борту его самолета находились летчики Машковский и Крузе. В тот же день Головин вернулся обратно. За ним летел самолет У-2, пилотируемый Машковским. Крузе остался в Тихой приводить в порядок самолет П-5 и в первый же ясный день перегнал на центральный аэродром Рудольфа и эту машину. Легкие самолеты были немедленно использованы для связи и ближней разведки.
Штурмана и радисты безвылазно сидели у рубках, проверяя работу компасов, указателей курса, составляя графики полета туда и обратно.
Наконец, все было готово к штурму. На аэродроме дикого полярного острова стоял, пригнувшись перед гигантским прыжком, целый воздушный флот: четыре тяжелых четырехмоторных самолета, мощный двухмоторный моноплан и два воздушных автомобиля.
-Назидательное зрелище, - задумчиво произнес О.Ю. Шмидт, осматривая свою воздушную армию. - Если страна сумела выставить здесь, на 82 параллели такую грозную армаду, то что же она сделает при нужде в более южных широтах...
Потянулись мучительные дни ожидания хорошей погоды.
Радист зимовки Василий Богданов лишился сна. С утра он принимал метеорологические сводки советских, европейских и американских станций. Здесь, в маленькой рубке учитывалась погода арктической полосы Советского Союза, ветры Скандинавии и Англии, температуры среднеевропейских стран, метеорологическая обстановка Северной Америки.
Каждодневно синоптик Дзердзеевский сводил воедино разрозненные данные 820-ти станций, анализировал путь и взаимодействие циклонов и антициклонов.
Как на зло, мимо нас ползли бесконечной чехардой только циклоны. Антициклоны, несущие хорошую летную погоду, притаились на северных уступах Канады.
Пурга, туманы, шквалы.



5 мая 1937г. Рудольф. отправлено 19 мая 1937 г.

СБОРЫ.

Еще в воздухе, распознав знакомые контуры острова Рудольфа, Папанин начал волноваться. Едва самолеты коснулись аэродрома- он выпрыгнул из машины и, проваливаясь в глубоком снегу, побежал к встречающим.
-Где брезенты? - кричал он, - куда сгружать вещи? Мы очень торопимся!
Наскоро расцеловавшись с друзьями-зимовщиками, которых он сам привез сюда в прошлом году, Папанин ринулся в атаку на грузы. За ним неслись его верные товарищи.
Мы, грешные, закончив аврал, утомленные двухсуточным бодрствованием, уже давно спали мертвым сном, а папанинцы продолжали свою кипучую деятельность. Они проверили упаковку продуктов, осматривали научную аппаратуру, собирали нарты.
-Мы будем работать до темна, - объявил Папанин.
Один из зимовщиков недоуменно напомнил, что темнота в этих широтах наступил лишь в октябре. Папанин весело поправился: "Ну, до вечера".
Они легли спать в 8 часов утра следующего дня, отстояв на ногах трое суток.
А дальше вновь потянулись дни сумасшедшего темпа. В любой час этих людей можно было видеть за работой. То они сидели на электростанции, заряжаю аккумуляторы полюсного передатчика, то надували клиперботы, испытывая герметичность резиновой оболочки, то везли на собаках к аэродрому какие-нибудь детали. Ни частые шквалы, ни пурга, ни 20-ти градусные морозы не могли охладить их пыла.
Они подвергли генеральной проверке все оборудование и аппаратуру своей дрейфующей станции. В течение двух дней Евгений Федоров терпеливо наблюдал и сличал величину магнитного склонения на острове Рудольфа, экзаменуя точность приборов и методику исследования. Педантично фиксируя отклонения, стрелка компаса отклонялась от истинного направления на север на 26 градусов. Проверяя показания теодолитом и секстаном, он определял астрономическими методами местонахождения острова Рудольфа и удовлетворенно отметил совпадение своих вычислений с утверждением географических карт.
С неменьшей тщательностью была собрана и испытана радиостанция Северного полюса. Варьируя обстановку, Эрнст Кренкель просиживал у аппарата и яркие солнечные ночи и дни, забитые бешенной пургой. Радиостанция работала прекрасно. Кренкель слышал бой часов Спасской башни Кремля, посевные сводки Новосибирска, истеричные выкрики германских радиостанций, фокстроты далекой Бразилии.
Уединившись в механической мастерской, Ширшов переделывал глубоководную лебедку и проверял механизм барометров и подводных вертушек. Тем временем Папанин занялся снаряжением. Вблизи зимовки вырос целый городок палаток дрейфующей полюсной станции: жилая, гидрологическая, продуктовая, палатка-мастерская.
Особо хлопотливой оказалась заготовка керосина- основного топлива полюсного лагеря. Тарой для керосина служили особые резиновые баллоны, емкостью по 48 литров. Для заливки требовалось предварительно отсосать керосин из шланга, после чего он плавно переливался в баллон. И так 60 раз.
-Тьфу! - жаловался после операции Кренкель. - Напился керосину на всю жизнь. Не подходи с папиросой- вспыхну.
Проверив, испытав и рассортировав всё свое хозяйство, папанинцы снова перевезли все вещи на аэродром. Здесь каждый сверток был положен на весы. Взвешивали с предельной точностью, ибо грузоподъемность самолетов была ограничена, и каждый килограмм подвергался строгому учету.
Через неделю после прилета был объявлен аврал по погрузке имущества дрейфующей станции. Все вещи укладывались под непосредственным контролем папанинцев, при их живейшей помощи.
Закончив погрузку одной машины, они немедленно переходили к следующей. К концу дня все девять тонн их груза покоились внутри самолетов.
Папанинцы брали с собой только самое необходимое. Они рассчитывали по прилете на полюса взять кое-что из самолетного инвентаря.
-Сниму шапку и пойду по кораблям,- смеясь говорил Иван Дмитриевич. - Один даст чайник, другой примус, третий- лишнее ведро.
Закончив погрузку, Папанин подошел к Отто Юльевичу и торжественно обещал отдыхать.
Но отдых был весьма своеобразным. Кренкель неутомимо помогал Спирину и штурманам в установке пеленгатора, Ширшов сидел за таблицами и графиками, Папанин хозяйственно разрешал бесчисленные повседневные заботы зимовщиков. Федоров полетел на самолете "У-2" вместе со Спириным и Ивановым контролировать работу радиомаяка. При посадке у острова Столичка у них застыл мотор, и они только на третий день сумели взлететь и вернуться на базу. Проспав шесть часов, Федоров пришел в кают-компанию и просидел там всю ночь, помогая журналистам выпустить первомайский номер стенгазеты "Широта 82-90о".
В один из редких тихих вечеров Папанин исчез. Пришло время ужина, а его все не было. Мы нашли его у домика столярной мастерской. Там, у стены здания, озаренные незаходящим солнцем, развевались три флага: государственный СССР, вымпел ГлавСевМорпути с портретом Шмидта и красный стяг с портретом т. Сталина.
-Вот, - сказал взволнованно Папанин, - С его именем мы шли к северному полюсу и под его знаменем будем там работать сколько хватит сил. Этого знамени мы не осрамим никогда.
Шли дни. Папанинцы работали, помогали другим, нервничали вместе со всеми из-за плохой погоды. В иные вечера Ширшов и Федоров пытались устраивать прогулки на лыжах, но вскоре это им было строжайше запрещено.
-Разве можно поступать так неосмысленно, - журил их Папанин. - Каждый из вас обошелся государству в несколько миллионов рублей. А вдруг кто-нибудь нечаянно сломает руку или ногу? Срыв всей экспедиции!
-Иван Дмитриевич, а я когда вижу ямку- падаю, - оправдывался Ширшов, но под укоризненным взглядом начальника тушевался и конфузливо заключал, - Хорошо, я больше не буду.
Часто они по очереди заходили в комнату участников перелета, жадно слушали неизбывные рассказы летчиков и полярников о различных, кажущихся фантастическими случаях жизни.
-Мы ходим и слушаем по одному, чтобы набраться рассказов на целых год, - пояснял Кренкель.- На полюсе нам пополнять этот запас не придется. А так- на всех хватит.
Иногда за ужином они обсуждали со Шмидтом перспективы своей работы, намечали куда их сможет вынести дрейф льда. Законы дрейфа ледовых массивов центрального полярного бассейна пока неизвестны. Может быть, льды вынесут отважную четверку к берегам Канады, может, Гренландии.
-Эх, - мечтал Папанин, - Хорошо бы нас занесло в район недоступности. Как бы много получила советская наука.
-А не страшно? - спросил, улыбаясь Водопьянов. -Снимать-то оттуда будет трудно.
Папанин приготовился отвечать, но его перебил бортмеханик Гинкин.
-Михаил Васильевич, - сказал он. - Меня сюда направили из военной части. Помню вызвал меня командир и спросил, хочу ли я отправиться в одну большую экспедицию, но предупредил, что ее участники рискуют головой.
Тут я пришел в полное недоумение: что это за место в СССР, где можно голову потерять? Нет такого места!

7 мая 1937г. Рудольф. отправлено 19 мая 1937 г.

ПОЛЕТ ГОЛОВИНА.


Поздним вечером 4 мая сильный ветер разметал тучи и стих. Установилась чудесная солнечная погода. Она дразнила сердца летчиков и полярников, изголодавшихся по ясному небу.
Наступила полночь, но никто не ложился спать. Люди оживленно обсуждали возможности полета эскадры на полюс, строили предположения о ветрах и облаках последних параллелей.
Общее настроение охлаждал лишь синоптик экспедиции Б.Л. Дзердзеевский. По его мнению район северного полюса был закрыт облаками. Следовательно, там сесть нельзя, а раз так, то и лететь нет смысла.
Но ожидание хорошей погоды было слишком длительным, солнце- заманчиво ярким и никто не хотел расстаться с мыслью о полете. Чувствуя общее возбуждение полярников, Отто Юльевич предложил сделать вертикальный разрез атмосферы на самолете "У-2".
Десятки рук помогли механикам стоявшего у зимовки самолета запустить мотор. В кабину сели летчик Машковский и Дзердзеевский. Самолет легко оторвался и пошел ввысь. Было 3 часа 30 минут утра. Через час Машковский подрулил обратно к жилому дому. Впервые в этих широтах самолет достиг высоты 3350 метров. Результаты полета говорили о сравнительно благоприятной метеорологической обстановке на значительном протяжении. И тогда Шмидт распорядился отправить в глубокую разведку к полюсу самолет Головина.
-Ложитесь спать, - сказал Шевелев летчику, - Через полтора часа подъем.
В 6 часов утра, вежливо извиняясь, Шевелев разбудил Головина и его товарищей. Спустя несколько минут, вездеход уже вез их на центральный аэродром.
Пока механики Кекушев и Терентьев прогревали моторы, Головин проверил самолетный груз. Все было на месте.
Залитые под пробки баки вмещали 2350 литров бензина. В крыльях и центре планера покоился полуторамесячный запас продовольствия, палатка, нарты, клипербот, лыжи, фрукты.
Прорезав солнечную тишину, запели моторы. Штурман Волков, механики Кекушев и Терентьев, радист Стромилов заняли свои места. Все они были с головы до ног одеты в меха, на шлемах - темные очки, защищающие глаза от ослепительного снежного сияния.
Головин окинул внимательным взглядом бескрайний горизонт, пожал руку остающимся друзьям и вскарабкался по крылу в кабину.
Подошедший трактор вывел самолет на стартовую линию, летчик дал полный газ, машина медленно двинулась вперед и остановилась. Она была перегружена почти на полторы тонны и снежный наст держал ее цепко и упорно.
Тогда летчик решил стартовать под уклон. Он развернул машину и бросил ее вниз. Стремительно набирая скорость, она покатилась под горку и в 11 часов 23 минуты повисла в воздухе. Красиво развернувшись, Головин пронесся низко над аэродромом, затем пролетел к зимовке, сделал над ней круг и лег на курс.
Через несколько минут самолет "СССР Н-166" исчез на севере.
-По машинам! - раздалась команда Водопьянова. - Ставь лампы!
Все с трепетом ожидали донесений разведчика. Сразу после вылета, Стромилов установил связь с Рудольфом. Шмидт, Шевелев, Спирин почти не покидали радиорубки, читая радиограммы из-под карандаша оператора Богданова. Головин эпически спокойно сообщал о пересечении параллелей. Вот он на 84-ой, 85-ой, 86-ой.
"Погода ясная, видимость хорошая, лед торосистый, много полей" - таково было содержание всех его радиограмм.
Ободренные замечательными вестями, механики тяжелых самолетов в рекордный срок закончили всю подготовку. Один за другим рванулись пропеллеры. Открылись занесенные метровым слоем снега лыжи.
-Отставить! - разнеслась по аэродрому команда. - Полюс закрыт облаками. Головин идет на высоте без единого окна.
На 88-ой широте самолет "Н-166" встретил облачную стену, набрал высоту и пошел над облаками дальше к северу. Вот он уже на рубеже 89 параллели. ДО Северного полюса осталось немногим больше 100 км.
С огромным напряжением все мы следили за блестящим рейсом отважной пятерки. И вместе с чувством искреннего восхищения их храбростью, росла тревога: а хватит ли у них бензина на обратный путь? Шевелев, Водопьянов и Спирин с карандашом в руках высчитывали расход и запас горючего. Получалось в обрез!
-Пусть возвращается, - сказал Шмидт после некоторого колебания. - Мы не можем рисковать их жизнью. Но составьте ее так, чтобы он, если уверен в обратном пути, мог рискнуть дойти до полюса.
Через минуту Богданов выстукивал в эфир:
"1605 RG W4KW N10=h2 msg RG Наберите максимальную высоту посмотрите что впереди и возвращайтесь Рудольф Шевелев".
Головин продолжал полет. В 16 часов 32 минуты от него пришла лаконичная радиограмма:
"Широта 90 под нами полюс но закрыт сплошным слоем облаков пробиться не удалось легли обратный курс Головин".
Все зааплодировали.
Победа! Советские летчики на советском самолете достигли Северного полюса. Они доказали, что могут летать куда угодно, выполняя волю пославшей их страны и своего правительства. Чувство огромной гордости за свою Родину и великого патриотизма наполнило всех участников экспедиции.
Все немедленно кинулись на аэродром. Но сколь переменчива погода Арктики! На купол ледника, где находится главный аэродром, наполз туман. Сначала он был редким, прозрачным, но постепенно плотнел, сгущался, закрыл солнце и скоро уже нельзя было различить самолет в ста шагах. Затем наплыли облака. А на севере, в 10 километрах от острова по-прежнему светило солнце, над зимовкой тумана тоже не было. Заложили костры по углам аэродрома, но все понимали, что в таком тумане самолет благополучно приземлиться не может.
Тогда Шевелев предложил принять Головина на маленькую площадку около зимовки, с которой обычно взлетал "У-2". Иного выхода не было.
Мы быстро разметили границы этого импровизированного аэродрома, выложили посадочное "Т" и приготовили дымовые шашки.
Сообщили Головину план посадки. Но Головина не было, хотя срок его возвращения уже прошел. Самолет все время шел к острову по маяку и вдруг как-то выпрыгнул из ведущей зоны и потерялся. По его сигналам можно было понять, что самолет где-то недалеко и кружит в районе Рудольфа, не в силах найти его из-за облачности и тумана. Горючее в баках было на исходе и положение экипажа могло стать трагическим. Все молча вглядывались в мутный горизонт. На самолете "У-2" на розыски вылетел Мазурук.
-Вот он!! - неистово закричал Ваня Шмандин.
Раздался общий вздох облегчения. С запада низко над открытой водой к острову несся самолет. Он со свистом промчался над домами зимовки и с ходу пошел на посадку.
22 часа 45 минут. Мягко коснувшись снега у буквы "Т", самолет побежал по аэродрому. Неожиданно левый мотор остановился, и машина исчезла за горкой. Все опрометью бросились вперед. Вбежав на горку, мы увидели самолет. Он стоял на самом краю крутого спуска к морю и его лыжи уже передней частью висели в воздухе. Понимаю опасность положения, механики Кекушев и Терентьев на ходу выпрыгнули из машины и вцепившись в стойки шасси пытались затормозить его движение. Если бы самолет продвинулся вперед еще на метр- авария была бы почти неизбежна.
Из кабины самолета вылез Головин. С трудом разминая затекшие руки и ноги, он устало и как-то деревянно поздоровался с восторженно встретившими его товарищами и сразу же прошел под фюзеляж. Отвернув краник бензобака, он долго смотрел на стекавшую вниз тонкую струйку горючего.
-Да, впритык... - тихо сказал он и, обернувшись, пояснил - Мотор-то заглох из-за недостатка горючего. Кекушев лежал у меня в ногах и помпой качал остатки бензина.
Подошел Отто Юльевич. Радостно обняв Головина, он горяча поздравил смелого летчика и его экипаж- первых советских людей, побывавших на полюсе. Головин охотно, но кратко отвечал на вопросы. Видно было, что он очень утомлен непрерывным 11-часовым полетом, усугубленным бессонной ночью.
Для проверки результатов полета Шмидтом была организована комиссия под руководством флаг-штурмана экспедиции И.Т. Спирина в составе штурманов Н.М. Жукова, А.А. Ритсланда, В.И. Аккуратова.
В 6 часов утра комиссия подтвердила результаты полета: Головин, Кекушев, Терентьев, Стромилов и Волков были первыми советскими людьми, побывавшими на Северном полюсе.
В это время могучие трактора "Сталинцы" отвозили самолет "Н-166" на главный аэродром. Механики вновь осмотрели моторы, снова заполнили баки бензином и зачехлили кабины. На следующий день самолет "СССР Н-166" был готов к новому полету.

Книги в сети. Анонсы и ссылки

СообщениеДобавлено: 07 Июнь 2011 19:17
Bills Bons
Остальное ниже.

Книги в сети. Анонсы и ссылки

СообщениеДобавлено: 07 Июнь 2011 19:19
Bills Bons
Полностью мемуары Л.К.Бронтмана размещены здесь:

http://militera.lib.ru/db/brontman_lk/index.html
http://samlib.ru/r/ryndin_s_r/

Книги в сети. Анонсы и ссылки

СообщениеДобавлено: 07 Июнь 2011 19:21
Bills Bons
:)

Книги в сети. Анонсы и ссылки

СообщениеДобавлено: 07 Июнь 2011 19:25
Bills Bons
Экспедиция Папанина на Северный полюс. Часть 3. 1937 г.

Аннотация:
Совещание командиров у Шмидта. Рассказ Головина о полете над Полюсом. Рассказ штурмана Волкова.

Тетрадь Љ9 21.04.37-06.05.37

о. Рудольф.


21 апреля 1937 года
СОВЕЩАНИЕ У ШМИДТА
Присутствуют:
Молоков, Шевелев, Спирин, Мазуруку, Бабушкин, Папанин, Кренкель, Ширшов, Федоров, Дагмаров, Виленский, Трояновский, Бронтман.
Шмидт: Сейчас предстоит самый трудный и ответственный этап для наших летчиков, и начинается одновременно подвиг нашей товарищей зимовщиков. Надо решить число, обговорить полет, разные случаи. Но тут надо решить один принципиальный вопрос. Ограничимся ли выгрузкой или будем присутствовать при том, что зимовка устроена, и радио заработало? Я считаю, что мы - все ли, одна машина, команда- должны удостовериться в благополучии. Ваше мнение, Иван Дмитриевич?
Папанин: Два рейса- очень большой риск. Может сорваться зимовка. Мы пойдем на все, не возьмем ни одного грамма лишнего. Все у нас проверено- заверяем вас. Рацию мы испытаем при вас.
Шмидт: Вы согласны, чтобы мы были , пока радио не заработает?
Папанин: Да.
Кренкель: Да.
Шмидт: Мы должны им помочь растаскать грузы, удостовериться, что все в порядке. Иначе, это было бы не по-советски, не по-партийному. Легло бы тенью на летчиков: "Ах, боятся!" Учтите, что заграница за нами следит. Сейчас разберем -все ли останемся, не все ли.
Спирин: Сколько надо времени для установки радио?
Кренкель: Вытащить, распаковать, установить. За 2.5 часа не управится. 5-6 часов.
Шмидт: Надо, чтобы на месте.
Ширшов: В чем будет заключаться остальная помощь? Мы жилую палатку устанавливать сразу не будем. Мы сначала сделаем разведку, осмотримся, определим - какого характера лед, его подвижки и т.д. Это- срок. После того, как выберем площадку- может быть за 2 км. пробьем дорогу. Сразу же поставим гидрологическую палатку.
Шмидт: Значит, придется и радио переносить?
Ширшов: Да. Но сие не так страшно.
Шмидт: Но, может быть, найдем площадку раньше, ближе. Второй предварительный вопрос- определение места. На какую точность определения с воздуха вы рассчитываете?
Спирин (прокашлявшись): Плюс-минус 20 км. Все зависит от условий полета.
Шмидт: Это очень хорошо.
Спирин: У нас есть следующая возможность выдержать направление: радиомаяк, пеленг-проводка, СУК (солнечный указатель курса). Второе- отсечь курс на полюсе можно с помощью астрономии. Сегодня мы попробовали это на земле. Максимальная ошибка- 2 км., большинство определения было точно. Вообще, все эти исчисления будут производиться артельно. Федоров будет помогать мне вычислять линию Соммера. Остальные корабли будут пеленговаться, делать отдельные штурманские расчеты.
Шмидт: Определим на земле, с какой скоростью даст ответ. И достаточно ли одного ответа.
Федоров: Через 20 минут, точность до 1 км. Следующее наблюдение- через 2-3 часа.
****Перерыв на чай.****
Шмидт: Все определения на полюсе должны быть сделаны в такой форме, чтобы их можно было разослать иностранным учреждениям и отдать в музей.
Спирин: Мы будем делать два наблюдения- приближенные- в течение получаса по секстану и пеленгу, а затем более точные.
Шмидт: Допустим, что, несмотря на все усилия, мы сядем не в 20, а в 50 км. от полюса. Тогда вопрос может встать так: определиться и вновь вылететь. С точки зрения науки- все равно, политически- важнее сесть на полюсе. Нам надо знать с точностью до 10 км.
Федоров: Только пеленгом.
Спирин: Точность будет 10-15 км.
Бабушкин: Моторы выключим, закроем чехлами, подогреем. Просидим и сутки, чтобы сделать так, как ставит задачу страна. Изменится погода- просидим неделю Связь с Зфи будет наверняка.
Папанин: Это будет очень рискованное предприятие. До 5 часов необходимо быть. Но сутки, неделю- чрезвычайно опасно. Может закрутить такая погода- рожки до ножки останутся.
Водопьянов: Я думаю, если сядем в 50 км- разгружаться, три машины- немедленно обратно, а одну, может быть, можно послать до полюса. Вспомните Амундсена- он семь площадок приготовил- лед сломал. Мае предложение- лететь, сразу определиться, сесть, выгружать, три машины обратно, одну оставить.
Шмидт: Хорошее предложение. На остальные случаи- решение в воздухе. Я пойду из-за этого на 170. Значит- сели, три машины выгружаются и уходят. Одна остается для удостоверения порядка и, может быть, посадки на оси. Принято?
Молоков: Мне непонятно оставление одной машины.
Спирин: Рации на остальных машинах работают очень плохо. Я не ручаюсь, что без флагмана дойдут до Рудольфа.
Шмидт: Там штурманы тоже опытные. Выйдут на Зфи.
Водопьянов: Посадить к Молокову радиста- разгрузить штурмана.
Шмидт: Можно обратно путь найти, товарищи командиры?
Алексеев: Да.
Молоков: Да.
Мазурук: Трудно. Астрономия может из строя выйти, радио ненадежно.
Шмидт: Если оставить там не 170, что ему одному будет еще труднее.
Мазурук: Я думаю остаться всем. В крайнем случае, слить с него бензин и улететь на трех.
Шмидт: Погода -раз, опасности больше- два.
Мазурук: 40 человек справятся лучше, чем 10. В крайнем случае, если будет трудно- лететь на трех, двух, одной машине. Целый коллектив в состоянии быстрее и лучше сделать все. И второе- второй раз найти эту точку очень трудно, ежели с оставшейся машиной что-нибудь случится.
Шмидт: Это тесно связано с вопросом -один или два рейса. Давайте сначала это обсудим.
Водопьянов: Мы летим сюда целый месяц, сидим неделями - не можем выбраться. Опыт показывает, что нам нужно постараться подняться сразу отсюда, взяв весь груз. Общий вес- 23,5 тн. У Мазурука- палка о двух концах. Мы можем потерять все машины. Мы в Тихую третий день не можем отправить самолет. Найти машину действительно будет трудно, но, может быть, оставшаяся машина задержится всего на 3-4 часа больше. Отто Юльевич пойдет со Спириным, воткнет флаг, смажет подшипники и -до свидания.
Шмидт: Марк Иванович, прошу точный расчет груза.
Шевелев: Мертвый вес машины с водой, лыжами 13335 тн., экипаж- 5 чел.=500кг, продовольствие на 2 месяца= 300 кг, масло =540 кг., запасы горючего для варианта -полет на 2000 метрах, на определенном режиме, 35%запаса, при посадке моторы не выключать- =6800 кг, груз 2100 кг. Итого 23575 кг.
Шмидт: Да уж..
Шевелев: Еще 3-4 человека можно взять, если по 100 кг. нагрузить каждую машину.
Папанин: Взять на 2-х месячный, а месячный запас продуктов Ведь на каждом самолете будет наше продовольствие.
Шмидт: Можно ли с таким грузом подняться?
Спирин: Вряд ли с этим грузом с этого аэродрома. Можно будет попробовать одну на пробу.
Водопьянов: Сейчас снег немного лучше, чем в Нарьян-Маре. Что сейчас судить- не оторвемся- сгрузим сразу, изменим решение.
Мазурук: Мы оторвемся. Выбрав удачное направление, пользуясь склоном. В Нарьян-Маре условия были хуже. Меня больше беспокоит неровная поверхность. А взлететь - взлетим.
Головин: И ветерок. А сгрузить?
Водопьянов: А сгружать нечего. Если по 2 тн.- то и лететь нечего, если по 500 кг. - не скажется.
Мазурук: Мое мнение: сразу четырем, ничего не сгружать. Выждать погоду, идти по линии наилучшего старта.
Алексеев: Я склонен голосовать за 4 машины скопом. Сидение там и организация линии Рудольф-Полюс возможна, но весь вопрос в регулярности. И я опасаюсь, что эта регулярность будет самой страшной. Папанина надо везти без керосина (тонна), а там ему дольем из навигационного запаса.
Шмидт: Если можно уложиться в 1 рейс, то стоит подрезать и Папанина и себя (т.е. прессу, что не особо желательно).
Алексеев: Если нельзя в 1 рейс- отряд придется разбить на два звена и полностью оборудовать головные корабли радиоаппаратурой, которая сейчас ненадежна у других, кроме флагмана.
Шмидт: Вопрос о радиоаппаратуре не должен закрывать обсуждение общего вопроса. Основное- надеются ли товарищи командиры подняться с грузом в 23,5 тонны?
Молоков: Если такой аэродром, как при посадке- не оторвемся даже с 20 тоннами. Все будет зависеть от покрова и ветра. Тогда снег был очень сыпучим.
Шмидт: Что можно сделать с аэродромом? Укатать?
Шевелев: Завтра попробуем. Сделаем генеральный осмотр всего плато командирами.
Головин: А если борону соорудить, как в Дудинке? Плот с грузом.
Алексеев: Ширину дорожки 60-100 метров.
Шевелев: Если это дело пойдет- сделаем.
Шмидт: Выходит, что дискутировать о поднятом грузе сейчас рано. Какие мероприятия планируем:
1.Укат аэродрома- Шевелев,
2.Осмотр- все командиры,
3.Что можно сделать с радио?
Мазурук: У меня надо исправить луч и поставить вместо РСПК ферчайльд. И все. Это потребует полтора-два дня.
Шевелев: Мазурук переставит. Но сначала посмотрим- пришлем утром Стромилова и Родоминова.
Алексеев: РСПК причинит массу хлопот.
Шмидт: Завтра радиоспецы обходят по очереди корабли, докладывают командирам и те решают.
Бабушкин: Надо решить вопрос о продовольственном запасе. Оставить лишнее.
Шмидт: Надо тогда распределить папанинские продукты равномерно. Теодолит питаться не будет. Как-то здесь легче оказать помощь, если сядете, чем в море- семь самолетов заняты только этим делом.
Алексеев: В море легче- ледоходы, транспорты. Я - за полуторамесячный. Месячный- маловато.
Мазурук: И папанинский, и 2-х месячный - и взлететь. И Папанину оставим.
Шмидт: Мы ограничимся месячным запасом, почти ничем не рискуя. Паек большой утвердим.
Молоков: О людях.
Шмидт: На одном собрании я сказал, что в высшей степени желательно, чтобы все были на полюсе. Это- при двух полетах. Если один рейс- надо соображать, без кого оно может обойтись. Командиры должны подумать- могут ли они лететь без третьих механиков, решить вопрос о прессе.
Водопьянов: Приложить все силы, дабы в 1 раз справиться со всем делом, во 2 рейс- дополнительное горючее и всех.
Ширшов: Мы себя сильно урезали. Особенно в смысле горючего. Зимой мы будем мерзнуть. Дополнительное горючее необходимо.
Шмидт: Пока окончательно вопрос не будем решать. Вон журналисты уже побледнели. Я хочу сказать им во всеуслышание, что ни им, ни киношникам- я не обещал полюса. И еще- прежде, чем сокращать уважаемого товарища Бронтмана или кого-нибудь другого, мы сократим, Иван Дмитриевич, вашу собачку.
Шмидт: Еще один вопрос. Какие надежды на другие самолеты? Первоначальная наметка: Р-6 идет вперед на полпути и затем, когда поворачивает- мы взлетаем. На Р-5 хотели высадить станцию на земле Александры. Сложно. Лучше пустить Р-5 накануне несколько раз на Александру разведывая погоду. Раз, другой, третий. Прошу обсудить.
***жарко. 11 часов вечера. В окно светит солнце***
Головин: ДО 87о я дойду без всякого риска. И вперед увижу километров на 100.
Шмидт: Разумеется, это самый большой риск, выпадающий на долю одного Головина. Вот почему я его публично спрашиваю о широте.
Головин: Я уже сказал, Отто Юльевич, - 87о.
Шевелев: Не дальше 86о. Если дальше- то в случае порчи одного мотора- не сможет вернуться на Рудольф. Второе- если Рудольф закроет, то оставшиеся на Рудольфе Р-6 и Р-5 должны немедленно взлететь, разлететься в Америк. и Австрийский пролив, найти хороший остров и сообщить нам по радио, где можно сесть.
Шмидт: Дельное предложение. При порче радио- немедленно возвращаться Головину обратно.
Спирин: Он и сам испугается.
Головин: Ну от этого не испугаюсь. Вот если мотор зачихает- тогда можно пугаться.

22 апреля.
Днем ребята отобрали инструмент и запасные части. Оставляли жесткий паек. Вечером пошли смотреть на старые зимовки.
На берегу бухты, за камнями стоят три домика: Фиала, Обрукого и наш- зимовки 1932 года. Здесь же маленький дощатый магнитный павильон. Наша зимовка- ничего особенного - домик, одна комнатка, перекрытая нарами, темно.
Реликвии- тоже очень просты. От одной из них торчит лишь скелет стропил, видны шнуры электрической проволоки. Пол (под ним, видимо, еще один, этаж, заваленный снегом) покрыт обломками ящиков и бочками. В бочках - сало, попробовали- не испортилось. Нашли тут же старый сапог, обрывки шерстяного белья, консервные банки, бидоны. фонари.
Другой домик- сохранил и крышу и стены. Внутри он весь забит снегом. На его крыше обнаружили термометр, манометр.
Кругом валяются обломки ящиков, банки с консервами (попробовали рыбные- сохранились), какие-то толстенные баки. У берега- две вмерзшие в лед шлюпки. Кто-то предложил: "Взять эти банки и продать в Америку фирме. Вот реклама- пролежали 30 лет в Арктике и не испортились!".
Шмидт смеется:
-Может быть покупатели перестанут покупать. Скажут- торгуете консервами 30-ти летней давности.
Снимались, резвились. Море открытое, слева ледник, обрыв его 15-20 метров чудесного дымчато-голубого цвета. В лед бухты вмерзли небольшие айсберги самой причудливой формы.
А днем я и Машковский начали топить баню. Это- мука. Нужно резать снег, таскать его кусками в бочки, растопить там и потом греть растопленную воду. Наложишь полную бочку снега и получишь ведро воды. Баня топилось 28 часов. Вахты отбывали по часу.

23 апреля.
Утром Шмидт и командиры поехали на аэродром. Пришли в здание станции: Бассейн со своими механиками переделали трубы подогревательных ламп.
-А чем так лучше?
-Больше тепла идет в дело, меньше задувания, возможность пожара сведена почти на нет.
-Только Спирину не говорите -смеясь, добавил Бассейн. - Тут на капоре сделаны ушки (по 1/2 см. высотой), скажет еще, что скорость снижается.
Водопьянов предложил стартовать под уклон. Объехали аэродром и согласились с ним.
-Ругаюсь за 27 тонн! - говорит Водопьянов.
-Ну ваши шансы сильно повышаются! - сказал нам Шмидт.
Мылись потом в бане. Хорошо!

24 апреля.
День, как все. Богданов по-прежнему заводит будильник на полчаса и затем зажимает ему глотку и отправляется в рубку. Шмидт сегодня получил телеграмму от Мехлиса. Поздравление и просьба.
Папанинцы работают интенсивно. Федоров ушел к зимовкам и в магнитном павильоне проверил работу магнитных приборов, сейчас берется за гравитационные.
Папанин взмок от трудов. Бегает по острову в одной фуфайке, кашляет, но шутит.
Ширшов закончил переделку лебедки.
Затем они еще раз проверили все грузы и разложили их кольцом на аэродроме. В середине -весы. Завтра- погрузка. Федоров наметил распределение груза по самолетам так, чтобы продовольствие на всякий случай было везде.
-А кто из командиров не верит весу- пусть проверяет на весах, ебена мать, - говорит Папанин.
Они тщательно увязали шахматы, проверили литературу, главным образом, справочники технические и затем "Отелло" Шекспира на английском языке.
Кренкель помогал Спирину монтировать пеленгатор.
Часть их вещей разложена у зимовки. На снегу выросли резиновые лодки, и мы сидим на них, как на завалинке.
-Если вынесет в открытое море- поплывем на них, - говорит Папанин.
Папанин зорко оберегает свою паству. Ширшов- большой любитель спорта- примчался с аэродрома на лыжах. Он вдохновенно рассказывал об удовольствии, как вдруг его перебил взъярившийся Папанин.
-Ты не имеешь права ездить сейчас на лыжах, - кричал он на ошеломленного гидролога. - Каждый из нас стоит стране 3 млн. рублей. Кто тебе позволил кидаться этими деньгами. А если подвернешь ногу?
-Я когда вижу яму- скорее падаю, - смущенно оправдывался Ширшов. И, наконец, примирительно заметил:
-Больше не буду.
Они ходят по комнатам и слушают бесчисленные рассказы летчиков и полярников.
-Это мы слушаем впрок, - объясняет Кренкель. - Слушаем по одному, и в нескольких местах сразу, чтобы потом рассказывать друг другу дольше и больше.
На кухне тайком зажарили для них нескольких поросят.
В их комнату нельзя войти- это просто склад. Винтовки, рюкзаки, приборы, продукты, всякие снасти.
Мылись в бане они долго- очереди три (норма 45 минут). "Мы моемся сразу на год".
-Нам бы попасть в дрейф в район недоступности- это вещь. А достать оттуда - страна достанет.
Кренкель просит:
-Сообщай из Москвы каждую неделю такие простые человеческие новости: жарко, залили асфальтом Петровский переулок, продают розы, появилась черешня и вкусная ли, идет премьера такая-то. Это очень сблизит с Москвой.
Три дня они искали флаги, которые собираются воткнуть на полюсе: государственный, с портретом Сталина и Шмидта. Наконец, сегодня Папанин радостно заявил:
-Нашел! Положили, чтобы было под руками в баул с посудой.
Снимал Федорова: сначала за астрономическим теодолитом, затем за буссолью.

25 апреля.
С утра -аврал: грузить папанинские вещи. Утром ровно в 9 ч. прозвенел часто колокол, затем - два звонка.
-Катер отходит.
Сели на сани и трактор попер. Шел могуче, неумолимо в гору. Люди лежали на санях навалом, как беженцы в 1919 году. Кто в малицах, кто в шубах, кто в меховых рубашках.
Приехали и начали грузить. Наваливали на сани свой груз. Папанинцы уже разложили по кучам для самолетов по 350 кг. для трех и 600 для флагмана. Затем начали грузить. Нам попали рация, палатка, ветряк, динамо, 10 банок с продовольствием, аккумуляторы, табак и лыжи.
Понесли телятину.
-Когда ешь- легкая, а тут какая тяжелая, - удивлялся Молоков, подавая ее в самолет.
Принесли клипперботы, папанинцы начали выпускать их них воздух. Федоров и Ширшов скатывали с одного конца, а Папанин в качестве катка медленно переворачивался со спины на живот, выдавливая воздух.
-Вот это пресс- восхитился Кренкель.
Папанин принес несколько ракет.
- Надо раздать по самолетам, - сказал он.
-Дайте, Иван Дмитриевич, я отнесу, - предложил Ширшов.
-Нет, я сам пойду, их надо уговаривать.
Ушел, вернулся довольный. Затем отошел в сторону, вскрыл топором патронный ящик, вынул из него 2 цинковых .
-Так незаметнее, - проговорил он. - Большие не возьмут, испугаются, а маленькие- немедленно.
-Давай один, - сказал Молоков. -Патроны вещь полезная.
Василий Сергеевич вообще очень внимательно относится к запасам "на всякий случай". Он приказал взять полную разрешенную норму неприкосновенного запаса, весь шоколад, все консервы, все папиросы, лыжи.
-Как все это при нужде пригодится!
Все вещи были отлично упакованы, пронумерованы, на каждой - номер и точный вес с граммами.
Уложили груз в самолет. В этом деятельно помогали нам папанинцы и Головин. Этот таскал, как Геракл.
-Куда свинью? - орал он.
Дул свирепый 9-балльный ветер, пуржило. Но справились быстро. Затем уложили самолетные вещи, оставляемые на Рудольфе в брезент и тщательно закутали.
-А мои вещи брать? - спросил я Молокова.
-Нет, погоди, не надо, - ответил он серьезно.
Я ожил.
-Ну теперь будем отсыпаться и отдыхать, - сказал Папанин. -Вещи погружены. На каждом самолете есть мое продовольствие. Если сядете- съедите.
Исходя из его запаса мы взяли не 10, а 7 банок неп.запаза. Из них погрузили 3, а 4 пока у Машковского: он снабжает их парашютами (так делается и для других машин). Это - на тот случай- ежели одна из машин потерпит бедствие- сбросить ей дополнительное продовольствие.
Но вечером Папанин все же нашел себе дело. Учитывая возможность отсутствия посадочной площадки на полюсе- он начал готовить здоровый кол (вместе с Либиным) с большим государственным флагом, который можно будет сбросить с самолета на полюсе и он там воткнется.
Машковский, Мазурук и Аккуратов вечером катались на лыжах за парашютом. Неслись, как боги, кувыркались, затем прицепили нарты. Еще лучше.
Папанинцы обсуждают, как назвать пса. "Рыжий", "Гитлер", "Полюс"
-Ариец, - предложил Папанин. - Ариец будет жопу лизать.

26 апреля.
Как же все-таки назвать собаку? И сегодня за обедом Машковский, наконец, нашел имя:
-Бричка!
Общий хохот и общее одобрение.
Днем я и Яша (Машковский) пошли укладывать банки неп.запаса в парашютный мешок. Сарай, мешки, банки, холодно. Но сделали.
Папанин рассказывает, как проверяли палатки. Раскинули тут целый лагерь.
Сегодня он начал пристрелку винтовок. "Зверя бить наверняка- там его не должно быть".
Федоров все время определяет показания приборов. Записывает. Вернется обратно и, если они дадут те же показания- значит весь год работали верно.

Сегодня Головину- 28 лет. Когда он днем зашел в столовую- встретили аплодисментами. Зимовщики готовят ему торт, меня засадили писать спич. После обеда все спали, один я, как дурак, сидел и писал.
Вот судьба у Павла. В 1935 году он свои именины встретил в каком-то овраге, в прошлом году- в Гольчихе, сейчас- на Рудольфе. Женился, пожил с женой 12 дней и улетел сюда.

27 апреля.
Борис Дзердзеевский ежедневно получает сводки- от около 300 станций, в том числе СССР и -особливо - от его полярной сети. Плюс Норвегия, Швеция, Финляндия, Латвия, Эстония, Литва, Польша, Дания, Германия, Англия, Франция, Исландия Гренландия, Канада, США,
Все- 2 раза, наши- 4 раза в день.
Ночью началась подготовка Р-6 для полета в Тихую.

28 апреля.
Полундра!
Лишь около 6 ч. утра Головин вылетел в Тихую. Вместе с ним полетел Машковский и Крузе. На случай отсутствия посадки Яша должен выкинуться с парашютом, сесть и затем принять Р-5.
Но сели благополучно. Встретили их отлично. Лишь на рулежке Р-6 попал одной лыжей под лед. Но вытащили.
Яша осмотрел У-2 и вместе с Р-6 в паре прилетел обратно. Дабы не умчаться вперед, Головин все время кружил вокруг него.
Рузе признал Р-5 подозрительным и решил предварительно опробовать мотор. Лишь к вечеру он собирался вылететь, но помешал туман, и Крузе остался ночевать.
Днем меня, Марка Трояновского и Эзру Виленского послали заправлять горючим Р-6. Ребята там (Кекушев, Терентьев) не спали с 8 утра 27 апреля. Мы приехали и начали заправку. Бочки все были засыпаны по горло снегом, причем пробки как на зло лежали внизу. Альвейер подавал очень медленно. Мы решили поставить еще один альвейер и послали Эзру почти сразу после начала аврала на базу в домик за новой воронкой. Его не было около часа и вестей не было. Лишь через час подошел Мельников (бессонный Мельников, он спит по 10-15 минут в сутки) и сообщил:
-Ваш товарищ просил передать, что у него разболелась рука и он уехал.
Мы вдвоем продолжали качать. Было не особенно морозно, всего -15, но очень холодил ветер, мерзли пальцы, стыло лицо, холод чувствовался сквозь валенки и шерстяные чулки.
Тем временем назревали события. Днем Спирин перегнал У-2 к зимовке и сел около бани. Он решил слетать на один из недалеких островов и проверить оттуда работу маяка.
Было около 6 часов вечера, когда они стартовали. Вместе со Спириным полетел Симка Иванов и Женя Федоров. Они взяли с собой аварийную рацию ("солдат-мотор"), бочку бензина влили в баки, винтовку с патронами и по настоянию Либина - 10 плиток шоколада, полкило сала и каравай хлеба. Спирин полетел в своей шубе, Симка- в меховой рубашке и кожаном реглане, Федоров по настоятельному приказу Папанина одел сверх кухлянки малицу.
Они покружились над бухтой и затем взяли курс на юг, видимо (судя по их первоначальным предположениям), на остров Смальчика. Они должны были вернуться к 10 часам вечера.
Мы работали до часу ночи. Влили 11 бочек. Заправили машину почти полностью. Оставалось слить 2 бочки, но уже не было никаких сил. Обещанная нам смена не пришла. Зачехлили моторы, закрепили машину.
Марк уехал на лыжах, а я с Кекушевым и Терентьевым сидели в аэродромном домике и ужинали. Ребята предвкушали сон после полуторасуточной напряженной работы.
-Аврал ничего, - говорил Кекушев, - Лишь бы не полундра.
В это время позвонил телефон и Шевелев просил прислать трактор. Шмидт и Шевелев поедут на аэродром.
-Зачем?
Ребята решили скорее ложиться спать.
Снова телефон.
-Николай Львович! Говорит Шевелев. Нужно лететь искать У-2. Ставьте лыжи, разогревайте моторы. Торопитесь, т.к. погода быстро испортится.
-Хорошо!
Полундра!
-Николай Львович! Тебе помочь? - спросил я.
-Нет, езжай, управимся.

29 апреля.
Улететь ребятам на розыски не удалось. Им пришлось слить 6 бочек бензина, налитого нами, чтобы легче оторваться и садиться. Это заняло время. Плохо грели лампы. Хотя в помощь механикам был мобилизован Ивашина, но ни один из механиков Р-6 не ушел отдыхать. Они заканчивали на ногах вторые сутки! Полундра!
Лишь к 5 утра моторы были запущены, но к этому времени погода окончательно ухудшилась. Облачность, видимость пропала. Пришлось отложить полет.
От У-2 не поступало никаких сведений. Начали беспокоиться всерьез. Общее мнение сводилось к тому, что сели и пока возились с наблюдениями- мотор остыл. Лампы или примуса у них с собой нет.
Днем в 12 ч. на поиски ушла упряжка. На 10 собаках пошли зимовщики- механик Сторожко и авиатехник Латыгин. На санях продукты, медикаменты, аккумуляторы, теплые вещи. На месте они будут завтра. Задание - осмотреть весь криминальный остров и пролив.
В 8 вечера появилась маленькая надежна на улучшение погоды. Шевелев приказал механикам Р-6 ставить лампы и греть моторы. Они беспрекословно согласились.
Головин запротестовал:
-Как лететь в такую погоду? Видимости никакой, посадим и вторую машину. Ребята не спали двое суток.
Ему сдержанно ответил Водопьянов:
-Надо, Павел. Приходится идти на некоторый риск. Там очень нужные экспедиции люди и притом- в беде. Без теплых вещей и без харча. А ребят дадим- механиков много.
Лампы поставили. Все сгрудились вокруг Дзердзеевского. Пока идет снег, видимости нет, но есть надежда, что через 2 часа погода немного прояснится.
В Тихой туман - и Крузе на поиски вылететь не может.
За ужином Шевелев бросил клич:
-Добровольцы! Кто хочет помочь Головину вылететь?
Вызвалось человек 10-12. Поехали в 9:30. Приехали на аэродром- моторы уже вертятся. помогли столкнуть- и в 11:35 пошел.
Перед отлетом я снял на Янтаровскую "лейку" : Головина, Шевелева в маске, Троекурова на носу Р-6 с Волковым в кабине и в момент старта верх машины с Волковым, Головиным и Шевелевым, в кухлянке снят Ширшов.
Через несколько минут (15-20) Головин вернулся. Оказывается, долетели до мыса Аук- там стена тумана. Попробовали пролеты низом- не вышло, пришлось вернуться.
Стали ждать улучшения погоды. Экипаж уложили спать. Остальные - Шевелев, Я, Машковский, Ширшов, Трояновский, Эзра, Брезин засели играть в подкидного. Дагмаров немедленно завалился и уснул. Карты у меня оказались случайно в кармане после дневного преферанса (я, Головин, Алексеев, Жуков).
Я с Машковским высаживали всех. Потом уснул и Головин и Эзра. Я вместе с Шевелевым написал чистого сухого "дурака" на Трояновского и Ширшова.
Каждые 5-10 минут мы выходили на улицу и смотрели - не улучшается ли погода, нельзя ли прорваться к потерпевшим. Погода хмурилась, ухудшалась, видимость стала совсем паршивой. Замело, задул сильный ветер, пурга.
Часто звонил Шмидт- без утешения.
В 5 утра мы сварили чай, поджарили на сале корки хлеба- гренки!
Спать!
К этому времени штаб напоминал частную квартиру после встречи Нового года. На нарах спали Дагмаров, Терентьев, Стромилов. На одной койке валетом разместились Головин и нераздевавшийся 2 недели, спящий по часу в сутки Мельников.
На скамейке прикорнули Машковский и Шевелев. Ширшов устроился на двух продуктовых ящиках, водитель трактора спал на верстаке, Трояновский - на круглом столе, Брезин -на полу, Волков- на компрессоре, Кекушев и Эзра на полу. Я поискал места- нету и завалился поперек последних. Даже не шелохнулись.
В 8 утра встали, сели на трактор и уехали на зимовку. Шевелев и экипаж остались ждать малейшего прояснения: "Тут мы в часовой готовности, там- в трехчасовой".

30 апреля.
Позавтракали и только хотели идти спать , в столовую заскочил Питенин.
- У-2 прилетел, - закричал он.
Все выскочили. И верно- у дома уже рулил в пурге "У-2", его почти не было видно, как только он сел сюда в 15-20 метрах от дома. Встретили их с криками "Ура" и в воздух чепчики бросали, правда не чепчики, а меховые шапки.
Ну дали повсюду отбой. Ребята пришли и начали рассказывать. Потом уснули и вечером Федоров уже помогал нам выпускать стенгазету.
Днем я побрился.
Послали 2 радиограммы -поздравление Мехлису. Запросил Ваську- кто еще?
Мы побоялись, что собаки будут долго искать У-2 улетевший. Кроме того, там остался очень нужный четырехвольтовый аккумулятор. В 9:30 вечера на розыски и заворот собак вылетел Машковский. Однако через полчаса вернулся- нельзя пробиться.


5 мая.
День печати.
Полет Дзердзеевского:
-Вылетели на У-2 в 3 часа, покрутились над проливом полчаса, встретили плохую видимость- туман. Сбросили продукты и оружие и пошли вверх- 3350 метров. Сели в 4:50. Ходили к северу. Температура на высоте почти такая же, как внизу = -18,5оС (прошлый раз = -22.8о) Резко уменьшилась влажность- склоны были покрыты туманом, архипелаг- облаками. К северу- чисто, лишь на горизонте- высокие кучевые облака. Все это дало основания выпустить Головина.
Головин вылетел направлением на полюс- на дальнюю разведку. Следом в 11:32 улетел Крузе.
Радиограммы от Головина:
12:15 "Прошел 135 км. Ясно. Лед торосистый с трещинами. Головин."
13:02 "Широта 84о Высота 1400м. Ясно. Лед торосистый, впереди на горизонте показались облака. Головин."
13:45 "Широта 85о. Ясно, видимость 20 км. Слева надвигается перистая облачность. Торосистый лед с разводьями. Головин".
14:20 "Ясно, Видимость 25 км., дымка. Лед паковый 9 баллов. Места посадки встречаются часто. Головин".
(Шевелев: "Сейчас у него примерно 86о06' ).

6 мая.
Интервью Головина про первый полет над полюсом.
-От Москвы шел первый, разведкой. Когда летел из Нарьян-Мара на Рудольф- вернули от Гусиной Земли. Когда вылетел из Маточкина Шара и пересек Новую Землю, вышел за горб острова, был на 100 миль в море- завернулся на мыс Желания. Вернулся обратно. На гофре и сейчас пробоины, был в воздухе 6 часов.
За все это время машина показала себя надежной. Моторы тоже. Экипаж- мировой.
Полет был плановым. Генеральный предполагал разведку до 87о. На совещании у Шмидта я гарантировал этот градус. Проверили моторы. Залили до отказа все баки. Взяли еще 200 литров, харч- 6 банок (на полтора месяца голодного пайка) . Палатки на 4 человека, спальные мешки, клиппербот, пару винтовок, нарты, 2 пары лыж. Я одел шубу, летный меховой шлем, очки, меховую рубашку, вязаное бумажное белье, кожаные брюки, овчинные чулки. В шубах были - Волков, Кекушев, в малице Валентинов, в меховом пиджаке- Стромилов. В полете- бумажки рвет из рук. Но не мерз- самое низкое -15о, на Полюсе -12о, крымская температура!
Харчи- съели мы плитку шоколада на пути туда на 87-88 о.
Взлетели, оторвались легко, сделал круг- внизу остались машущие товарищи. Еще на месте Волков дал курс: прямо по меридиану. С аэродрома прошел над зимовкой и лег на курс.
Задание: разведка погоды и состояния льдов до широты 86о. Давал его Шевелев. Остальное- по радио. Спал- один час. Машина была перегружена на 1 тн. Облачность была разная- то низкая, то средняя и высокая (дымкой), рваная, клочьями. Сразу же за Рудольфом начал набирать высоту. Лез медленно- машина тяжело нагружена.
Выровнялся на высоте полторы тысячи метров, это было на 83,5о. Сразу после старта обнаружил около 10о разницы между показаниями СУКа (солнечный указатель курса) и магнитным компасом. И тут же на глазах компас начал уходить влево. На 83о показывал отклонение уже на 40о. ГМК тоже показывал все, что ему хочется. Так что ориентироваться приходилось по СУКу, по нему же корректировать ГМК и контролировать это все дело малком.
Волков все время подавал записки "находимся в зоне". Вел очень точно, по СУКу- зайчик величиной с булавочную головку, и я его все время держал в кресте. Глаза очень устали. Волков делал промеры сноса, путевой скорости, вводил небольшие коррективы в СУК. Курс он не менял, однажды только исправил на 1о.
За Рудольфом -миль 20 вода, а дальше пошел сперва битый лед, потом поля торосистые с разводьями. Глядел по сторонам мало. Я - и рулевой, я- и капитан, я- и передатчик записок, я- и контролер их. Записок было до хера великого: распоряжения ГУСМП, Волков- погоду и свои замечания.
Паковый лед начался с 83,5о. Настоящий тяжелый лед. Поля стали значительно больше, он стал одноцветный с хорошим слоем снега. Даже с высоты 1500м. были видны в трещины торцы. Это значит, что он достигал солидной толщины. Айсбергов не встречалось- изредка, и то в начале, попадались херовенькие, айсбергами-то даже назвать нельзя.
Изредка спрашивал запиской у Львовича- сколько бензина, у Стромилова- слышно ли зону, у Волкова- как расчеты. Волков систематически давал за моей подписью сообщения, я их просматривал, корректировал и совал дальше. Исправлять их избегал- задувает очень сильно, рвет из рук. Много их рассеяно в Ледовитом океане.
Глядел в оба- но никаких признаков земли не видел. Скоростями варьировали, чтобы экономить бензин. Воздушная скорость колебалась от 160 до 180 км/ч, обратно от 170 до 200 км/ч - нагрузка стала меньше.
Дальше тянулись поля с трещинами, иногда торосистые, иногда -гладкие. Иногда встречались гладкие поля длиной в несколько миль. Здесь можно было посадить целую эскадру.
Облака кончились через несколько минут после старта. Только наверху была дымка. Правда солнце просвечивало и лишь очень редко не было видно его зайчика на СУКе. Отличный прибор отечественный- лучше американского. На 85о начала надвигаться перистая облачность. Она так и оставалась слева на 4000 метров. Дымка надо мной была до самого полюса. Меня никто не остановил- я и летел. На 89о получил радиограмму: "Наберите макс. высоту, посмотрите облачность, возвращайтесь обратно. Шевелев".
Волков сказал, что остается 90 км.
-Дуй!
Высота у нас была несколько больше 2000 тыс. метров.
С 88о пошли облака. Низкие, сплошные, в самом начале окна, дальше сплошные.
Лед- тоже паковый, торосистый, с трещинами. И в окна- такой же. Во время полета постепенно набирал высоту.
89о прошли, минут 15 разговаривали по радио. Значит- где-то рядом полюс.
Начал спускаться, пошел на 1800.
Волков говорит:
-Полюс!
Для верности прошел еще минут 5, развернулся чуть налево, потом направо, поворот и домой.
С полюса дали радиограмму Шевелеву "Широта 90о Делаю поворот. Головин."
На полюсе - солнце. Облака с барашками, белые, температура -13о.
Львович сбросил масленку, на ней написали "Н-166", смазать шпиль мира.
-Так вот он полюс!
Такие же облака, все обычно. На 89о поздравили Шмидта.
Волков лихорадочно вычислял линии Соммера. Некогда было даже поздравить друг друга.
Левый мотор начал сдавать на 88о, оборотов 700 как рукой сняло. Я уже приготовился сбросить газ и выискивал площадку, наметил подходящую. Оказалось- перекрылся краник у одного бака. Я даже испугаться не успел, потом удивлялся.
Запросил у ребят - сколько осталось бензина. Хватало! Подумал, осталось немного больше половины, да и скорость, я знал, будет выше. Летели обратно в тех же самых условиях, облачность тянулась до 88о, внизу- непрерывно льды.
Маяк слышали до самого полюса, рация работала прекрасно. Но когда немного уклонился от маяка вправо- потерял зону, услышали маяк лишь за 15 минут до посадки, архипелаг был весь закрыт. Шел на 1500 м. в среднем. Увидел облака, нырнул вниз на 100-150 метров над морем. Получил радиограмму- купол закрыт. Чувствовал, что бензин уже последний. Кекушев высунулся ко мне в кабину (за 5-10 минут) и качал вручную бензин. Вышел к острову Карла, увидел слева еще остров- следующий или Рудольф, или какой-то ближе к нему, повернул туда, увидели- станция!
Дотянули.


6 мая, полночь.
Интервью штурмана Волкова.
(Небритый, усталый, в меховых унтах, курит. Его карта испещрена уверенными пометками и линиями. Одет: собачьи чулки, оленьи унты, теплое белье, меховая рубашка, меховые штаны, шуба, шлем, шерстяные перчатки)
-Время взлета 11:23. Легли на курс 11:30. Курс магнитный- 335о с учетом магнитного склонения. Это и было компасным курсом.
12:00 82o33'
12:30 83o17'
13:00 84o20'
13:45 85o30'
14:20 86o20'
15:25 87o50'
16:25 90o00'
17:35 87o35'
18:57 86o00'
__:30 о. Карла
__:45 Посадка
Полет все время шел в зоне радиомаяка. Маяк был слышен все время. К концу уже слабо (3 балла).
До широты 87о30' шли над морем, облачности не было. Производил на этом этапе промер путевых скоростей при помощи визира Герца под углом 45о. По путевой скорости и показаниям СУКа производил счисление пути. Через каждый час до 89о прокладывал линии Соммера. Занимался астро ориентировкой. Время было выбрано неудачно, все линии ложились параллельно курсу. Они могли давать только отклонение от курса, но зато подтверждали, что отклонений нет и проходили в допустимых пределах ошибки вычисления.
С заходом за облака на широте 87о30' самолетовождение велось по старым путевым скоростям и астрономическому ориентированию, сочетая их с равносигнальной зоной маяка.
Астрономическое ориентирование состояло в счислении определенной точки карты, для этой точки определялась высота солнца секстаном завода "Геофизика" и потом сравнивал с заранее определенной высотой солнца для этого места. Сравнивая высоты светил получали линию Соммера. Большую помощь оказали таблицы линий Соммера, рассчитанных астрономом Сергеевым специально для полетов в этих широтах.
С приходом на 89о основное внимания уделил астрономическому ориентированию и максимально точному прослушиванию равносигнальной зоны. Стромилов все время мне сообщал слышимость (хотя слушал и я).
При помощи имевшихся путевых скоростей и истинного курса, определенного по СУКу, мы определили, что находимся в районе полюса (это было между 16:27 и 16:33), я произвел четыре астрономических наблюдения и проложил четыре линии Соммера, которые прошли относительно основного меридиана 58о15' (по которому производился весь полет.):
Первая линия- 1 миля к западу,
Вторая линия- 1 миля к востоку,
Третья линия- 5 миль к западу от полюса.
Четвертая- с наличием явной ошибки в измерении высоты светила, в расчет определения места не вошла.
Не имея возможности из-за ограниченного запаса горючего задержаться в районе полюса хотя бы несколько лишних минут- пришлось ограничится этими наблюдениями и лечь на обратный курс.
Полет обратно производился по равносигнальной зоне и исчисление пути делалось тем же способом- СУК и путевые скорости, а также методами астрономического ориентирования.
Выход на о. Рудольфа делали по радиомаяку, работавшему и равносигнальной зоной и пеленгом. Выход произведен на о. Карла- соседний с Рудольфом, находящемуся в 30 км. к юго- юго-западу с боковым отклонением относительно Рудольфа на 15 км. Это надо признать очень неплохим результатом.
Радиограмму в возвращении получил на 89о10'. Был так занят работой, что было некогда подумать о полюсе, что мы над ним. В воздухе поздравили друг друга записками и хотели выпить рюмку коньяку, но тесно, не развернешься, отставили. Очень беспокоила мысль, как бы не промахнуть остров- горючего оставалось в обрез. Настроение было очень беспокойное, как бы не сесть, не долетев.
Совсем не болтало на всем пути. Только при возвращении под облаками немного болтнуло. Обратно на полпути от неудобного положения (тесно, сидишь все время в одной позе) схватила судорога правую ногу и правую руку. Мука. Так -минут 15. Карандаш даже не мог держать.
В полете я еще писал радиограммы за Головина. Когда Павел читал радиограммы входящие и исходящие- пилотировал самолет я, пользуясь вторым управлением. Чтобы передать записку, надо согнувшись повернуться на 180о, встать на колени, просунуть голову к нему в дыру и дернуть его за ногу. Тогда он брал записку. А сколько их повырывало ветром! Вот обида! Когда он должен был передать записку мне- он качал штурвалом. Самолет нырял- это было сигналом- и я опять лез.
Задувало не сильно, но только сзади очень сильно подсасывает, и воротник шубы все время бил меня по затылку. Отбил мне весь череп. Была со мной "лейка". Заснял 36 кадров- лед. Облака на полюсе - вначале ровные белые, а над самым полюсом- кучевые волнистые белые. Когда к ним подлетали- здоровые черные горы. Высота 600-800 метров. Солнце было все время слева впереди. Высота облаков на полюсе примерно 1500 м. Думали -нижаться и пробивать? Мы снизились немного, температура повысилась, на СУКе дымка, значит- попали бы в верное обледенение. Отказались от этой мысли. По возвращению- доложил Спирину и передал ему все материалы.

Книги в сети. Анонсы и ссылки

СообщениеДобавлено: 07 Июнь 2011 19:29
Bills Bons
Экспедиция Папанина на Северный полюс. Часть 4. 1937 г.

Аннотация:
Отлет Водопьянова со Шмидтом на борту. Никаких вестей от флагмана. Приходит известие о благополучной посадке. Совещание оставшихся командиров. Вылет на Полюс. и поиски самолета Водопьянова. Флагман найден, посадка на Полюсе, два самолета потеряны. Обнаружен самолет Алексеева, он перелетает в лагерь полярников. Самолет Мазурука по-прежнему потерян.

Тетрадь ? 10 20.05.37- 27.05.37

20 мая
С утра началось проясняться потихоньку. Ветер перешел к NW, ударил морозец. Появилось солнце. От вчерашней пурги - не следа. Днем Машковский с Дзердзеевским слетали вверх. Набрали 2500 м. Прогноз оправдывался: "Даль такая, что глазам больно" (Яша).
В 3 часа дня начали готовить к дальней разведке "Р-5". Предполагалось, что он вылетит часиков в 19:20. Но лишь к полуночи Крузе начал рулить на старт, у него отказал саф. Пробовали исправить- не вышло. Легли спать.
Тем временем события развивались своим чередом. В 5 часов все выехали на аэродром, начали готовить флагмана. В 7-8 ч. с запада нашла сплошная облачность. Дзердзеевский обещал, что к 6 утра пройдет.
Мы продолжали соскребать с флагмана снег и лед. Палочками и дощечками ковыряли снег из желобков. Сколько же их! Работали все. Привязывались веревками. Старательно скреб Федоров, давил Ширшов, бил доской Эрнст. Наконец, подошел ВМЗ и горячей водой отмыли остатки. Потом мы перетащили ВМЗ к нам, потом раскопали лыжи. К 4 час. утра машина и у нас стояла наготове.
А к 2-3 часам облака протащило. Появилось солнце. Небо голубое. Снег ослепительный.
Всю ночь без перерыва работала линия "зимовка-аэродром". Движение в это ночь открыл Водопьянов, привезший вечером на купол Шмидта. Часиков в 10-11 вечера Водопьянов улетел обратно выгонять в воздух "Р-5".
Шмидт сидел в домике штаба и читал "Преступление Мартына".
-Э, -сказал он, - не все ли равно, что читать.
-Отто Юльевич, давайте разобьем палатку, забьем козелка.
-Пойдемте.
Пошел он, Бабушкин, Симка и еще кто-то.
21 мая.
В 3 ч. утра я зашел в домик. Подходя увидел, как "У-2" опустился у самого домика- к подъезду.
Оказывается, прилетел Водопьянов и захватил по попутно ужин. Затем он прошел к самолету, ознакомился с положением, приказал всем готовиться к вылету, взял свои меховые сапоги и пошел переодеваться в домик.
Я зашел. Отто Юльевич стоял у верстака, опершись на тиски, одетый в неизменную кожанку и шапку. Он задумчиво смотрел в окно.
На лавочке курил Молоков. Водопьянов сушил у печки меховой чулок. Дзердзеевский по телефону принимал сводки.
-Как сыграли? - спросил Молоков.
-Хорошо, - отвечал Отто Юльевич.
-А вы спали? - спросил Водопьянов.
-Нет, играли.
-А я часика на три с половиной незаметно для себя уснул. Вот удача.
-Очень хорошо, - ответил Шмидт.
Вошел Шевелев.
-Ну, улетайте, - сказал он.
-Да, как будто так, - произнес Шмидт.
-Хорошо вам, Отто Юльевич, - сказал я, - И погода отличная и линии сомнера лягут отлично.
-Когда что-нибудь хорошо- все хорошо, - ответил Шмидт, рассмеявшись.
-А когда нам вылетать? - спросил Шевелев, -Я думаю, когда вы будете на 89о.
-Нет, -ответил Шмидт, - мало ли что может случиться. Конечно, я знаю, что и полет и посадка будут грамотны, но нельзя срываться раньше, чем мы об этом скажем. Мы можем сесть не у полюса, определиться и только потом перелететь к полюсу. Наконец, мы можем перевернуться.
-Если перевернемся- им все равно лететь, - сказал Водопьянов.
-Да, но тогда характер операции меняется, - возразил Шмидт, - надо будет спасать, следовательно- менять груз.
-Отчего же, - перебил Шевелев - мы просто сольем часть бензина- возьмем ваш.
Все рассмеялись.
-Надо Москву предупредить, - сказал Шмидт.
-Уже, - ответил Шевелев- Диксон и Москва с часу ночи сидят на проводе.
-Ну, пошли, - сказал Шмидт.
Все направились к самолету. Моторы уже крутились, два трактора стояли перед носом.
Ко мне подбежал Папанин.
-Я там сказал. Тебе дадут шкуру и одну- передай в подарок Мехлису. Скажи от меня.
Через несколько минут он подбежал опять.
-Слушай, Лазарь, через несколько месяцев скажи Мехлису, чтобы помог с квартирой.
-Хорошо, а ты мне напомни товарищеской телеграммой.
Мы стояли со Шмидтом в стороне, курили: я, Дагмаров и Эзра. Эзра рассказывал воспоминания студенческих лет. Шмидт смеялся.
Подошел Дзердзеевский.
-Я перевыполнил обещание! Улетайте!
Водопьянов поднял руку. Все поспешили с самолету. Первым сел Шмидт, затем Федоров, Петя, Митрич.
-До завтра, - сказали они мне, пожимая руку.
-Жду, - произнес Эрнст.
Поднят трап. В машине 13 человек: Водопьянов, Бабушкин, Спирин, Шмидт, Папанин, Кренкель, Ширшов, Федоров, Иванов, Бассейн, Петенин, Морозов, Трояновский.
Запас продовольствия- на полтора -два месяца.
Открылась крышка люка. На пилотском месте встал Бабушкин. Трактора стронули с места громаду. Ивашина и Латыгин отцепили трос.
Трактора отошли. Ребята навалились на хвост. Полный газ. Впечатление, что под самолетом дым- это снег. И пошел, вышел на старт и побежал чуть вниз под горку несся. 4:48 утра. Пробежав 25 секунд взлетел. Вот оторвались лыжи, висят все выше.
-Ура! - разнеслось по полю.
В груди волнение.
-Отлично оторвались, но всем бы сразу надо, - сказал стоящий рядом Молоков.
Уйдя прямо на зимовку ТБ-3 лег на маяк и в 5:07 пошел по зоне. Вот он проходит над нами на высоте 500-600 м., как по ниточке. Прямо, прямо на север. Голубое небо, низкие -дымкой облака. Он проходит сквозь них и , кажется, что идет на очень большой высоте.
Мы стоим, сбившись кучей у домика и смотрим вслед. Все дальше, все меньше, и исчез.
-Спать! - через пять часов нам лететь.
Шевелев улетел на зимовку слушать по радио.
В домике уже все койки и все полы заняты. Я лег на койку рядом с Мазуруком и уснул (не спал полтора суток).
А события развертывались так. Флагман сообщал, что идет все время над сплошной облачностью. Наконец, в 10:35 с 89о он сообщил, что облачность с разрывами. Спирин и Федоров все время определяют, Водопьянов ведет точно по меридиану. Температура -23оС.
Последнее сообщение было около 11 утра и обрывалось на полуслове о том, что кружат над полюсом, внизу сплошные облака. На этом связь кончилась.
Сейчас 16:25. От них ничего нет. Час назад прилетел Стромилов слушать с самолетного приемника. Все время, на всякий случай, работает маяк.
Головин утром прилетел. Настроение у всех тревожное, погода испортилась, туман, облачность, снегопад.
Все ходили кислые, мрачные. Не хотелось и есть. Приехали на зимовку. Шевелев ходит очумелый. Стромилов и Богданов непрерывно зовут, ищут.
Строили самые различные предположения. Не вмазал ли, не сгорел ли?
Москва нажимала резко. Янсон спрашивал сначала, сколько времени нужно Кренкелю на сбор станции, а затем начал бить: почему сидим сложа руки, созерцаем, ничего не предпринимаем, имея армию самолетов.
От Бергавинова Дагмаров получил резкую шифровку :Почему он отпустил Шмидта.
Янсон дал радиограмму о том, что он согласен ждать 2 часа, а затем- искать.
Я в 9 прилег. И проснулся от неистового крика Стромилова: "Моя, еби его мать!!".
Дагмаров в подштанниках кинулся к Шевелеву. Мы вбежали в рубку кто в чем, большинство в белье. Набилось битком. Стромилов записывал, обернулся:
-Сели, бляди! - и продолжал упоенно писать.
Вытянувшись, Яша передавал нам появляющиеся слова. Так прослушали первые кренкелевские неофициальные сообщения. Затем очень умную радиограмму Шмидта Янсону и Бергавинову, потом телеграмму Шевелеву о практических действиях. В конце Эрнст добавил: "Захватите штук 30 кольев для палатки". Мы передали им поздравления.
Позвонили на аэродром. Пошли ужинать. На радостях выпили коньячку и вина, качнули Шевелева, Дзердзеевского и Дагмарова. Из Москвы сообщили, что передали газетам.
Легли в 2 ч. ночи. Но спать не пришлось. То один, то другой заходили. В 6 ч. утра послушали Москву- последние известия, все о нас, в 7 ч.- опять то же.

22 мая.
Позавтракали, погоды все нет. Сел писать радиограмму в редакцию. Дал 600 слов - о полете флагмана и беседу с Шевелевым о дальнейшей операции. В 9:20 поговорили с флагманом. Найти его будет страшно трудно.
Кстати, в последних известиях почему-то нет ни слова о Головине. Он обескуражен. Я запросил редакцию.
Бергавинов прислал- "Верните обратно шифровку, посланную Дагмарову".

РАДИОГРАММЫ КРЕНКЕЛЯ.
21.05.37 21:35
Ваш передатчик слышу очень хорошо. Как меня нашел? Тон хороший слышимость Р-5 ("отличная") , 59,5 метров.
ОК. Вас понял. Все живы, самолет цел, у Симы сгорела его основная машинка, а у меня садились аккумуляторы. Если связь прервется, то grx (вызывайте) в полночь- ОК? Будет msg. (message?)
21:48
Отто Юльевич еще пишет, слова моей msg. подсчитай сам. Хорошо сели в 11:35. На прощальной msg Сима потерял машинку. Я быстро развернулся, но подвели аккумуляторы. Мировой лед!
22.05.37 9:20
Северный полюс. 9:22 Москва; погода Шевелеву Северный полюс 2208 давление 761; t= -12о западный гринвича порывистый туман солнце просвечивает видимость один километр слабый снег.
10:20
Передали частные радиограммы. Поздравления Шмидту и Папанину от Янсона, Бергавинова, Бассейну, Федорову жена родила сына.
Шевелеву:
По словам Водопьянова - горючего в обрез на прямой полет на юг; у Симы сгорела обмотка -ремонт не возможен. Кренкель.


День прошел спокойно . Днем погода улучшилась. Появилось солнце. Развеяло облака. Но сильный ветер, немного пуржит- купол то закроет, то откроет- вот мудовое место.
У всех гигантский интерес к тому, что печатают газеты. А кто его знает! Редакция молчит- даже странно, хотя на льдину проследовали три молнии Мехлиса- Шмидту, Папанину, Водопьянову.
Лететь? На полюсе погода не позволяет. Дзердзеевский сделал карту ?1 с Северным Полюсом и торжественно ее разукрасил и расписал. Полют аккуратно дает погоду.
Ночь я не спал, после обеда уснул на 2 часа. Сейчас ничего.

************************************************************************************************
СОВЕЩАНИЕ ПИЛОТОВ И ШТУРМАНОВ.
Присутствовали: Шевелев, Дагмаров, Молоков, Алексеев, Мазурук, Орлов, Машковский, Козлов, Головин, Крузе, Ритсланд, Жуков, Рубинштейн, Волков, Аккуратов, Стромилов, Виленский, Я, Либин.

Шевелев:
-У нас сейчас стоит задача исключительно серьезная в навигационном отношении- требуется небывалая точность вождения. Мы должны найти в центре полярного бассейна точку размером 45х25 метров- самолет Н-170. Основное и в полете- определение и радиосвязь. Исходя из этого- вся работа всех. Наиболее трудным является непосредственный подход к машине Н-170. Выход из строя умформера чрезвычайно затрудняет задачу. Идти на него по радиокомпасу мы уже не можем.
Таким образом по навигации стоят следующие вопросы:
1) организация счисления пути (координация сил)
2) организация связи
3) Суррогаты замены вышедшей из строя "Онеги".
Обсудим.
По первому пункту слово Ритсланду.
Счисление пути.
Флаг-штурман Ритсланд.
-Начнем с астро-ориентировки.
От 0 до 10 мин. каждого часа - определение трех линий сомнера каждым.
От 10-15 мин.часа - работа по лучу, обмен результатами, широтой, разностью высот, азимутами.
От 15-20 мин.часа -определение скорости ветра в полете (ежели будет возможно), расчет счислимой точки.
От 25-30 мин.часа - давать по лучу расчетную точку.
Таким образом за полчаса будем иметь 9 линий и 3 определения. Это позволит точно к 30 минутам часа знать, где мы.
По меньшей мере 2 раза в час контролировать снос и ветер. Это- от 35-40 мин. часа .
В это же время взять получасовой сомнер.
40-45 мин. - луч
50-55 мин. -маяк.
Остальные сроки работы луча- по необходимости.
Будет, очевидно, возможно брать пеленг на Диксон. Это тоже поможет ориентированию. Можно работать на пеленг в известные сроки и маяк Рудольфа.
Конец полета. Хорошо бы подобрать перпендикуляр времени. Когда по расчетам будем на Полюсе- сообщать по лучу.
Шевелев:
-Какую точку считать окончательной? Нужна единая, ибо в случае вынужденной посадки это очень осложнит поиски и спасение.
Все три точки флагман проверяет и сводит воедино, информируя остальных: "За счислимую точку в такой-то срок 0:30 принимается такая-то" Это дается в 0:45.
Нужно постоянное дежурство на луче. Мало ли что может случиться по дороге. Кто персонально будет сидеть на лучах. У вас, тов Алексеев?
Алексеев:
-Я думаю- корреспонденты. Посему Виленский, на Н-169- Дагмаров, на флагмане- Бронтман.
Мазурук:
-Дагмаров.
Шевелев:
-Еще одно. Каждое (???) все определены- будет полезно. Запомните это.
Аккуратов:
-Раз в два часа ложиться на разноименные курсы и проверять ветер.
Молоков:
-Некрасиво получается, времени много теряется, пользы мало.
Шевелев:
-Без особой нужды делать не будем.
Радиосвязь
Ритсланд:
-В основном - передача координат Москве и Диксону и непосредственная связь с Кренкелем.
Шевелев:
-Нас с воздуха обязательно должны слушать три точки- Рудольф, Диксон и полюс. По мнению Стромилова наиболее выгодная волна- 60 метров. Учтите, что Кренкеля слушают на Диксоне все время со слышимостью от Р2 до Р4 (от "плохо" до "хорошо"). У нас радиостанция мощнее. Запасная частота 35,04 м.
Шевелев:
-Условия приема на Земле? Как сделать , чтобы Рудольф слушал нас не выключая маяк?

Расписание связи.
Швеция.
30-35 мин. часа Стромилов передает координаты. Связь с полюсом сложна, ибо аккумуляторы у Кренкеля садятся. Надо установить сроки и только когда подойдем близко- на час полная вахта!
30-35 мин. - слушает нас и координаты
00-05 мин.- связь с полюсом до установления связи - по 10 минут.
Стромилов :
-Связь с ним установлю сразу после вылета и до конца.
Мазурук:
-Аварийные случаи. Ежели откажет луч, на что переходить? и т.д.
Шевелев:
-Резонно. Н-172 будет вылезать в этом случае на 800 м., Н-169- на 72 метрах.
Стромилов:
-Если выбывает флагманский передатчик- радиосвязь переходит к Жукову на его 800 метрах и только координаты.
Шевелев:
-Если что-нибудь случится с кем-нибудь- зовет Диксон, тот -Рудольф, тот - флагман. Погода Полюса сообщается по лучу.
Ритсланд:
-Визуально: если флагман идет- значит погода хорошая (смех).
Шевелев:
-Маяк дает погоду Полюса с 87о широты Раньше нам не надо. С этой широты прекращается пеленг маяком. Срок 45-50-ая минута часа. Даются следующие элементы: Высота облачности, видимость, давление у земли, сила и направление ветра. Подача погоды начинается только по требованию флагмана. Данные берутся так: выключается маяк от 030 до 040 минуты и принимать погоду с полюса. Скорость передачи- 40-50 знаков в минуту. Перед выключением маяка - длинное тире нажатием ключа и окончание работы также.
Маяк передает погоду только в том случае, если лучи не работают. Зону давать чем медленнее, тем лучше.

Самый тяжелый вопрос- нахождение самолета.
Мазурук:
-Жаль М.С. нет- у него просто выходило все.
Ритсланд:
- С 89о идти развернутым фронтом. Широким фронтом прочесывая все, рассчитывая и на то, что нас услышат. Так как Кренкель дает на 80о вахту, то на флангах мы и Жуков, имеющие фергальды- щупальца. Надо обязательно, чтобы все на 80-ти широтной вахте работали. Надо установить время поисков и границу, после которой мы садимся. Я полагаю- пройти до полюса, развернуться влево, посмотреть и садиться. Ибо самолету найти нас будет гораздо проще. Жуков дает им пеленг от 45 до 50 минуты часа. В 0 минут они нам- флагману.
Шевелев:
-С 89о Стромилов садится на поиски Н-170. Пусть они подслушивают наш луч- это дает возможность нам ориентироваться. И поэтому пусть и Н-170 вылезает. Его позывные -"Я Полюс, Н-170", наши- "Я- флагман". Вылезает он, когда нас услышит.
**************************************************************************************************

БЕСЕДА С ШЕВЕЛЕВЫМ.

-Перед нами задача- придти на цель. Задача очень трудная. Но все мы прошли школу, которая нас научила приходить точно к цели и отыскивать ее в любых условиях.
Выход из строя умформера крайне осложнил задачу. Составляя план экспедиции мы учитывали как очень актуальную задачу необходимость найти в Полярном Бассейне севший по тем или иным причинам самолет. Эти задачи здесь тем осложнены, что на магнитные компасы надеяться нельзя. По сообщению Спирина, компасы изготовленные ВОТИ работали до самого Полюса, но недостаточно устойчиво из-за слабой горизонтальной составляющей магнитного поля Земли. Таким образом, с их помощью решать точные задачи нельзя.
При абсолютно ясной погоде мы могли бы дойти до цели, пользуясь астро-ориентированием (СУК, секстан)
Но т.к. абсолютно ясная погода в полярном бассейне, притом на таком расстоянии слишком редкое явление, то основным методом нахождения мы избрали радионавигацию, применяя радиокомпас. Сейчас задачи выхода к флагману крайне осложнены тем, что сгорела обмотка умформера, и тем самым оба мощных передатчика флагмана работать не могут. Радиостанция зимовки недостаточно мощна и диапазон ее волн непригоден для наших радиокомпасов.
Поэтому перед нами стоит трудная и, в то же время, исключительно интересная навигационная задача.
Оторвавшись от Рудольфа, мы ляжем на курс, немедленно пробьем облачность и выйдем на верх. Пользуясь солнечным компасом, мы возьмем курс прямо на Полюс, строго по ме????? Руд. Весьма вероятно, что в облачности разрывов не будет и поэтому определить направление и силу ветра не удастся. В этом случае от бокового сноса нас предохранит радиомаяк Рудольфа, который будет работать все время полета, давая зону точно на полюс. Путевую скорость будем определять методом астрономического ориентирования (определяя каждые полчаса линии Сомнера). Таким образом, мы будем точно знать наше место и путевую скорость. Вспомогательным средством является засечки радиокомпаса на рации Баренцбурга, Диксона и Мурманска. Пользуясь каждым разрывам в облачности, наши штурманы будут проверять ветер, его силу и направление. Все эти данные- с помощью ультракоротких волновых станций будут передаваться со всех кораблей на самолет Молокова и сводиться воедино. Все это позволит очень точно выдерживать линию полета. Наиболее трудная часть задачи начнется в районе полюса, когда нам необходимо будет выйти непосредственно к сидящему флагману. Здесь возможны 2 варианта- в зависимости от условий погоды в районе полюса. При любом варианте мы обязательно доходим до точки полюса и от нее начинаем выход к флагману. Все самолеты будут на полюсе. Если погода будет безоблачной, то пользуясь астрономо-метрическим методом счисления мы находим точку полюса и от нее идем к флагману. Если флагман и полюс будет закрыт сплошной облачностью, то мы можем поступить двояко: если в 100 км. не доходя полюса будут разрывы облачности, то мы над одним из них производим в последний раз астронаблюдения, идем вниз под облака, по гироскопам доходим до полюса и идем на флагман. Если разрывов не будет- определившись над полюсом, мы пробиваемся вниз.
На совещании были установлены интервалы установления времени для пробивания облачности, дабы избежать столкновения. Соединятся будем внизу.
При непосредственном подходе к флагману мы намерены использовать радиокомпас флагмана, чтобы он пеленговал наш передатчик и сообщал нам по радио результаты пеленга.
Сам выход на флагман производится таким образом- самолеты идут развернутым строем на дистанции прямой видимости друг от друга (5-8 км). В стороны крайние машины увидят еще на 10-15 км. Таким образом, мы охватим полосу шириной 30-40 км. Вокруг полюса самолеты опишут квадрат со стороной 30 км -"кругосветное путешествие".
Другими словами мы осмотрим район площадью 2 500 км2.
Если в момент нашего прихода к полюсу погода резко ухудшится и видимость станет меньше 5 км., то мы выбираем место для посадки и садимся. В зависимости от того, чье место окажется более удобно для устройства станции- либо мы перелетаем к флагману, либо он к нам. Это согласованно со Шмидтом.
Соединившись - разгружаемся, помогаем зимовщикам установить станцию и разместить все грузы, привезенные нами и сразу же, сели позволит погода, если нет- ждем, разбиваем лагерь. А дальше будет видно.
****************************************************************************************************

23 мая.
Днем переговаривались, как обычно, с полюсом. Папанин и Кренкель прислали небольшую радиограмму Мехлису и добавили на словах: "Пусть Лазарь раздраконит".
Раздраконил.
Вечером, когда ужинали, зашел Либин. Получено приветствие Политбюро и Сталина. Читаем, немедленно собирается митинг.
МИТИНГ.
Шевелев:
-К нам прибыло приветствие т. Сталина (аплодисменты). (Читает).
Дагмаров:
- Не могу говорить. Мысли оттеснены чувствами. В них выражается вся наша радость и любовь к Сталину, к Родине, я счастлив, что мы оказались достойными сынами нашей Великой Родины.
Мазурук:
-Но трудностей еще очень много.
Шевелев:
-Работники ГУСМП (гл.упр.сев.мор.пути) счастливы- как ни один другой трудовой отряд- кого еще так тепло и много раз приветствовали наши вожди. Но именно сегодня в этом документе, в этом приветствии -самая серьезная, самая центральная часть- освоение северных путей столь необходимо для нашей страны.
Мы шли ощупью раньше. Лишь с 1929 г. мы по-настоящему взялись за освоение Арктики. Понемногу пробирались вперед, исторический поход "Сибирякова" положил начало СМП. Как далеко шагнули мы за эти 5 лет. В 1934 г. после гибели "Челюскина", т. Сталин поставил перед нами задачу: в течение трех лет превратить СМП в нормальную транспортную артель. Это задание мы выполнили- СМП уже есть.
Первый этап работы закончен. Нам выдан аттестат зрелости. И теперешнюю серьезную государственную задачу мы должны тоже выполнить блестяще.
Мазурук:
-Мы все сыны своей родины, и согласны собой пожертвовать. Но, честное слово, после такой телеграммы хочется сделать что-нибудь особенное, это исключительное событие в наших жизнях.
Козлов:
-Нам дан аттестат зрелости, а кому дано много- то с того много и требуется. Часть нас- достигла Сев. полюса, и теперь нам надо туда. Мы рвемся изо всех сил, эта телеграмма будоражит нервы, но мы должны проявить спокойствие, выдержку, чтобы сделать все с наименьшим риском.
Алексеев:
-Телеграмма т. Сталина и дает нам в руки оружие доверия и обязывает . Мы должны полностью оправдать такое великое доверие, сделать всю операцию без сучка и задоринки, сделать чисто.
Молоков:
-Приветствие от Политбюро возлагает на нас очень серьезную задачу, которую надо выполнить именно без сучка и задоринки. Мы должны оправдать оказанное нам доверие. Безусловно, среди нас нет ни одного человека, который бы не стремился к этому. Мыслями мы все уже на полюсе. Козлов прав- нельзя броситься очертя голову. Надо все обдумать, обсосать. Выполнить с честью то что, что возложила на нас наша страна.
Дагмаров:
-Предложить президиуму и корреспондентам подготовить ответ.
ПЕРЕРЫВ
ПРОДОЛЖЕНИЕ
Я: читаю текст ответа.
Шевелев проводит голосование. Все "за".
Мазурук: заменить слово отряд.
Головин: не "чисто", а "четко".
Шевелев голосует- за "чисто"- 23, против -7.
Голосуем в целом. "За". Резолюцию считаем принятой.

24 мая.
РАЗВЕДКИ. Беседа с Шевелевым.

Нынешний год характеризуется небывалым потеплением Арктики. Весь холод как бы убрался на Канаду. Тут холодно, но холод мокрый, а сухая морозная погода в Новом Свете. Отсюда- туманы, крайне неустойчивая погода, низкая облачность, пурга. Ясная погода очень редка и притом простирается на очень короткие дистанции.
Не подлежит сомнению, что в иной год мы много скорее решили бы задачу.
Выбрать погоду на дистанцию 900 км., не зная, что делается на конце и пользуясь прямыми данными лишь Рудольфа, остальные дают лишь косвенные сведения, на основании которых, как показывает сейчас опыт - прогноз не всегда подтверждаются- было трудно. Прогноз строился исключительно на базе теоретических предпосылок. Т.к. их надо было проверять, то для этого были использованы разведывательные самолеты (У-2 , П-5 и АНТ-7). Условия полета разведчиков были очень трудными, ибо они часто попадали в достаточно тяжелые условия. Так экипажу П-5 пришлось просидеть неделю на льдине.
Наиболее интересным и крупным из этих разведок был полет Головина в район Северного Полюса, состоявшийся 5 мая. Головину было дано задание пройти на север за 86 параллель и убедиться, что тяжелые корабли, стоящие наготове к вылету, могут идти на полюс.
До 86о погода была блестящей, но начиная с 88о появилась облачность. Для дальней проверки Головин от 88о прошел еще около часа на север над облаками, убедился, что эта облачность не кончается, и повернул обратно. Вылет тяжелых кораблей был отложен. Таким образом, в этой разведке Головиным была разведана погода в районе Северного Полюса.
Дать точные координаты точки его поворота на сегодня затруднительно, т.к. его вылет был произведен в крайне неблагоприятное время суток для астрономических определений на полюсе. Во всяком случае, не подлежит сомнению, что Головин был в районе полюса. Максимально точный результат мы будем иметь, если будем на полюсе в 11 или 23 часа по Московскому времени. Время вылета тяжелых кораблей и планируется из этого расчета. Для того, чтобы Головин мог произвести разведку непосредственно перед вылетом, он был выпущен на 6 часов раньше тяжелых кораблей, и поэтому он был в районе полюса в самое неблагоприятное для определения время (между 16 и 17 часами).
Результаты полета Головина показали, что шансы угадать ясную погоду одновременно и на Рудольфе и на полюсе в нынешнем крайне неблагоприятном метеогоду крайне маловероятны.
7 мая на совещании у начальника экспедиции первоначальный план экспедиции был изменен. Для того, чтобы обеспечить выход группы кораблей в район полюса в ясную погоду было решено предварительно выпустить один из тяжелых кораблей, который должен в оказавшихся условиях погоды сесть, выбрать аэродром для приема остальных кораблей и давать оттуда погоду.
По распоряжению начальника экспедиции для этой задачи был выделен самолет Н-170 под его личным руководством.

24 мая.
День тихий. Нам идет непрерывный поток. "Дейли мейль" приносит поздравления и просит прогноз на неделю. "Нью-Йорк Таймс" тоже приветствует, подчеркивает интерес американцев и просит проф. Шмидта сообщить план и задачи экспедиции.
Шмидт пишет нам, что соскучился - "сообщите своим друзьям, как живете".
Отправил в Москву беседу с Шевелевым о Головине, очерк о его полете.
Пурга.
25 мая.
Проснулся от неистового вопля Шевелева: "Заводи моторы!".
Он обегал каждую комнату.
12-30. Я никак не могу понять, спал я или нет- уснул в 6 утра.
Механики уехали.
Шмидт каждые 3 часа сообщал "погода изумительная, надо лететь". В последней радиограмме прибавил "Захватите собой еще два государственных флага".
В 14:00 в полет ушел на У-2 Яша и Дзердзеевский. У нас облачность, ветер 7 баллов. Облачность, оказывается, кончается на 1400 м., дальше (Яша был на 3000м) - чисто.
На норде, далеко-далеко, у 85о какая-то гряда.
Решили пустить Крузе. Пустили. Вылетел в 17:30. Вдруг вернулся: забыл наушники, Рубинштейн не снял чехлов с трубок Венутри, сафа. Ой, компания!
Наконец, в 17:45 вылетел окончательно. Дали ему маяк. Все наэлектризованы. Шевелев, не спавший вся ночь, завалился в "осином гнезде". Молоков не уходит из рубки.
Ребята вчера хорошо сказали: " Не будь флагмана на полюсе- мы давно бы уже вылетели, а так- он закрыл полюс: знаем, что там плохо".
Но сейчас, как будто, хорошо.
Крузе сообщил- дошел до 84o20", шел все время под облачностью на высоте 800 м., дальше- золото, абсолютно чисто.
Полюс требует: "Летите, погода чудесная".
В 19:30 Яша перекинул меня и Эзру на аэродром. Все уже было готово. Затем Яша привез продукты, повара, Шевелева (мы Яше в Москве овса подарили).
Хотели уже вылетать, но у Мазурука один мотор начал выбрасывать антифриз. Колдоебились около часа.
Наконец, все. Садимся. Купол накрыт - хрен с ним. Трактор тронул и мы на старт- с места под гору. Бежали почти до берега на север, наконец, в 23:05 оторвались, повисели и сразу , без круга, без ожидания остальных, вперед.
Легли в зону. Я с Марком в рубке. Летели сначала над открытой водой, потом битый вдребезги лед. Побалтывает.
23:26 показалось солнце. Небо чистое. Забавно. Тут предполагаем покружить, ожидая остальных. Шевелев все время зря зовет их по лучу.
Самолет набит битком- трудно ходить. В числе прочего- везли папанинцам свежее молоко и пса Веселого. Кроме того, какой-то загадочный подарок от повара Курбатова. Кружили, кружили, наконец в 23:45 показалась первая машина.
26 мая.
00:05
Опять кружим- нету. Получено радио- Алексеев через 25 м, Мазурук через 35 м.
Кружимся без толку. Уже целый час и 5 минут. Молоков пришел в рубку.
-Хорошо, -сказал Шевелев, - еще круг и на курс.
0:34
Легли на курс. Идем в зоне. Где Мазурук?
Захотел есть. С большим аппетитом съел отбивную.
1:00
Ночь, а солнце прямо по носу на севере. Ритсланд определяет его высоту, берет сомнерову линию.
Координаты - 83о50", высота 1800 м., скорость воздуха 180 км/ч
Большие поля, торосистые, много разводьев, трещин.
1:45
Стремилов говорит с Диксоном. Юра отлил в бутылку, я выкурил папиросу "Юг" !
Высота 1600 м. Путевая скорость 177 км/ч. Скорость воздуха 180 км/ч, температура -17оС.
-Алеша! Какой ветер?
-На хер- только время тратить".
1:50
Пришел Шевелев:
-Какую-то хуевину видим сзади. Алексеев или нет- не знаем. Сережа (Фрутецкий) смотрит- шары на выкате.
Погода чудесная. Внизу поля, редкие разводья
2:40
По-прежнему солнце. Впереди легкая дымка. Лед почему-то стал мельче, больше разводьев, очень много битых мелких льдин. Все рвзводья затянуты салом или молотым льдом. Льдины покрыты снегом.
Высота 1800м., ск. воздуха- 180 км/ч, темп. -17оС.
Алеша орудует неприрывно Слева тянется широкая длинная полынья. (а 20 мин. назад - сплошные поля и лишь узор трещин).
3:23
Мазурук прислал радиограмму- прошли 85о, наша скорость 175 км/ч, просим уменьшить скорость флагмана- догоним.
4:00
87о15" Дал 100 слов в редакцию : про взлет и полет до этой широты. Сейчас идут сплошные ледяные поля, некоторые по несколько км. Шевелев говорит, что и Алексеев и Мазурук нашлись, идут сзади. Рудольф сообщил, что на полюсе отличная погода. Пилоты немного изменили режим полета: высота 1800м., скорость 150 км/ч (чуть больше).
Настроение нервное. Жарко. Фрутецкий уснул у распределительной доски. Шевелев почти все время у Стромилова.
Вот все мы в этом самолете. Как мало и как здорово- ледяная пустыня и техника. Пишу без перчаток, хотя термометр показывает -15оС.
Алексеев дал пеленг, мы его запеленговали. Справа, в течение часа тянется облачность до правого горизонта. Стромилов в мыле, без шапки, волосы мокрые.
То и дело ношу записки от Ритсланда Стромилову и обратно. ("дай маяк", "дай пеленг", "широта такая-то" и пр.)
4:50
Пилоты ведут машину впившись в СУК глазами. Высота 17:30, скорость воздуха 150 км/ч.
Алеша изредка просит: "Скажи, чтобы вели для промера" и они ведут чрезвычайно осторожно.
Алексей работает конвейерно: не глядя просовывает руку назад, достает карты, линейки, таблицы.
Два раза в час измеряет секстаном высоту солнца, потом поправляет СУК вылезая наверх..
Поля приняли бесконечные размеры. Все одноцветные, покрытые снегом. Трещин мало, торосов много, разводий почти нет.
Алеша послал записку Стромилову: "Есть ли у тебя связь с Кренкелем. Установи. Он сейчас находится ***"
5:00
88о45" высота 1730. темп. -13оС, скорость воздуха 155 км/ч, путевая -153 км/ч.
Сплошные почти бескрайние поля. Узенькие трещины сверху выглядят французской картиной среднеевропейского пейзажа.
-Пак? - спросил я Шевелева
-Еще какой, - ответил довольно он.
Выпил воды из термоса. Холодная, как лед, а ведь всего 6 часов назад наливали кипяток.
5:05
"Стромилову. Предупреди, когда можно будет пеленговать Кренкеля на высоте 540 м. Ритсланд"
Ведет Молоков. Попробовали запеленговать Кренкеля. После этого Алеша опять делает промер.
5:15
Пробовали пеленговать Эрнста. Работу слышно у Стромилова, а радиокомпас не берет.
5:30
89о25" высота- 1650м, скорость воздуха 160 км/ч, темп. -12оС
Сплошной лед даже без полей, изредка трещины. От горизонта до горизонта.
Пробовали опять пеленг Кренкеля- нет, не вышло.
Алеша с секстаном.
Через пять минут довольно избитый лед и несколько свежих трещин, в которых темно-синяя вода. Сделал 4 снимка.
А еще через пять минут -опять бескрайние и почти без торосов поле. Можно сажать бригады ТБ3!
Пора! Пристально смотрим в окно- не видать ли Н-170?
-Марк, в окно смотреть?
-Обязательно!
Шевелев и Алеша пеленгуют Эрнста. Затем Алексей немедленно сел за счисления.
5:52
"Северный полюс должен быть!!" - сказал Алеша, показывая вниз и полез к СУКу, отбросив карту. Высота 1625, V=155, t= -12оС. Самолет забирает влево.
5:54
Легли на новый курс. Сплошные поля с прожилками трещин. Одна трещина до воды и виден многометровый лед.
6:03
Вбежал Василий Сергеевич Молоков в рубку:
-Леша! Смотри! - и протягивает бинокль.
Впереди слева по курсу- пятно.
-Да!, -сказал штурман, - так и должно быть. И впрямь.
Вбежал Шевелев, обнял, расцеловал.
-Лешка, еб твою мать, провел! Без пеленга, легче 200 000 выиграть!
Вот уже виден простым глазом крохотный самолет, палатки, люди вокруг него.
6:16
Над самолетом Водопьянова. Снизились. Там зажгли дымовую шашку. Они хотят посадить нас по ветру- Молоков побоялся, что ветром нанесет на водопьяновскую машину.
-Так я только одной своей машиной рискую, а тут двумя.
Сел против ветра. Как он заходит на посадку- фантастика! Сверху поле- страшно, ропаки, торосы, бугры.
Пробежав немного влезли на здоровенный ропак, правая лыжа подскочила в воздухе. Мы тоже
- Ничего, сработала, - успокоено сказал Шевелев, выглянув из окна.
Подрулили к Водопьяновской машине. Из окна видны Шмидт, Водопьянов, Папанин.
Кинулись к нам, обнимают, поздравляют.
-Как замечательно, что вы прилетели Василий Сергеевич! - говорит Шмидт. - Ведь тот факт, что прилетел сюда второй самолет, причем пройдя через полюс- лучше всего доказывает и наше место. Какой молодец Ваш штурман!
-Мы развернулись на полюсе, как вокруг телеграфного столба.
Меня сразу увлек Папанин.
-Ты сними меня с Флегонтом. Его сын прислал с ним мне на полюс подарок- шоколадного слона.
Через минуту он опять подошел:
-Идем, где Василий Сергеевич?
Молоков ушел смотреть тот ропак. Пришел. Папанин повел нас в палатку- кухню. Там шипела керосиновая горелка, на ней блюдо с жареной колбасой.
Подошел Отто Юльевич, Бабушкин, налили в чашку коньяку.
-Ну, за героев Советского Союза! - сказал Шмидт, - За ваш блестящий полет.
Выпили, закусили, вкусно!
А ребята уже чехлили моторы и успели их осмотреть.
Шмидт решил дать сообщение в печать, ибо газеты не выходили- ждали.
-Можно мне? - спросил я его
-Еще бы. Можете даже без визы отправлять.
-Ради праздника?
-Нет, Лазарь Константинович, потому. что я Вас уже знаю и доверяю.
Он отвел меня в сторону.
-Расскажите, как воспринимает страна?
Я рассказал. Особенно его поразили митинги на предприятиях.
-А как Вы думаете, вы хорошо знаете законы впечатления, ничего, что нас так сильно дрейфует?
-Ничего.
Дал 80 слов в "Правду".

Так мне приходилось рассказывать всем о новостях.
Спирин радостный, возбужденный излагал мне пребывание над полюсом.
-Шмидт волновался очень. Я подсчитал, проверил, подошел к нему. "Отто Юльевич!" - и дальше сказать ничего не могу. Повторил опять обращение- и опять не могу продолжить. Ткнул рукой вниз.
Он понял и до этого, обнял меня, расцеловал, расцеловал Бассейна- был страшно взволнован.
Затем я попросил его разрешения пройти для верности еще 10 минут. "Да". Прошли 12 мин, развернулись, пришли на полюс опять и- вниз.
Бассейн рассказывает:
-Спустя два часа после вылета у нас полундра. Потек радиатор на одном моторе. Ребята прорубили пол фюзеляжа, руками выбирали на ветру при -20оС антифриз, выжимали тряпки в ведро, заливали в бачок и снова выбирали- и так 4 часа. Я подошел к Отто Юльевичу и спросил, что делать.
-А как ваше мнение?
-Лететь можно.
-Доложите Михаилу Васильевичу.
Тот: "Лететь!" Долетели до полюса, вызывает он меня: "Пробивать буду, мотор ничего?" Я говорю : "Ничего, только не охлаждай". Ну он и рванул. Замечательные моторы, можно через "Правду" похвалить?
Вышли из самолета, первый Шмидт. Опять расцеловал всех, Папанин из нагана - бах! бах!

Уже 10 часов утра. Спать хочется, усталость. Но где другие самолеты? Вот обида! От них ни слуху ни духу. Тщетно слушает Стромилов и Симка. Нету.
Выгрузили мы все папанинские вещи- все научные приборы, за исключением лебедки, находившейся у Мазурука, всю одежду в баулах, ветряк, динамо, нарты. Они немедленно собрали нарты и свезли весь груз в одно место.
В 11 утра я и Юра установили палатку около нашего самолета. Надули резиновые матрацы, уложили спальные мешки, разделись до белья и -спать.
Леша в это время пеленговал Алексеева. Тот нашелся! Оказывается, дошел до полюса, поискал лагерь, не нашел и сел. Сего координаты- 89о50".
Вскоре пришел Алеша и Фрутецкий и залегли. Проснулись в 9 вечера. Холодновато. Пурга метет. Вылазить из теплого мешка не хочется.
-Значит оси Земного шара нету, - с сожалением сказал Сережа. - Жалко, соскочить может. Могу предложить свой член. Сейчас стоит, а мне все равно тут не нужен.
-Интересно, а какая сейчас под нами глубина? - заинтересовался Ритсланд.
Наконец, встали. Пошли в самолет. Развели примус и пообедали. Меню- коньяк с лимоном, суп из куриных консервов, свиная отбивная, чай с лимоном. и папиросы.
Сытно. В самолете на редкость просторно и чисто. Запретили вод не бывавшим на полюсе. Володя вымыл посуду. Юра избран метром и кладовщиком.
От Алексеева в полночь получили сообщение, что разогревает моторы. От Мазурука до сих пор ничего нет. Диксон сообщил, что последний раз слышал его в 3:45 26 мая.

27 мая. 2 часа.
Сижу, пишу дневник. Ветер не стих, но изредка облака раздувает и проглядывает солнце. Снег перестал. Папанинцы установили ветряк.
Общий вид лагеря на 2 часа 27 мая.
************************************************************
[15]..... '--/-...................[5]...[3]
..........Н-172
..................../\13...[6]...[4]......()11
.....[Большой дом].......[7]
................................()12
............................[2]
.....................[1]

......'--/-
......H-170...[8]......[9]...'--/-.......[14]
*********************************************************
1.палатка Шмидта, Водопьянова, Бабушкина, Спирина
2. палатка папанинцев, Трояновского
3. палатка папанинцев
4. рация Кренкеля
5. снежный дом- мастерская Кренкеля
6. кухня
7. склад
8. палатка Бассейна, Морозова, Питенина
9. наша
10. антенна
11. дождемер
12. тренога теодолита
13. ветряк
14. новая наша палатка
15. палатка Н-172

К этому делу они привлекли всех нас. Рыли ямы, крепили растяжки ветряка. Ямы глубиной в 0,5-1,5 метра - метр снега, остальное лед.
В 5 час. утра у нашего самолета запрыгал, как оглашенный, Шевелев и заорал "Эй!!!". Все опрометью бросились- значит Мазурук нашелся. Так и есть. Диксон сообщил, нашелся, но где- неизвестно. Все живы, самолет цел.
Отправил две молнии в редакцию и телеграмму Зинке.
Алексеев вылез на связь:
-Были ли над полюсом? - спросил Шевелев.
-Были, потом прошли 17 км. к весту и сели, -отвечал Жуков.
С первой погодой они вылетают. Ветер немного стих, но все затянуто. Температура -8оС.
Папанин ходит у ветряка и все меняет. Ребята уже сами говорят: "Митрич, сколько колбасы дают за эту трубу?"
Наконец, пустили эту папанинскую ветряную электростанцию. И ветер небольшой, а работает гулко, здорово. И контрольная лампочка горит.
Лукич стоит, вздыхает: "Эх, машина! Вот это двигатель!"
Затем, не отходя, начали делать крышу радиорубки.
Мы еще натягивали парашют, а Кренкель уже затащил туда аккумуляторы и поставил на зарядку. Ветряк исправно подавал электричество из полюсного воздуха. В рубке- светло и будто тепло. Вышел Шмидт, похвалил.
-Отто Юльевич, а если примус поставить- будет тепло? - спросил Кренкель.
-Конечно!
В 3 часа дня сходили посрать на соседний меридиан и легли спать. Перед этим позавтракали: куриные котлеты со свининой.
Все потеряли всякое представление о времени суток. Иногда до того запутаемся, что определяем только по хронометру с 24-часовым делением.
В 4 часа дня поднялся гвалт. Прояснилось, показалось солнце. И вдруг все увидели Алексеева. Он летел значительно правее. Позвали передатчиком- сразу завернул. Долго кружился.
Юра Орлов выложил "Т" из двух спальных мешков.
16:40 -Наконец, сел. Отлично!
Летели они всего 23 минуты. На льдине пробыли 33 часа. Считают ее лучше нашей.
Молоков, Шевелев, Шмидт долго допытывались у Алексеева- когда и почему он отстал, так и не добились толка.
-Заметил, что лег на курс поздно, пошел, а он удрал. Держу 190-192 км/ч и догнать не могу.
-Что ж я на 250 км/ч шел? - рассмеялся ехидно Молоков.
Выгрузили вещи: продукты, палатки, горючее, снаряжение. Папанин ожил, ходит с книжечкой, проверяет.
Затем начали собирать палатку. Своими силами.
Юра позвал обедать. Напросились к нам Бабушкин и Водопьянов. Борщ, отбивные, чай, коньяк.
Затем, поставили машину на ледовые якоря, разбили с Молоковым новую палатку, переехал и я в нее. Постелили оленьи шкуры- замечательно. Пленился и Ритсланд. Обложили снегом- красота!
К ночи папанинцы закончили монтаж своей палатки. Легкая- Ширшов и Папанин подняли ее на руках и перенесли в выбранное место. Лагерь порядочный!
Портит настроение только Мазурук. Никак не можем с ним связаться. Диксон сообщил, что его слышал Челюскин: все в порядке, самолет цел, люди живы, готовят аэродром. Координаты: 89о30" и 100о западной.
Вечером Спирин определил наш лагерь : 29о14" и 40о западной.
Дрейф здоровый:
-Если так будет продолжаться, - говорит Шмидт- то осенью будем снимать папанинцев на ледоколе.
Спирин говорит, что Шмидт просидел ночь, проверяя его вычисления и подтвердил координаты.
-Даже я его методов не понял, - сознается Спирин.
Ходят проекты искать Мазурука, но держит всех бензин.
У нас 5000 литров, на Н-170 тоже (впритык до Рудольфа).
У Алексеева еще меньше- 3500 литров. Может придется бросить одну машину, или (к чему склоняются) - гнать до 85о, потом подбросить бензин.

28 мая. 5 часов утра
Молоков и Алеша уже спят.
-Быстро человек обживается, - говорит В.С. - как будто давно уже здесь.
На Рудольфе шторм, а у нас тихо, но пасмурно.
У многих болят глаза, ходим в очках.
Все спят. Изредка пыхтит движок- слушают, ищут Мазурука.

Книги в сети. Анонсы и ссылки

СообщениеДобавлено: 07 Июнь 2011 19:32
Bills Bons
Экспедиция Папанина на Северный полюс. Часть 5. 1937 г.

Аннотация:

Вылет на поиски Мазурука- безрезультатно. Мазурук выходит на связь. Прилет его самолета в лагерь полярников- все в сборе. Обустройство лагеря, совещания командиров. Прощание с папанинцами, вылет в обратный путь. Алексеева оставляют из-за недостатка бензина.

Тетрадь Љ 11 28.05.37- 06.06.37

28 мая
Проснулся в 5 ч. дня. Холодно что-то. Рядом лежит Шевелев. Матерится.
-Как бы хорошо было, если бы Мазурук был здесь.
Пошел наверх, в самолет. Володя и Юра уже ладят обед: из кают-компании несется соблазнительный запах.
-Закрой дверь, - кричит Молоков.
-Не раздражай. Пойдем, Лазарь, погуляем.
Пошли. Сходили сначала в канадские владения, потом- короля Датского (Гренландия), потом в Норвегию. До СССР решили дойти вечером.
Пуржит слегка, ветер, темп. -8о.
В 20 часов обед был готов.
Написал статью Молокова- 293 слова, Папанина- 108 сл.
На обед- коньяк, суп гороховый с шкварками, котлеты куриные, какао со сдобными сухарями. К обеду- Нарьян-марский хлеб (отлично сохранился, ибо замерз).
Залез к Шмидту в палатку. Спирин спит. Отто Юльевич, Водопьянов и Бабушкин играют в преферанс.
-А в шахматы, Отто Юльевич?
-С удовольствием, только я свои карманные, к большому сожалению, оставил на Рудольфе.
-У Кренкеля есть.
-Отлично, обязательно.
Зашел Эзра. Мой способ долбления ледовых якорей принят везде на полюсе. Эзра рассказывает, что со льдины они вылетали 4 раза, первый раз прыгали с ропака на ропак, летела посуда, но самолету хоть бы что.
Сейчас 22:40, Молоков нашел у себя книгу "Обрыв" Гончарова (с трогательной надписью "Герою Советского Союза Василию Сергеевичу Молокову от пионеров и октябрят 16 школы Дзержинского района г. Москвы. 5.IV.1963г.) и пошел читать в палатку.
Я сказал:
-Василий Сергеевич, когда уснешь- я буду читать.
-Есть у меня еще одна книжка, - сказал Молоков, - и достал "Ленин и Сталин. Собрание важнейших материалов".
-Дай мне, - сказал быстро Орлов и унес в свою палатку.
Папанинцы завалили пол своей палатки шкурами и переехали. Шкуры- в несколько слоев. Пристраивают снежную кухню.
10:45. Сыплет легонько снежок, проглянуло солнце, темп. -5о.
Сережа перебирает с руки на руку женский чулок (они у нас вместо тряпок). Нюхает.
-Нет, не пахнет...
Стромилов получил радиограмму из дома: "Поздравляем геройского полюсника".
-Где ж тут геройство, никак не пойму.
-Эх, дорого бы я дал, чтобы посмотреть издали хотя бы одни номер "Правды".
Вчера еле-еле уговорил Молокова дать радиограмму домой.
Федоров сидит на полу палатки, чертит карту дрейфа, проверяет астрономические вычисления. Солнце тускло просвечивает.
-Все равно- лучше тут редко.
Ширшов строит стену кухни, аккуратно пилит ножовкой снег на кирпичи-завод!

29 мая 4 ч. утра.
Через час- трое суток, как ты на СП. Лагерь спит. Перед сном ходим друг к другу в гости.
Сейчас зашел к Кренкелю. Вертится ветряк, заряжает аккумуляторы.
-Не натопишь этой бандуры, холодно будет?
-Конечно, зато для аппаратуры хорошо ровная температура.
-Кого поймал?
-Мало пока занимаемся. Некогда. Вот улетите- тогда возьмусь. Тут хорошо- трамваи далеко. А так Коминтерн почти не слышен, ночью пойдет хорошо. Зато любители идут: Ленинград, Москва, Европа, особенно хорошо американские. А займусь - и Австралию достану.
В 3 ч. утра Спирин пошел сверять по радио хронометр. Перед этим сидели у нас в самолете- вычисляли дрейф. Оказалось, средняя скорость за 6 суток= 0,18 мили в час.
Сейчас попили чайку. Жалеем, что нет пеликана- надолго бы хватило. Василий Сергеевич советует варить невкусно- тогда меньше будем есть.
Вспомнилось, Головин рассказывал забавный случай с Линделем. Линдель повез пассажира на Челюскин. Не заметил, что полный фюзеляж снега. Тянет и тянет машину назад. Надоело, сел. Обернулся: к пассажиру:
-Слесай, торога грязная!
А до Челюскина еще 50 км. Тот в панику:
-Как же я дойду?
-Ничеко, тут тебе всякий торогу покажет.
Да на прощание посоветовал:
-По сторонам поглядывай, а то тут метведей много.
И улетел. Прилетел на Челюскин. Там полундра. Послали людей. Нашли. Линделя чуть под не упекли.

Каждый час Стромилов ищет Мазурука. Кличет его и все побережье. А его все нет. Обидно- сидит где-то близко и нету.
-Что ж, - говорит Водопьянов, - хочешь, Алеша, поискать- 10 000 выложу!
-Давай! Только вперед и на это место.
-А тебе , Лазарь, как свечку- 5 статей вне очереди передадим, когда найдем (Шевелев).
Нашлась в лагере еще одна книга- "Ваши крылья"- у Машковского. Тоже очередь.
Бабушкин побрился. Завтра будет бриться Молоков. Сниму.
Алексеев сегодня гонял своих механиков- почему не умываются и не чистят зубы.
Шмидт надраивал Бассейна.
-Снегом, - говорил он и растирал лицо и руки снегом, - очень хорошо.
Шевелев разрешил Стромилову принять от Диксона частные радиограммы. Молодец! Получили Папанин, Морозов, Иванов, бабушкин, Трояновский, Шмидт ("Юнион Трибьюн") и я (от Васьки и Зины).
6 час. утра. Докончил со Спириным статью. Ребята греют куб, собираются бриться, мыться. Я ложусь спать.
Лежал 2.5 часа- не мог уснуть. Читал "Обрыв"- не помогло. Встал, оделся, прихожу в самолет.
-Где ж ты был? -встречает меня Шевелев,- Как же ты пропустил?
-Что?
-Какой кадр!
Смотрю- и он, и Молоков, и Юра- бритые. На мостике бреется Володя. Я его снял два раза.
Начали и меня зудить: брейся!
-Небритого из экипажа вон! - решительно сказал Молоков.
Сел. Кровь хлестала, как из поросенка. Но мужественно добрился.
Сейчас в 10 ч. утра садимся завтракать: кофе с молоком, колбаса, сыр, хлеб.
Папанинцы на нартах свозят все свои разрозненные вещи, Сережа соскребает снег с плоскостей.
Симка принял мне три радиограммы, одну от Железнова, вторую от Морозовых, третью- от Абрама.
В 12 ч. проглянуло солнце. Я, Молоков, Ритсланд легли спать. В дыру просунулся Шевелев.
-Думаю, можно лететь искать Мазурука. Пускай хлопцы пока разогревают моторы.
-Хорошо, а мы хоть немного поспим.
Уснули. Через полчаса проснулись. Влез Шевелев:
-Товарищи командиры, вставайте. Начальство благословило. Просится много народу. Беру двоих- Машковского и Гинкина- они глазастые. Виленскому отказал- куда ему, больному.
-Василий Сергеевич, а меня возьмешь?
-Конечно.
-Мешки брать?
-Обязательно. И одну палатку.
Моторы уже крутились. Деятельно помогали Бассейн, Морозов, Гинкин, Питенин. Неуемно работали Володя, не спавший уже сутки, Орлов, спавший не более часа.
Взяли на всякий случай еще четыре папанинских банки, все лампы, люльки, стремянку.
Все готово. Летит 11 человек: Шевелев, Молоков, Орлов, Ритсланд, Ивашина, Фрутецкий, Гутовский, Стромилов, Я, Машковский, Гинкин.
Спирин дает Ритсланду последние наши координаты, определенные в 16 ч. Федоровым: 89о10"N и 36оW и координаты Мазурука 89о30" и 105оW. Алеша перед этим совместно со Спириным разработал детальный план поисков.
Быстрый разбег. Отрываемся довольно легко. В 16:14 взлет. В 16:17 ложимся на курс. Алеша установил СУК. Ведет Молоков. В штурманской еще Шевелев, Машковский и Гинкин. Смотрят во все стороны. В фюзеляже у окон- я (у левого) и Гутовский. У механиков следят Ивашина и Фрутецкий. С пилотского сиденья обозревает Ритсланд.
Смотрим так, что аж резь в глазах. Впечатление такое, будто песку насыпали. До хера подозрительных точек, пятен, тире. Шевелев с биноклем бегает от одного к другому, проверяя.
Высота понемногу доходит до 800. Так в среднем и идем. В стороны видно километров на 15. Внизу большие поля, дальше пошло много трещин, разводий. Слева суживающаяся стена тумана. Молоков ведет машину по СУКу, но вскоре солнце закрывается облаками и он переходит на гирополукомпас.
Стромилов непрерывно слушает, держит связь со Н-170. Пройдя 33 минуты курсом и не обнаружив ничего (прошли 52 мили), повернули направо. Шли так 6 минут (10 миль) и затем обратно к лагерю. Увидели его примерно за 25-30 км. Обратно шли по радиокомпасу.
Таким образом, шли так, что самолет Мазурука оставался в центре треугольника. Но его там не было. не было и по сторонам, разве только слева от нас, где туман не давал видеть дальше 5 миль. В общем, мы осмотрели площадь около 6000 квадратных километров.
Шли на посадку. В 17:29 были над самолетами. Стромилов смотал антенну. И в это время Стромилов без антенны принял следующее:
"17:20 волне 625 м= мы в 20 часов. льдине все порядке РК Установили баян СК вышел строя РМ я его слышу"
Передача была детской, неуверенной, давал по букве, с большими перерывами не точно, очень медленно
В 17:35 блестяще сели. Молоков подрулил на старое место. Доложили Шмидту. Он выразил большое сомнение в точности их координат и предположил, что они должны быть левее нашего курса, там, где туман.
-Я ставлю тут точку, проверьте потом.
Я с Юрой занялись обедом.
Молоков ругается: зря сожгли 800 кг. бензина.
-Не зря, - говорит Шевелев, - знаем, что работают на "баяне", волну и срок. Вот только, мудак, координаты не указывает. Пришел Спирин : "Пора бы домой. Надоели мне эти полюса".
Готовим щи, сосиски с яичницей, чай. Перед обедом съели по бутерброду с паюсной икрой.
Ровно в 19:45 Стромилов сел за приемник. В 20 часов он заорал:
-Вылезает, гад! Приготовьте движок для передатчика.
Вбежал Шевелев:
-НА всех трех самолетах вылезает!
Аккуратов передавал Диксону:
"Принял РМ выслушал телефоном возможность приема ограничена аккумулятор прошу сроки передаю десять часов тридцать минут и 22 часа принимаю в 23 часа не более 10 минут прошу зоны и пеленг Рудольфа 30 в 11 часов на 20 минут и координаты других кораблей на льдине ОК все порядке здоровы бодры ждем распоряжений начальника экспедиции РК"
Включили передатчик Стромилов взывал в микрофон:
-Вызываю самолет Мазурука, вызываю самолет Мазурука. Говорит машина Молокова, говорит машина Молокова.
Затем взял микрофон Шевелев, сообщил, что все самолеты в лагере Папанина. Пусть скажет каков аэродром, точное место, когда собирается вылетать, дал ему наши координаты, потребовал подтверждения слышимости.
Аккуратов с самолета Мазурука вцепился в волну Диксона, боялся его отпустить и давал Диксону, а не нам. Давал следующее:
"20:35 YPJ сейчас буду связываться с лагерем. Вас слышал. Дайте их координаты. Аэродром будет готов через один день".
Наконец, ответил и нам:
"21:00 Слушаю РМ вас телефоном волне 800 метров. Дайте сегодня в 23:30 пеленг для настройки . У нас все в порядке аэродром кончаем первый погодой идем для соединения вами после пеленга связь до 00:30"
В 11 часов вечера дали пеленг
В 0:30 слушали, звали, не отвечает.
Спать!

30 мая
День чудесный. Солнце прогревает яростно. Теплынь, на солнце 0о, в тени- семь. Ребята все моются на улице в рубашках, сушат на лыжах и палатках меховые вещи.
Утром Мазурук передал свои новые координаты. Оказывается, он на 89о92"N и 93оW. Неудивительно, что не нашли- на 30 миль в сторону. Всего от нас до него около 100 км.
Все только и делают, что ругают его на все корки. Шевелев ходит тучей.
-Не весел Марк Иванович, - говорю Шмидту.
-Есть от чего быть невеселым, - грустно ответил он и зашагал по дорожке взад и вперед.
К очередному сроку Мазурук не явился.
Наконец, около 16 ч. дня удалось установить с ним прямую связь по телефону. Он сообщил, что аэродром готов и они ждут распоряжений.
-Какой аэродром?
-50х700 м.
-Сумеете взлететь сами?
-С такой нагрузкой нет.
Короткое совещание у микрофона.
-Так вот, - говорит Шевелев, - Посылаем к вам Молокова, он поможет вам сделать аэродром, заберет часть груза.
-Спасибо!
Мы начали греть моторы. Однако, вылет отложили до 19 часов, ожидая сведений Мазурука о погоде.
В 19 ч. он сообщил: видимость 2-4 км., низкая облачность (а 15:00 была облачность высотой 1000, видимость 50 км.)
Что ж, лететь нельзя. Вылет отложили. Сейчас сидим на стороже.
Днем я со Спириным стояли около его самолета. Вдруг услышали пение птички. Куночка! Птица на полюсе!!
-Мы ее, наверное, в крыле привезли, - сказал Отто Юльевич.
-Я сейчас во все поверю, - сказал Спирин- Может быть тут и звуковое кино недалеко.
Гутовский и Орлов ходили гулять к трещине. Бедный, но маршрут.
Вечером у нас сидел Шмидт и все наши ребята в наушниках слушали специальный концерт из Москвы.
Эрнст впервые услышал Коминтерн- испанские события, новости СССР. Рады. Кренкель получает бесчисленные радиограммы любителей с просьбой установить связь.
-Потом, когда вы улетите.
Сыграл сегодня первую партию со Шмидтом. Это была и первая партия в шахматы на полюсе. Я играл белыми, предложил спокойное начало, он его принял. Я постепенно атаковал и в конце концов устроил страшный напор всеми фигурами на королевском фланге. Шмидт защищался очень точно- малейший промах и я бы его раздавил. Вылез, начал на меня напирать, не рассчитал, увлекся- и я его кончил. Проиграли варианты.
Только отложили партию (в 2 ч. ночи), влазит Водопьянов:
-Я тебя всюду искал. Пойдем, статью пишу.
В флагмане пусто. Мы сидим вдвоем. Я пишу под диктовку и тут же переделываю. Михаил кипятит чай. Выпили. Я его немного подзудил, он пошел, разбудил Шмидта, заставил подписать, принес с торжеством Стромилову. Тот немедля передал- 829 слов за 46 мин.

31 мая.
Проснулся от шума ламп. Оказывается, грели наши моторы- хотели лететь к Мазуруку. В это время тот сообщил, что попытается вылететь один. Бензина мало- мы с удовольствием отложили. Ждали, ждали. Днем Мазурук сообщил: аэродром еще не готов, низкая облачность- 200 м., видимость 4-5 км, дайте координаты.
Спирин дал наши координаты на сегодня : 89о11" и 40оW (несет обратно), Леша- время по Гринвичу ( "алло, когда подойдет минута- дам два длинных и один короткий. ти-и, ти-и, ти! Прилетайте скорее, надоело ждать!").
Затем Спирин прочел Аккуратову лекцию, как пользоваться СУКом и радиокомпасом- эх, штурман! Это была первая лекция по радио в Арктике.
Днем было солнце, затем погода испортилась. Запуржило. Папанинцы закончили кухню- просторно, в стенах снежные шкафы, даже гвозди набили.
Симка весь день возился, готовил "Онегу" к разговору с Москвой, наконец, все было готово. В 20 час. он начал вызывать по телефону Диксон. Следовали традиционные "алло, алло, как вы нас слышите? даю для настройки- раз, два, три, четыре, пять...". Затем- то же с Москвой. И вот, наконец, микрофон берет Шевелев:
-20:35. Москва, Москва, говорит полюс, говорит полюс, радиостанция самолета Н-170 РВ у микрофона Шевелев и Водопьянов, как слышите?
Москва отвечала, что слышит. Говорил Воробьев, затем Янсон. Мы временно прервали разговор, дабы переговорить с Мазуруком. Затем около полуночи опять.
Микрофон, чтобы не шумел мотор, протащили под фюзеляж. В Москве подошел Бергавинов. Шевелев рассказал ему о положении дел, о Мазуруке. Затем коротко приветствовал Молоков. Шевелев от моего имени передал просьбу позонить Мехлису.
Бергавинов ответил, что в Москве холодно, вы, мол, отворили ворота Арктики. Подошел и выступил Шмидт. Он говорил очень серьезно о радости нашей за страну, о наших личных переживаниях, о неожиданности помпы в обществе, передавал, что все бодры и сделают все необходимое, жалел, что Москвичей нет с нами. Водопьянов сказал, что играем в преферанс, а Бабушкин пожалел, что нет бильярда.
Говорили сначала через Диксон, а потом непосредственно. Все волнуемся- шутка ли- 4000 км., полюс заговорил. Вот тебе и страна ледяного молчания. У Симки даже голос срывается. Наконец, у Москвы (РБО) скис передатчик и разговор прекратили.
Экипаж нашего самолета- сплошь патриоты "Правды", да еще какие! Спирин по моей просьбе написал статью "На полюс!" Вчера я заметил, что Эзра ему возвращает что-то. Сегодня, узнав о статье Водопьянова, Спирин подошел ко мне и сказал: "Я дал Виленскому, передавай свою быстрее".
Я подошел к Отто Юльевичу, показал статью.
-А я уже подписал Вашему коллеге, то же самое- сказал Шмидт, - тема одна.
Я положил статью в карман, рассказал ребятам. Днем Спирин заглянул в самолет.
-Гони отсюда христопродавца!! - заорал Гутовский.
А Фрутецкий добавил:
-Пуская идет на 172-ю, Виленский там. Штурман просто адресом ошибся!
Красиво здесь. Особенно при солнце. Кристально чистый снег, блестит миллиардом искр, красавцы самолеты, голубое (а в очки- зеленое) небо, ровное поле, а по краям причудливые ропаки и торосы. На девственно покрове четкие следы лыж, экзотические розовые палатки, причудливый ветряк, антенны. И облака какие-то своеобразные, легкие, перистые (при солнце).
Сугробов и Гинкин налаживают Папанину движок, он ходит по всем самолетам и берет вещи (у нас -бачок, трубы, чайник). Днем разложил на солнце отбивные- проветрить.

1 июня.
Ночью Стромилов принял несколько молний Мехлиса, датированных 26 мая. Порядочно шли!
День серый, низкая облачность, туман, ветер, сравнительно тепло. Мазурук сообщил, что у него - то же, аэродром расширили, сейчас он 100х700м., ждет погоды.
Папанин пригласил меня отведать торта из цинкового ящика. Торт мировой, делала Бабушкина.
-Похвали!
Охотно, есть за что.
Днем пришел на самолет Виленский. мы варили обед. Вспоминали различные московские блюда.
-Надо пикулей достать из крыла- сказал Орлов
-Меняю на сухари, - быстро оживился Эзра
-Давай. 3 пачки за банку.
-Каких: белых или черных?
-Черных, они питательнее..
-Нет, дорого.
-Как хочешь, поищи дешевле.
Папанинцы весь день ладят флюгарку, устанавливают на крышу палатки самописец. Женя разбил палатку для гравитационных наблюдений, установил маятниковый прибор для определения силы тяжести.
Когда мы собирали флюгарку, подошел Шмидт:
-Евгений Константинович. Я разработал математическую теорию нашего дрейфа. Хотите посмотреть?
-Еще бы!
Ушли со Спириным в палатку. Час сидели, разбирали.
Вечером сидели со Шмидтом в рубке Кренкеля вдвоем:
-Как вы думаете, Отто Юльевич, не лучше ли оставить одну машину здесь, чем гнать две на 85о и потом опять держать страну в напряжении?
-Нет. Отправляясь сюда, я считал вероятным, что одна машина может разбиться, может быть даже будут человеческие жертвы. Все обошлось пока хорошо. И надо показать класс- довести все машины до дома.
Молоков по этому же вопросу заявил:
-Нет, нельзя целую машину оставлять. Подумать даже не могу. Вот если подломается- тогда легче.
Федоров рассказал результаты магнитных наблюдений. На 70о меридиане склонение было 110о к W (или 40о к W от Гринвича). Горизонтальная составляющая около 3000, т.е. в 5 раз меньше, чем в Москве и примерно такая же, как на Челюскине.
Ветра преобладают падающие - N, NW и W. Южные и вестовые крайне редки.

2 июня. Статья Папанина.
Наконец осуществилась наша долгожданная мечта. Мы на Полюсе. Остаемся работать для торжества советской науки. Веками человечество мечтало достичь СП. Мы задались целью не только проскочить ось мира, но жить здесь и работать. Это стало возможным только благодаря высоким технологиям СССР, блестящим сталинским кадрам, неутомимой поддержке коммунистической партии и лично т. Сталина.
Мы очень тщательно готовились к этой зимовке. В результате годичной работы мы обеспечены самым современным научным оборудованием, блестящим снаряжением Делали все заново, специально для этой экспедиции. Все это уложилось в весьма скромные габариты. Аналогичная зимовка на материке весит около 150 тн., у нас- 9 тн. Мы были ограничены ибо летели самолетами. Сюда входит всё- приборы, жилье, топливо, продукты, оружие, мы сами. Все портативное, легкое, но вместе с тем, удобное, надежное. Достаточно сказать, что наш дом весит 450 кг. (зимовочный на 4 человека - 75 тн.).
Прилетев сюда, мы почувствовали, наконец, что мы дома. Все засучили рукава. Прежде всего, установили связь, дали знать, что всё в порядке. Разбили легкие палатки, установили на снегу моторчик, мачты.
Затем немедленно создали метеорологический пункт: метеобудка, самописцы, вся аппаратура, необходимая для наблюдения и регистрирования погоды и ее изменений. Через несколько часов мы уже дали всему миру первую метеосводку с Северного Полюса. С тех пор она дается регулярно четыре раза в день.
Лишь после этого мы поели, установили походную жилую палатку. Три дня мы ждали прилета остальных, провели астрономические наблюдения, определили углы дрейфа, обследовали льдину. 26-го прилетел самолет Молокова. Мы немедленно разгрузили его, потом появился Алексеев- там была наша палатка. Свинтили, обтянули брезентом, сделали фанерный пол, потом резиновый надувной, потом покрыли шкурами, поставили алюминиевые койки, столик . Тепло, уютно. Висит портрет Сталина, чье имя для нас - победа, и карту СССР.
Пристроили снежную кухню, к ней тамбур и получилась квартира из 3-х комнат, правда без удобств, но зато на солнечной стороне и лифта не требуется.
Вообще, первые дни мы посвятили строительству с помощью участников экспедиции построили большую просторную радиорубку из снежных кирпичей и машинное отделение, установили ветряную электростанцию, которая снабжает наши аккумуляторы электрической энергией, обеспечивая связь. Разбито в палатках: метеостанция, гравитационная станция, склад радио-имущества, гидрологическое оборудование. Остальное - склады.
Сделали лунки, проверили толщину льда,


2 июня.
Пуржит, низкая облачность, паршивая видимость. Но вообще тепло. Вчера- -2оС, сегодня- 0оС. За холодом прямо хоть на южный полюс лети!
Шевелев сегодня обходил машины, спрашивал - кому чего привезти с ледоколом.
Бассейн попросил: "Блядь и три запасные втулки к ней".
Идет ледяная крупа. Будет полундра по очистке самолета от наледи.
Так оно и оказалось. Вечером все чистили машину. ВМЗ здесь нет, и нам пришлось проделать мучительную и очень кропотливую работу.
Снег таял на крыльях и стекал на палатки. Все они вымокли. Брррр.. На полюсе быть в мокром скучно! В самолете везде капает.
Федоров сегодня обошел льдину. Трещины кругом- мы на острове. Его размеры 2,5км.х 1,5 км. Папанинцы уже присмотрели на всякий случай вторую льдину по соседству.
Шевелев развивал мне сегодня план трансарктического воздушного сообщения Москва-Полюс-Чикаго с участием нескольких запасных аэродромов, приводимых в порядок танками-амфибиями. Погоду и маяк будут давать советские станции на Рудольфе, полюсе, в Гренландии и две- на северном побережье Канады.
Мазурук что-то за последние двое суток молчит. Сейчас, в 12 ночи он было вылез, но у него что-то не ладится с передатчиком.
До нас донеслось: "Ждем вызова и ваш самолет".
Что за новости? Какой еще самолет? Неужели к ним все-таки гнать самолет? Дзердзеевский дает на завтра погоду- можно бы вылетать на Рудольф, а тут эти малые дети 100 км. долететь не могут- хотя бы попробовали!
А гнать к ним самолет- это значит пропустить погоду- раз, и во-вторых -наверняка оставить одну машину на полюсе. Бензина-то нет!
Да и кто поручится, что их последние координаты не такая же липа, как те, по которым мы однажды летали.
-Мне и сейчас сердце свербит за ту тысячу литров, - говорит Молоков.

Отправил сегодня очерк "Жизнь на полюсе"- 370 слов, корреспонденцию на 120 слов, статью Ритсланда- 570 слов, ответ Молокова 80 слов и молнию с просьбой взять ответ Шмидта Нюс-Таймсу.
Послал радиограммы Левке, Абраму, Мирецкому, Волконскому, Погосову, Фариху, Башкову.
День вообще тяжелый. Написал, кроме всего перечисленного статью Папанина- 740 слов, корреспонденции Симке, Ивашине, Орлову.
В 12 ночи Мазурук, наконец, вылез. Он четко и весьма недвусмысленно, правда без объяснения причин, попросил прислать самолет. Итак- полундра!

Вчера говорил со Шмидтом.
-Как вы думаете, - сказал он, - я хочу написать в "Правду" статью, научную статью о льдах полярного бассейна.
-Это очень хорошо, О.Ю., но мне кажется, что лучше сначала написать директорскую статью об экспедиции. Ведь вы сейчас в первую очередь - начальник экспедиции, а лишь во второю- полярник.
-Пожалуй, вы правы. Я подумаю и напишу.

3 июня.
Досидел до 11 утра. Не спится. Не спится и Юре Орлову. Кипятили чай, разговаривали.
-Сын у меня должен родиться в июле, -сказал Юра, - хорошо бы успеть.
-Если хочешь сына- сношай в кепке, - наставительно произнес Стромилов.
Гутовский составил список вещей, которые нужно привезти Ледоколом: колеса, 40 тн. бензина, 50 летных комбинезонов, 50 летних шлемов. и т.д.
В 0:24 вылез Мазурук: "Все в порядке, кроме связи, аэродром раскис, поэтому боимся, что своими силами не взлетим. Просим ваш самолет".
Отвечал Шмидт: "Самолет пошлем. Постарайтесь сделать две вещи: обязательно сшейте ремень, чтобы передатчик работал, второе- вы давно не давали своих координат, пользуйтесь каждым просветом, чтобы определиться, иначе вас будет трудно найти".
У нас пасмурно, тепло -4оС.
-Какой ветер? - спросил Молоков.
-С носу, - ответил Ритсланд, -а сторону света не знаю.
Зашел Папанин, рассказал, что ночью видели чистика. Итого две жизни на полюсе пуночка и чистик.
Федоров начал определение силы тяжести. Дело на десяток часов. Ширшову надоело ждать лебедку от Мазурука и он приспособил нарты под лебедку. Хочет с ними добраться до 1000 м.
Альтиметр ушел под землю- будет погода.
Жуков плачется: "Ой, до чего водки хочется!"
Рассказывает про полюс:
-Предупредил всех за 20 минут, потом сообщил. Определил по счислению и проконтролировал сомнерами. Затем выбрали поле, сели. Сразу провел определение, на всякий случай беря 3 меридиана -Рудольфа, Гринвича и произвольный. Результаты сошлись. 89о52". Просидели 33 часа и спать не хотелось. Через пару часов установили связь с вами. Вылетели по СУКу, затем увидели. Сейчас при сличении секстана с точным федоровским теодолитом оказалось, что мой врет на 8 минут. Т.е. мы сидели точно на полюсе. Это пока предположение, кое нужно будет проверить- проверив прибор в Москве.
Послушав Мазурука в полночь, Шмидт пригласил меня сыграть в шахматы. Он переехал в белую папанинскую палатку. Сыграли две партии: первую (белыми) я выиграл, вторую, зевнув коня, проиграл.
-Хоть случайно, но выиграл, - говорит Шмидт.
Получил радиограмму от Зины, ответ Фариха. Передал молнию о птицах и Мазуруке, статью Папанина.
Стромилов страдает от желания связаться с коротковолновиками. Слышит Англию, Америку, Гавайские острова, кто-то зовет Австралию- у нас слышно.

-Сегодня , видимо, перешагнули 89 параллель, - сказал Шмидт.
-По счислению? - спросил я. Все засмеялись.
Шмидт обсуждал с папанинцами их жратву. Указал им, что всего достаточно. По его совету они взяли дополнительно ящики сухарей и сахара.
Сходили с Шевелевым в последний раз за 89о посрать в районе полюса, когда-то еще придется!
Выпросил у Папанина зубную щетку, у Алексеева немного порошку, почистил зубы и почувствовал себя другим человеком.
3 ч. утра. Заходил сейчас Федоров проверять хронометр. Возится с силой тяжести.

4 июня.
Широта- 88о58" (на 11 ночи).
Получил от Леопольда сообщение- очерк напечатан, статья Ритсланда тоже. Янсон сообщает Шмидту, что выделен ледокол "Садко", будет готов к 10-му. Привезет все заказанное.
Сегодня Федоров закончил определение силы тяжести. Потратил два дня непрерывного наблюдения за маятником по 12 часов в день. Ничего работка!
Наиболее крупным событием явилась первая гидрологическая станция. Утром Ширшов утащил свою нарту к трещине, пустил барометры на 300, 500, 750 и 1000 м., начали вытаскивать, вытащили два- на втором почтальон застрял. Петя огорчился, но еще больше было его огорчение, когда он вгляделся в показания первого барометра с горизонта 300 метров.
-Плюс 0,62?? Не может быть, врем термометр!
Следующий его убедил. Не выжимая двух остальных, снова установили вытащенные барометры на 300 и 400 м.
Положительная!!
И так тащили все, затем взяли еще 7 проб с разных горизонтов и под конец пустил на поверхность (1, 10, 25м).
Работали до 3 ночи. Крутили по 50 метров- Папанин, Молоков, Спирин, Машковский, Ивашина, Орлов, Ритсланд, Трояновский, сам Петя, Эзра и я. Я выудил рукой бокоплава- первый рачок северного полюса, затем поймали еще несколько мелконьких. Петя остался взять пробу поверхностного планктона.
Шмидт написал короткую радиограмму в 4 адреса, я- очерк.

5 июня.
Вчера в 19 часов наконец вылез Мазурук. Он заявил, что посоветовавшись с Дагмаровым и Козловым боится, что не сможет найти и при посадке на льдину разобьет машину, а, посему, просит ТБ-3.
Мы начали греть моторы. Запросили координаты. Он дал 88о55" и 95o. Молоков явно выразил свое неудовольствие и недоверие координатам.
В 0 час. к микрофону подошел Водопьянов. Он говорил прямо и честно.
-Слушай, Мазурук. Если лететь к тебе, значит надо оставлять машину на полюсе обязательно. Пойми, еб твою мать, ведь жаль живую машину кидать!
-Лечу! - ответил Мазурук и пропал.
В 5:30 появился снова.
-Моторы прогреты, все готово, сматываем антенну, вылетаем через полчаса. Слушайте нас в воздухе!
Юра и Машковский выложили "Т" из мешков спальных, остальные разметили флажками аэродром, отметили торосы лопатами, установили на всех машинах дежурства с биноклями. Шевелев объясняет, как найти по облакам нас - слева от курса светлая кромка). Все рации лагеря работали, говорили, слушали.
И вот, наконец, сообщение: "Иду на курсе".
Жуков дает ему пеленг, Стромилов слушает, на всех самолетах битком народа.
-Дайте высоту облачности, - просит самолет.
Дали.
Все всматриваются. Шмидт взволнованно ходит по кромке.
-Вижу!! - заорал Трояновский.
Верно, идет! И общее оживление.
Водопьянов немедленно зажег дымовую шашку. Самолет, идущий чуть вбок, завернул к нам.
-Ух, красота! - говорит Водопьянов, - все сейчас будем вместе.
Оживление, разговоры, радость. Весь лагерь в сборе.
-Ух, по черному топится мотор, шурует лопатами- говорит Бассейн.
7:10. Вот уже слышен рокот моторов. Бывшая точка стала черточкой, линией, самолетом.
-А ты, детка, боялась, - говорит Шевелев.
Все смеются.
Развернулся, отлично сел. Радость встречи. Бегает кругами пес.
Немедленно началась разгрузка.

Совещание в палатке.
Присутствовали: Шмидт, Дагмаров, Водопьянов, Молоков, Спирин, Шевелев, Мазурук, Алексеев, Бабушкин, Козлов, Эзра, я.
Шмидт: Вопрос вот в чем. Возможно, что сегодня улетим. Надо быть готовым. Сколько тонн бензина у нас?
Водопьянов: 4700 литров. Должно хватить до Рудольфа.
Молоков: 4100 литров.
Алексеев: 3150 л.
Мазурук: 3400 л.
Шмидт: Итого, 15350 литров. Из которых надо некоторую долю оставить Папанину. Думаю, около 500 литров.
Прошу каждого сказать, сколько он считает до Рудольфа.
Водопьянов: Без плутания и запаса надо лететь 6 часов. С большим риском, но должно хватить. Т.е. 4000 литров. Значит не хватает, но немного. Главный вопрос обсуждения- что делать? Три варианта:
1.Идти всем на Рудольф.
2.Одну машину бросить тут, на трех машинах идти уверенно.
3.Часть машин доходит до Рудольфа, остальные до 85о, садится и ждет.
Мазурук: Не верю литромерам. Надо перекачать в средние баки- будет ясно.
Алексеев: Не думаю, чтобы врали.
Молоков: Я им верю.
Козлов: Я тоже.
Спирин: Делить поровну- на 5 часов 45 минут. При скорости 170 км/ч нужно на 6 часов 15 минут. Следовательно, 4 машины без хорошего попутного ветра не дойдут. Значит, надо оставлять одну. (Водопьянов: "Две!") машины на 85о. Без ветра 190 км/ч не будет, а ветер- сомнительно.
Шмидт: Отсюда пойдем прямо на Рудольф. Через полюс ни к чему. Все 4 корабля разновременно побывали на полюсе. Отсюда до Рудольфа не 1000 км, как Вы считаете, Спирин, а меньше- плюс некоторый запас, разумеется (километров 50- для нашего случая крепкий).
Алексеев: Надо иметь на взлете не более 4200 литров. Иные цифры преуменьшены. Скорость надо считать, как 155км/ч. Следовательно, с прогревом и рулежкой- по 4300 литров.
Шевелев: Совершенно правильно!
Молоков: Неизвестно, сколько остается в баках невыработанного?
Спирин: Не меньше 200 литров.
Шевелев: У каждой машины немного бензина меньше, чем полагается по теоретическому графику. Я считаю, что на каждую машину надо не меньше 4200 литров. Этого хватит на 7 часов с минутами. И с меньшим запасом в воздух выпускать нельзя.
Шмидт: Значит не хватит, значит всем машинам идти до Рудольфа не хватает. Что товарищи предлагают?
Дагмаров: Я за крайнее решение- оставить здесь одну машину. Экспедиция страшно затягивается, погодой мы здесь не владеем. С 85о может поучиться тоже, что и с нами. Погода может затянуться и вся страна будет нервироваться.
Алексеев: При полете сюда полоса самых хороших аэродромов началась между 84о и 85о, дальше ухудшалась, и лишь немного выравнивалась к полюсу. Я за посадку на 85о ,скажем, двух машин и против оставления здесь.
Шмидт: (Читает свои записи о путевых вычислениях).
Спирин: Это было 2 недели назад.
Шмидт: Я думаю, что выбрать аэродром не 84о-86о можно.
Молоков: Если мы не будем считаться со временем, то, безусловно, машины можно посадить там, если ускорить дело- то оставить. Я читаю, что мы можем ждать и идти всеми.
Водопьянов: Этот вариант 85о связан с огромным риском. Может быть, эти места закрыты облаками, ежели пробьемся, все поля кажутся одинаковыми и можно разбить машину. Если идти - то только наверняка, зная погоду там. Мы перегробимся там. Я предлагаю :
1. Оставить здесь машину и идти тремя машинами прямо
2. Если все же лететь, то вызвать с Рудольфа на помощь машину ( Р-5) и посадить метеостанцией. А так идти глупо.
Бабушкин: Конечно, поля там есть. Однако, их могло поломать и штормом. Водопьянов прав: не зная погоды, лететь туда очень рискованно. Надо вызвать Р-5. Он это сделает совершенно спокойно. Я за то, чтобы самолеты отсюда забрать, принять все меры.
Шевелев: Наиболее существенное соображение Дагмарова, но сейчас после вашего опыта успокоятся, привыкнут понемногу. Остальные соображения- не существенны. Совершенно ясно- надо выслать туда разведку. На 85о он нам должен будет привезти около 3000 литров, да сам иметь еще 4000 литров. Закачка 7000 литров потребует (учтите, что к приходу самолетов будет заправлено в бидоны 2000 литров) 7-8 часов.
Молоков: 4 часа.
Шевелев: Следовательно, на все про все нам нужна погода на 16-18 часов. Вырваться можно будет быстро.
Шмидт: Мы никогда не брали подряда на короткую экспедицию. Страна вовсе не думает, что это можно сделать скоро. Но чего страна хочет, чтобы тот большой успех был продолжен в том же стиле. Если мы выкинем машину- никто нас не осудит, но это минус. Мы должны показать, что наша страна настолько уверенно владеет Арктикой, что не только достигает полюса, но и умеет сохранить материальную часть. Тем паче, что на лыжах мы вернуться уже почти не успеем. Ледокол с колесами будет готов к 10-му числу. "Садко" добираться до Амдермы надо 5-7 дней, до Зфи- столько же, плюс (в обоих случаях) полундра, выгрузка. Следовательно длительность операции все равно обеспечена.
Так или иначе, мы, видимо, весь июнь сидим на Рудольфе. Время есть. Риск? Да. Но посмотрите -все садились хорошо. Особых трудностей не было. Может быть хорошего льда и не было, но при поисках льдину, видимо, найти можно. Есть известный риск, как во всякой арктической операции. А было бы весьма красиво и для страны полезно (а, кстати, миллион -есть миллион), если все машины вернутся. Итак- идем все, часть садится. Сколько?
Дагмаров: Лучше две машины, чтобы остальные дошли уверенно.
Спирин: Ежели одна подломается- вторая поможет.
Козлов: Только при хорошей погоде. Если облачность- поломка гарантирована.
Шмидт: Если Дзердзеевский скажет, что на всем пути ясно- верить можно, но разведка не помешает, и поможет. Прошу обсудить - надо ли его сажать?
Козлов: Искать его будет трудно.
Алексеев: Сажать не стоит.
Молоков: Тоже- пусть скажет погоду, состояние льдов. Иначе- лишняя морока.
Шевелев: Если у Дзердзеевского будет неуверенность- обязательно послать. Сажать ли - если погода отличная- не сажать, если неровня- сажать, но не связывать выбором аэродрома.
Все согласны?
Шмидт: Вылететь ему надо при все обстоятельствах. Пусть летит - это дает больше уверенности, только какие же машины куда идут?
Алексеев: Я делаю заявку на сидение.
Шевелев: У кого бензина меньше, тот и садится. Следовательно, 169 и 172.
Шмидт: И опыт уже есть. (смех).
Мазурук: Я - солдат. Прикажут- сяду.
Шмидт: Есть приглашение пойти спать.

Запросили Дзердзеевского о погоде- прогноз неважный. Посылает на разведку Р-5.
-Я думаю, лететь все-таки можно, - говорит Спирин.
-Нет, - ответил Шмидт, - нас никто не торопит. Незачем излишне рисковать, раз мы так блестяще сделали операцию, не надо усложнять без нужды.
-Когда рапорт?
-Я думаю, когда будем улетать. Иначе получится, что все дело было в Мазуруке.

-Отто Юльевич, кому принадлежит полюс?
-Море- тому, у кого сильнейший флот, полюс- у кого сильнейшая авиация.

Папанинцы собрали лебедку (снял Ширшова и Папанина за монтажом), мы раскапываем лунку.

6 июня.
Ранним днем в палатку влез Лешка. Он держал в руках птичку- пеночку. Она испуганно мотала головой.
-Вот представитель фауны полюса, - торжествующе заявил Лешка.
-Ты чего чужих кур воруешь? - раздался за стеной крик Папанина.
-А ты их не распускай по всему полюсу, - обиженно ответил Ритсланд.
С трудом протиснувшись, Папанин влез в палатку и забрал полярного кенаря.
Папанинцы усиленным темпом монтируют лебедки, дабы успеть смерить глубину океана.
Так и не успели!
Вечером погодка у нас улучшилась. Появилось солнце. Немедленно сели на Дзердзеевского. Он сказал, что по трассе мы, очевидно, проскочим, но на Рудольфе заряды, и что делается на 85о- он не гарантирует.
-Греть моторы!!
Началось!
-Василий Сергеевич, палатку сматывать?
-Погоди пока.
Грели. В 12 ночи получили второй прогноз- более удовлетворительный. Крузе, сидящий на 85о, давал облачность высотой 1200 метров, отличную видимость.
Шмидт и командиры сели писать рапорт.
Я начал сматывать палатки.
-Погоди, - сказал Молоков, - оставим ее Папанину, да выгрузи из плоскости им все пикули и соусы.
Кроме того, оставили чайник, кое-какую посуду.
Оставляем Папанину литры драгоценного бензина, сами грабим Мазурука и Алексеева.
На площадке перед главной палаткой готовились к митингу. Трояновский устанавливал аппаратуру.
-В какой стороне митинг удобнее для съемки? - спросил Шмидт.
Кое-где уже вертелись моторы. Ширшов заряжал винтовки. Холодно, ветер, то разрывы и солнце. Бежит Папанин с парабеллумом, Кренкель с наганом.
-Всех на митинг, у машин по одному человеку! - приказывал Водопьянов.
Митинг состоялся у черной палатки в 2 ч. утра, моторы заведены. Солнце. Люди с винтовками.
Открыл митинг Шмидт, стоя на нартах. Говорил об успешном окончании первого этапа операции и начале этапа непосредственно дрейфующей станции. Потом говорил Папанин. Зачитали правительственный рапорт от экспедиции. Приняли единогласно. Под троекратный залп Кренкель поднял на одну мачту государственный флаг СССР, на другую- потрет Сталина. Потом с обнаженными головами все участники экспедиции пропели "Интернационал". Митинг окончен.
-Лететь!! - скомандовал Шмидт.
Все кинулись к машинам. Моторы уже вертелись, быстро закончили последние приготовления.
Папанинцы, взволнованные, бегали от машины к машине. Стромилов и Шевелев неслись с запасными теплыми вещами, выпрашивали еще. Носился пес Веселый.
Папанин подошел ко мне:
-Зайди, Лазарь, ко мне домой и, в случае чего, как товарищ напиши прямо- не трать зря денег.
-Брось, Митрич!
-Да это я так... Вот возьми негативы, отпечатай обязательно.

-Следи, Лазарь, за домом, сообщай, помогай. Если жены будут нам писать, что "Правда" заботится- во-о-от такие статьи будем посылать, - говорит Эрнст.
-А "Говорит Полюс" пришлешь?
-Обязательно.

-Да, вот эту статейку ты уж последний раз своим почерком, Константиныч, написал. Дальше сами будем марать, - волнуется Папанин.

Шмидт стоит в стороне, смотрит задумчиво вдаль. Лицо его строгое и грустное. Улетаем!
К нему подходят папанинцы- обнимают, целуют, прощаются, благодарят.
-Вот рапорт, - говорит Шмидт Кренкелю, - передайте, когда мы улетим.
-Пора! - машет из люка Водопьянов.
Шмидт, подняв прощально руку, уходит в самолет. Папанинцы раскачивают хвост -я снимаю.
Ревут моторы. Н-170 идет на старт, бежит и быстро отрывается. За ним незаметно для нас, отрывается Мазурук.
Я и Трояновский стоим, снимаем папанинцев. Эрнст потрясает чьим-то добытым примусом.
Снимаю, снимаю без счета. Опустевший лагерь. Стоят палатки. По ветру развевается красный флаг и портрет Сталина.
Молоков без нас выруливает на старт. Мы обнимаемся, целуемся, лезем в самолет. Он продолжает рулить на старт.
Папанинцы стоят возле молчаливой группой. Я стою на зыбком трапе.
-Эх, - кричит Папанин, бежит ко мне, мы снова крепко целуемся. Он очень сильно взволнован.
-Не забывай, Лазарь, друзей, - кричит он мне и вдруг спрашивает: -а щеточка где?!
-У Жени! -отвечаю я уже из дверей сквозь рокот.
Молоков дает газ, быстро отрываемся. С воздуха виден лагерь, одинокие маленькие фигуры, бегущий самолет Алексеева. Грустно!!
Последние координаты лагеря перед отлетом: 88о50" 25оW Взлет наш- 3 часа 37 минут утра.

ПОЛЕТ.
3:37
Быстро взлетели. Болтануло. Маленький лагерек. Вот взлетает Алексеев.
3:42
Легли на курс.
3:50
Несколько минут назад пробив облака, потеряли флагмана. Искали, смотрели в бинокли, потом махнули рукой, легли на курс. Идем над облаками, солнце. Внизу облака с редкими разрывами, в них виден сильно взломанный лед, поля редки.
4:15
Услышал флагмана. Он спросил, как я его слышу, ответил- плохо. "А я вас хорошо" (Шмидт) "Теперь и я лучше" и пропал. Высота 1250 м., скорость воздуха 180 км/ч. Марк снимает из рубки облака.
Алеша берет высоту солнца, наблюдает лед в окна Сейчас их, кстати, нет. Ведет Молоков. Температура -5оС. Бугристое море с темными подпалинами и впадинами. Впереди нас и чуть выше идет Мазурук (так нам сначала казалось, а оказалось- это Водопьянов).
4:30
Идет оживленный разговор по лучу.
169: У нас все в порядке. Через 5 минут буду брать высоту солнца.
170: Хорошо. У нас все в порядке.
Лешка совсем вылез в верхний люк с биноклем. Внизу по-прежнему ни одного окна, а под солнцем прямо -вспенившееся море, огромные валы.
4:39
Наконец, окна. Видны поля с торосами, разводья.
4:40
Лешка пеленгует. Впереди ясно. Я вызвал флагмана, спросил -слышит ли он меня. Не ответили.
4:45
"Н-169! Говорит флагман. Слышу вас хорошо!". Внизу- все то же. Трояновский поранил руки об пружину прибора. Завязали бинтами. Сейчас доволен. Концом обмотки пальца протирает фильтр, как тряпкой. Сделал и я несколько снимков в полете- облаков и флагмана под солнцем (с фильтром 9/200). Облака- форменный прибой в Ялте.
4:55
"169-ый, отвечайте 172-му. Прием"- (голос Шевелева) Повторил два раза- 169-й молчит.
5:00
Высота 1400м., Скорость воздуха 150 км/ч, Скорость путевая 210 км/ч, темп. -8оС.
Большие просветы, поля, бессчетно перечерченные линиями торосов. Много замерзших трещин, разводья, полыньи- очень много, встречаются затянутые матово-молочным ледком.
5:10
Опять все в обращениях по рации.
-Леша! Какая у нас примерно широта? В зоне идем уже?
-Да.
5:20
Высота 1800 м, скор. возд.150, облака и солнце. У Марка в аппарате осталось 9 метров пленки.
5:35
Высота 1850 м, Внизу совершенно ровные облака.
-Алло, алло, вызываю самолет 169. Отвечайте 172-му, мне нужна с вами связь.
-Вызываю флагмана, это 172-й!
-Говорите, флагман, говорите!
-Говорит 172-ой, не могу договориться с 169-м, попробуйте его настроить на меня!
-Говорит 170-й, 169-й -отвечайте, 169-й! Хочу говорить с вами. Говорит Шмидт. Отвечайте! (затем опять и опять повторяет. Безуспешно)
И наконец, глухой ответ:
-Флагман, флагман, говорит 169-й, слышу хорошо. Понял. Алло, 172-й, говорите!
-Говорит 172-й, 169-й- держите с нами постоянную связь!
5:45
Высота 2000 м., скор. воздуха 150 км/ч, темп. -11оС. Лешка пробует радиокомпас. В кабину вошел Молоков. Покурил.
-Нас не вызвали? - спросил он меня.
-Нет.
-Красота- идти за флагманом. А какая машина- вышел, покурил, а обычно - в три погибели, поссать даже нельзя.
Лешка доложил о работе компаса. Молоков просиял.
-Солнце может закрыться, - сказал он- компас уже указывает Рудольф.
5:55
Высота 2000 м., скорость возд. 160км/ч. Мутные, туманистые облака.
Лешка подслушал разговор флагмана с Р-5 (Крузе)- запрашивали погоду. На Рудольфе- ясно. Лешка откинулся из люка.
-Тут, идут за нами.
-172-й вызывает 169-й, отвечайте! Стромилов, запросите погоду у Крузе!
-Володя кипятит чай и готовит бутерброды.
-Алло, флагман, Говорит 172-й, есть ли у вас погода от Крузе?
-Говорит флагман. Пока нет. Срок- через 3 минуты. Я приказал Иванову узнать результаты у Рудольфа или подслушать, когда в 6:00 Крузе будет говорить с Рудольфом.
6:12
- Говорит флагман. 172-ой, отвечайте. Удалось подслушать только частично. Крузе сказал: облачность слоисто-кучевая, высота 1200 м., больше подслушать не удалось.
-Благодарю, все понял!
-Говорит 169, какие координаты Крузе?
-Говорит 172-й, он сидит на 84o52" и 60o00"W.
6:20
Высота 1950 м, скорость воздуха 160 км/ч, температура -9оС. Внизу показались, наконец, просветы: битый лед, много трещин, полыньи, мелкие льдины.
-Садиться плохо- говорит Лешка.
На облаках ореольная тень самолета. Лешка, воспользовавшись окном, быстро промеряет путевую скорость- 165км/ч. Холодновато.
-Говорит 170-й, 169-й- ответьте, сколько у вас горючего?
-Говорит 169-й, 2100 литров. А у вас, флагман, ответьте 169-му.
-Говорит 170-ый, сейчас узнаю.
6:30
Опять все под облаками. Мутное все вокруг.
6:50
Высота 2000 м., скорость 150 км/ч, координаты 84о40".
-Говорит флагман, 172-ой- отвечаю на вызов, слушаю вас!
-Это 172-ой, говорит Шевелев. У 169-го бензина хватит - я приказал им идти на Рудольф, буду садиться сам.
-Это Шмидт. Понял. Очень жалею, что вы, Марк Иванович, вынуждены сесть, но решение ваше совершенно правильное, одобряю.
-Говорит 169-ый, у нас горючего 1800 л. (говорит очень торопливо)
7:05
- Говорит 172-ой, пробиваю облачность. Высота 1500 м.
-170 на связи, вас понял, слышу, продолжайте информировать.
-Это 172-й, высота 1400м., еще не подошли к облачности.
7:07
- 172-й на связи. Высота 1350... 1300..1280.. 1270.... 1250.. Ничего не видно. Туман. Ничего.. ничего... (Стало очень плохо слышно) Высота 1015...1020... (опять шумы, трески, ничего понять нельзя).
7:17
169-ая зовет флагмана. Трижды и не может вызвать.
7:24
Просветы. Изредка поля, но больше мелко битого вдребезги льда. Где тут сядет 172-я - непонятно.
7:29
С востока огромным заливом впадает в облака чистая поверхность моря. Все вдребезги. Через минуту- опять сплошные облака.
7:45
-Говорит 169-й, ответьте флагман, у меня горючего на 2 ч. 20 минут. Сообщите счисление, место.
-Это 170-ый, повторите!
-169 на связи, повторяю (опять тот же вопрос и добавляет свои координаты на 7ч 27м. - 84о25")
-Это 170-ый, Большое расхождение с нами. Кто прав- не знаю. Но горючего у вас должно хватить в любом случае.
-Говорит 169-й, сообщите нам ваши координаты.
-Сообщаю, наши координаты на 7:30 = 8..... (не слышно, треск)
Лешка говорит наши на 7:30 - 83о52".
8:10
Виден мелко-битый лед. Высота 1500 м., скор. воздуха 180 км/ч, темп. -9оС.
Сделал несколько снимков льда, Мазурука впереди нас и над нами.
8:15
Лешка замерял Рудольф.
-На связи 170-ый, смотрите вперед, остров!
Облачности почти нет, внизу мелкобитый лед.
8:35
Высота 1500, скорость возд. 170 км/ч. Мы над Рудольфом. Он весь закрыт облаками. А кругом- чисто. На куполе облачный столб. Внизу виден "У-2". Просвечивает зимовка.
Кружимся над островом. Снимаем во всю, ч т.ч. айсберги и сбросы глетчера.
8:51
Сели на склоне- мягко, точно (альтиметр показал 300) и поехали в гору.
Последние координаты 88о50" 25оW Были на курсе 4 часа 53 минуты, расстояние 946 км.


ПОРУЧЕНИЯ ПАПАНИНЦЕВ
1. Передавать московские новости (Эрнст)
2. Отпечатать женам снимки.
3. Поговорить с Мехлисом о квартире (Папанин)
4. Отправлять жен в театры (Эрнст)
5. Сделать альбом вырезок из газет (Эрнст)
6. Шефство театра.
7. Утихомирить управдома (Папанин).

Книги в сети. Анонсы и ссылки

СообщениеДобавлено: 07 Июнь 2011 19:34
Bills Bons
Экспедиция Папанина на Северный полюс. Часть 6. 1937 г.

Аннотация:
Прилет на Рудольф. Головин и Крузе летят на выручку Алексеева. Все в сборе на о. Рудольфа. Совещание командиров. Митинг при получении известий из Москвы о деле Тухачевского. Вылет с Рудольфа. Посадка, встреча на ледоколе "Садко". Рукопись Ритсланда.

Тетрадь Љ12 06.06.37-27.06.37

о. Рудольф.


6 июня.
Выйдя из самолета увидели подбегающих зимовщиков. Поздравили друг друга.
-Эх, жаль Алексеев не пошел, - сказал Водопьянов.
-Он бы дошел, у нас ушло 2400, - ответил Молоков.
Все всё время шли на высотном газе, аж моторы едва не захлебнулись.
Шмидт сразу, как мальчик, бегом побежал в домик позвонить- нет ли связи с Алексеевым. Вернулся.
-Нет пока.
Подошел Головин. Это он летал на "У-2".
-Моя машина полностью заправлена, - сказал он Шмидту. - Могу лететь.
-Сколько бензина вы сможете им уделить- спросил Шмидт.
-1000 кг.
-Очень хорошо. Готовьтесь! Штурманом пойдет Ритсланд. Согласны?
Алеша сжался.
-Понимаю, вам неудобно. А мне, как начальнику управления - удобно. Я вам приказываю лететь. Все в порядке?
Подошел Либин.
-Поздравляю вас!
-Спасибо. Взаимно. Не будь вас- не было бы и этого дела.
-Пойдем в самолет, - позвал меня Молоков.- Разольем на радостях бутылочку коньячку.
Через несколько минут уже ехали на вездеходе. Всё вокруг мы встречали радостными возгласами. Как родным вещам обрадовались камням, собачнику, зимовке.
Вход зимовки украшен флажками, на мачте- флаги. Шмидт сразу побежал в рубку. Связь с самолетом Алексеева была уже установлена, с Крузе уже потеряна.
Шевелев сообщал, что очень долго искали льдину, нашли, сели отлично мастерски. Поздравляет нас и просит не беспокоиться. Шмидт горячо поздравил его.
-Сейчас ложимся спать- сказал Шевелев.
-Спокойных сновидений!
Пошли с столу. Либин поднял тост за успех дела. Затем наш стол - за оставшуюся четверку.
И спать. Проснувшись, узнали, что готова баня. Вымылись с редким удовольствием.
Погода держала Головина на привязи. Не мог вылететь.
Ночью зашел к Мазуруку. Сидят, пьют спирт. Выпил. Днем же Шмидт угостил коньяком и московскими трюфелями.

7 июня.
Каждые 2--3 часа идет регулярная связь с Н-172. Погода у них переменная, у нас- плохая. Сейчас идет дождь.
Днем Отто Юльевич предложил мне сыграть в шахматы. Я проиграл слона, затем и партию. Вечером слушали концерт из Москвы для нас.
Ночью разговаривали с Шевелевым. Настроение у них отличное, бодрое. Шевелев- за кока ("в предыдущий строк не мог подойти- борщ выкипал").
-Вы всегда вылазите с опозданием, - говорит Жуков, - Давайте сверим часы: так и есть, Ваши на 35 секунд сзади.
-Сейчас просим подойти Дагмарова по срочному делу.
Тот спал, прибежал в кальсонах, как угорелый.
-Мы восхищены концертом, горячо благодарим. Со своей стороны хотим принять в нем посильное участие- слушайте.
И из репродуктора понеслись пискливые хоровые звуки "песни 27 дивизии". Гомерический хохот! Дагмаров был совершенно обескуражен.
Свой адрес они дают точно и исчерпывающе: Северное полярное море, льдина Љ 3, дом 172. Они правы- эта третья по счету льдина, на которой они сидят. Правда Шмидт изменил адрес: Северный Ледовитый океан. Поправку они приняли.
Придравшись к случаю, мы подсчитывали, сколько же было всего льдин.
-Самолеты экспедиции сидели на 8 льдинах, - резюмировал Шмидт. - У-2, Р-6, два раза Р-5, Мазурук, Алексеев две и наша -лагерная. Посадок же на лед было 12.
-И оказалось- не страшно.
-Да.
-Отто Юльевич, - вмешался Либин, - разрешите предложить идею брать станции (мерить глубины, брать пробы) с самолета? Ведь он легко достигнет и 85о, или в ином месте- иных мест.
-Что же, можно.

На всякий случай к полету готовится и наша машина. Все механики всех машин- на аэродроме, смотрят моторы. Головинский экипаж и ночует там.
Шмидт запросил информацию о возможности посадки в Амдерме и Нарьян-Маре. Ответили, что в Амдерме возможна на озерах, в Нарьян-Маре -нет. Запросили еще Варнек.
Координаты Н-172 на 17:00 83o47' и 61o20'E.
-Отто Юльевич, есть ли земли Санникова и Андреева?
-Андреева уверен, что нет, Санникова- возможно, но мало вероятно. Возможно также, что есть земля между Зфи и Северной.
-Через три месяца будем снимать Папанина?
-Не думаю. Вероятно, дрейф уменьшится. Хотя общая циркуляция вод Северного Ледовитого океана нам еще не ясна.

Любопытно, что по наблюдениям Федорова вращения льдины почти не заметно.
С разрешения Шмидта запустили самолетную рацию. я передал очерк о митинге и обратный путь (550 слов), совещании командиров в палатке (130), текущую радиограмму (103), очерк "Вода океана"(380) и очерк "Над полюсом" (625).

8 июня.
Днем погода начала улучшаться, на льдине было плохо. Сейчас, в 18 часов у нас - просветы, купол открывается, Головин греется. У них на 17 часов -облачность- высота 600м, видимость- 20 км, температура = -2о. Их дрейф- 9 миль в сутки к N, координаты 83o54' и 61oE
В 15 часов, наконец, установили связь с Крузе. Он сидит на прямой, идущей от нас через Алексеева. Очнь удобно. Когда Головин вылетит и мы дадим ему зону- Крузе сразу сможет по ней лететь. Связь с ним была нарушена, т.к. отказал "бристоль". Их дрейф- 10 миль в сутки к N.
Когда мы говорили с Жуковым, то предложили ему передать Крузе, что в 18 часов вызовем.
-Хорошо, - ответил Жуков и мы в репродуктор услышали: "Алло, алло, вызываю самолет Крузе. Настраивайтесь..."
-Ну и Арктика, - засмеялся Дзердзеевский.

Днем сыграл со Шмидтом в шахматы. Он начал гамбитом Эванса. Я отказался принять и потом напер изо всех сил. Разгром! И вдруг, тронув ладью, обнаружил, что ходить ей нельзя- мат в один ход.
-Проиграл. Правила жесткие. Но хочу отыграться.
-Согласен.
Я партию выиграл Таким образом- ничья.

Чувствую сильную усталость от недосыпа.
В 18 часов Крузе сообщил:
-Сейчас запускаем мотор. Дайте зону.
Дали зону "Д". Каждые полчаса слушаем. Начинаем готовиться к приему.
19:20. Над зимовкой прогудел самолет Головина- все-таки взлетел! Он лег на курс. Как же он взлетел: купол в тумане, низкая облачность. Но на курсе горизонт светел.
19:35 Говорит Н-172:
-Алло, Рудольф. Пять минут назад над нами прошел Крузе. Встречайте его через 45 минут. Как с Головиным?
-Головин вылетел к вам. Ждите. Связывайтесь.
-Алло, алло, самолет Головина, отвечайте. С вами говорит самолет Алексеева..
-Ух, здорово! - восхитился Водопьянов.
В рубке тесно. Симка следит за Головиным, Богданов- за Крузе.
-Крузе летит! - вдруг закричал Водопьянов.
Все выскочили. Он подходит высоко, осторожно и далеко от нас садится.
Подруливает. Выходят Крузе, Рубинштейн и Чернышев. Последний немедленно бросается чехлить Шмидт обнимает Крузе, здоровается с остальными. Они рассказывают:
-Вылетели 5 июня вечером. Сели. Жили в палатке. Видели медведя- самого северного. Стреляли- ну ушел.
-Обиделся и побледнел. Весь такой белый-белый стал. - поясняет Рубинштейн (Крузе зовет его борт-Швейком).
Связь прервалась из-за порчи "бристоля". Починили, наладили. Нас все время слушали (по шестому закону Маркони- кто слушает, тот услышит). Питались папанинским харчем.. Вылетели к вам в 18:35. Летели 2 ч. 15 минут. Дорогой встретили Головина, а затем сильнейший заряд.

Когда мы стояли еще на аэродроме, Жуков сообщил по телефону, что видят Головина. В 20:40 он закружил над ними, а в 20:44 сел. Молодец Алеша!
В 10 ч. вечера Шевелев передал мне короткую радиограмму: оба экипажа качают бензин, наливают в бидоны, солдат-мотором как лебедкой подымают на плоскость и переливают в баки. В 11 ч. вечера он информировал Шмидта, что работа закончена и Головин готов к вылету. На ТБ-3 греют моторы.
-Ждем, - ответил Шмидт.
В 12 ночи Шевелев сказал: в 23:34 Головин вылетел. У них моторы прогреты, сейчас расчехлят, соберут вещи и полетят.
Замечательно!

Симка лежит на кровати спит Хозяйство наружу.
-Убери свои вещи, - посоветовал ему Дагмаров, разбудив.
Симка внимательно осмотрел беспорядок.
-Это не вещь, а консервы! - сонно пробормотал он и повернулся на другой бок.

В 12:40 мы в рубке услышали:
-Иду на посадку.
Выскочили. Р-6 над головой. Сел в 12:48. Вылезли.
-Вылетят следом. Льдина отличная, там все в порядке. Мы хотели их подождать- нет, говорят, летите.
Ждем. Маяк все время дает зону. Непрерывно. В рубке оживленно и весело. Во всю идут разговоры об обратном пути. День действительно замечательный. Умный подхалим замелил:
-Отто Юльевич играет в шахматы и всю операцию проделал, как на доске.
Наконец, слышим:
-Подходим, видим остров. Пишите радиограмму в "Правду" (идет текст). Готовьте баню, ужин.
В 2:10 сели на куполе. Шмидт с сотоварищи поехали туда. Я сел писать. Сейчас уже 6 утра- буду писать до вечера. Ох!


9 июня 3:30 утра.
Совещание командиров.

Шмидт: Надо обсудить дальнейший план. Мы пока еще не знаем, надо ли и сколько оставить здесь машин для Папанина. Это будет зависеть от многих обстоятельств. Я запросил . Завтра будет ясно. Пока же нужно готовить все машины.
Основные грузы готовить к погружению на "Садко" утром 9-го. Готовность "Садко" - 10-го. Товарищи работают хорошо.
Какие виды отлета? В Амдерме сесть на лыжах можно, на Нарьян-Маре -нельзя, в Варнеке, видимо, можно (оглашает телеграммы, из которых следует, что лучше всего сесть в Амдерме). Что скажет Дзердзеевский?
Дзердзеевский: Сегодня- завтра в Амдерме будет потепление до +5. Дальше циклон и после него некоторое похолодание. Это будет через двое-трое суток. Проскочить до него нельзя. После- более или менее. Но будет ли тогда аэродром- я, конечно, не знаю.
Алексеев: Какие именно места они предлагают в Амдерме?
Шмидт: Озеро Тояндо, а также Лагуну.
Алексеев: А что делается на Мат. Шаре? Может быть он является нам более удачным пунктом? Лед там может держаться.
Шмидт: Или его может вынести. Кроме того, добраться до Мат. Шара ледоколу труднее, чем до Амдермы.
Дзердзеевский: Матшар сообщает, что лед без перемен. Выходной дает лед в проливе 4-5 баллов. Кромка несколько отодвинулась в пролив.
Водопьянов: Запросить и считать запасным. На Амдерму, я думаю, можно рассчитывать еще дней 10. Ну прогнется лед в лагуне- не важно.
Шевелев: Матшар иметь в виду на случай, если погода закроет Амдерму. Тогда пересидим в Матшаре и полетим дальше. Мне кажется- надо дать задание Фарину разведать для "Садко" лед в Юшаре.
Шмидт: Итак: при первой погоде вылетаем в Амдерму. Нам больше нравится лагуна. Так?
Следующее: Нам нужно переждать погоду и все кончить за два дня.
Бабушкин: Сколько горючего брать?
Водопьянов: По 6 тонн. Вполне хватит и то с большим запасом. Больше не нужно, да и нельзя оставлять здешний аэродром без горючего.
(Выясняется, сколько всего бензина на Рудольфе)
Шмидт: Выясняем точно. Заправлять все машины сразу. Заливать ориентировочно по 6 тонн. Поручить руководство Водопьянову, помощником ему- Крузе. Все пока. Значит- так.
Головин: Р 6 тоже заправлять?
Шмидт: Учесть. Пока не заправлять.

9 июня.
Уснуть удалось лишь в 11:30 утра. Писал всю ночь. Написал очерк о вчерашнем дне "Большой день" (850 слов), статью Козлова "Аэродром Северного полюса" (480 слов), статью Головина о вчерашнем полете "Нормальный полет" (300 слов).
Весь народ на аэродроме: качают бензин, смотрят моторы.
Спал 4 часа- потом разбудили. Ходил вялый. Молоков рассказывает, что у Сергея половое бессилие: двумя руками не может от живота отжать.
Вечером сел с Шевелевым писать его статью. Получается неплохо. Заодно написал статью Бабушкина "Часы и дни" (530 слов).
Вчера снимал прилет и встречу Крузе и Головина.

10 июня.
Утром в кают-компании зашел разговор о трансарктической линии.
-Что ж, это дело вполне реальное! - заявил Отто Юльевич. - Его можно себе представить довольно быстро осуществимым.
-А ночью?
-Что же, что ночь? Мы уже сейчас кое-где летаем в полярную ночь. Я представляю себе так: мы проводим ночные полеты на линии- скажем- на каком-нибудь участке Енисея. На этом деле готовим кадры, оборудование, машины. И затем, набрав необходимый опыт, приступаем к решению основной задачи. Через 3 года круглогодичная работа линии через полюс будет решена.
-Так долго? - заинтересовался Головин.
-Это немного. Вспомните, как осваивалась Арктика! Тут нельзя прыгать. В 1929 г. мы начали планомерное изучение севера. Через 3 года- в 1932 году- прошел "Сибиряков". Понадобилось 3 года предварительной работы. В 1937 году мы завоевали полюс. Опять ряд лет. Так и тут. Мне представляется, что оборудовать линию будет сравнительно несложно. Маяк на Рудольфе есть, надо будет поставить маяк на американской стороне, обучить пилотов слепому вождению и посадке. Пеленговать можно с Желания и, скажем, с Гренландии. Интерес к такой линии, бесспорно, будет громадный. Ведь до сих пор решена проблема полетов только из Америки в Европу, а из Европы в Америку сколько ни пытались наладить- не могут. И если нам удастся решить эту задачу, притом кратчайшим путем- через полюс- то сделаем очень крупное дело.

Сегодня экипажи закончили заливку всех машин и всю подготовку. Вечером Отто Юльевич получил ответ правительства на свой вопрос- оставлять ли здесь машины или чесать всем сразу.
Одну машину предложено оставить здесь, остальным идти любым путем по усмотрению Шмидта.
Вечером Шмидт собрал совещание командиров. Решили оставить самолет Мазурука (Р-5 и У-2). Илья явно недоволен.
-Я солдат, прикажут- выполню.
Затем совсем было собрались лететь, но Дзердзеевский в очень решительных тонах заявил, что лететь нельзя: на трассе сплошная облачность, земли нигде не видать, сворачивать некуда, сильный встречный ветер и, в довершение всего, Амдерма тоже закрыта.
-При возвращении нужно соблюдать максимальную осторожность- сказал Шмидт. - Иначе, можем испортить все неплохо выполненное дело. Рисковать без нужды- нет смысла.
Постановили отменить. "За" полет был только Водопьянов. Не терпится! Дабы не задерживать операцию, "Садко" предложили выйти в море и ждать указаний на маршруте у о. Колчуева.

Затем остались на совещание у Шмидта Шевелев, Водопьянов, Дагмаров. Обсуждали состав остающихся. Решили оставить еще одного пилота. Вызвали Орлова. Тот отказался- жена рожает. Вызвали Козлова- тот вынужден был согласиться. Ходил потом потерянный.
В 2 ч. ночи нас несколько человек спешно отправили на аэродром крепить машины. Ожидался сильный штормовой ветер. Крепили бочками с бензином. Мельников приладил к бочкам трос с крюками и трактор, как репку, выдергивал бочку из слежавшегося снега и втаскивал на сани. Вернулись в 6 утра.

11 июня.
Сразу к наушникам. Узнали страшную весть о предательстве Тухачевского и других. Сидели сначала, как оглушенные, потом отошли. Сегодня- суд. Приговор ясен- восемью врагами будет меньше на земле.
Вечером написал подвал "На полюсе (отрывки из дневника)". 1700 слов. Шевелев говорил с Амдермой по прямому проводу.

12 июня.
Почти весь день спал. Устал вообще очень. Днем было солнце, сейчас- пурга.
Митинг.
Открывает Дагмаров.
Шмидт:
Весть, которая не может не поразить. Лица, которые всем известны, оказались шпионами, продают нашу родину те, кто должен быть защитником родины. На первый взгляд поражает.
Мы еще не знаем подробностей, как и чем купили их фашисты. Но несомненно общая почва- люди не верили в победу строительства социализма. Да и не очень эти подробности интересны. Важны политические выводы из этого дела. Исключительно прав т. Сталин, когда говорит, что противодействие врагов по мере наших успехов будет усиливаться. И учил нас максимальной бдительности.
Враг именно ввиду нашей силы не останавливается ни перед чем. Враги идут на любые средства, чтобы купить, как-то подпортить. И первый наш вывод- абсолютная правота т. Сталина. Второй вывод: это не удалось. Вся эта тонкая игра раскрывается. Таким образом, т. Ежов и его работники раскрыли ряд очень тонких преступлений. Следовательно, не только наша армия самая сильная, но по-видимому, у нас и самая сильная организация разведки. Т.е. маскировались они по последнему слову фашистской шпионской техники и мы все же оказались сильнее. Технически сильнее, не говоря уже о политической близости, кровности ее с нами. У нас это делают не продажные люди, а высокоидейные, лучшие товарищи.
Несомненно у всех при этом известии защемило на душе. Как это- в нашей Красной Армии, которую мы так любим? Неужели эти люди в случае войны могли привести нас к поражению? И да и нет! т. Сталин на последнем пленуме предупреждал о недооценке вреда врагов. Вред от Тухачевского мог быть очень большим. Но, с другой стороны- они ведь раскрыты. Они были чужеродными на теле Красной Армии, нетипичными для нее.
Вспоминая их, видишь сейчас, что никогда они не были достойными членами партии. вывод на чистую воду именно этих людей не случаен. Здесь дело не только в технике разведки, но в огромном росте всей Кр.Армии, в ее необычайно здоровом механизме, в исключительной политической сознательности бойцов армии.
Могли ли они привести к поражению нашу страну? Нет. Победа дается не личными качествами Тухачевского, а всей мощью страны, всей ее политической и материальной силой, не надо думать, что вся наша судьба зависела от них. Они могли предать очень много жизней, но изменить хода истории не могли.
Сейчас, освободившись от них, наша армия станет еще мощнее и монолитнее. Везде в стране настроение злобы и презрения к этим людям, уверенности в своей Кр. Армии, преданности родине, правительству, партии.
Измена родине, измена государству трудящихся, продать родину- это значит продать всех ее людей. Омерзение и ненависть!
Никакого уныния быть не может. Жизнь у нас растет, смахивается не массы, а отдельные людишки. Кому же верить? Верить можно, но не слепо, а с открытыми глазами.
Единственное средство спасти себя от этой чесотки- еще теснее ряды вокруг партии, сталинского знамени, которое ярче и ярче развевается надо всем миром.
Мы- один из маленьких отрядов нашей страны, посланных на далекий север- присоединяем свой голос к голосу страны.
Гинкин:
Фашизм протянул щупальца во все страны и- особенно- к нам, где они видят свою могилу. Гитлер и Троцкий руководят этими щупальцами. Они- в Ленинграде, в промышленности, в командных верхах. Пролетарский суд лишил их званий. Для них одно звание- хамелеонов, паразитов, предателей, изменников. А в замен- расстрел. Мы поддерживаем решение суда.
Спирин:
Первое впечатление- ошеломляющее. Сначала просто поразило. Несомненно- с большим ростом страны враг будет пытаться как можно глубже подрезать корни.
Приняты все меры, пущены в ход все средства, чтобы сразить страну. Это свидетельствует о мощи СССР, враг понял, что нас голыми руками не возьмешь. Такую армию, которая может противопоставить себя не только любой армии мира, но и блоку армий. Она надолго заставила умолкнуть врага на Дальнем Востоке, ярко демонстрировала свою мощь и боевую подготовку на маневрах, наша авиация доказывает свое превосходство, и враг, обеспокоенный ее ростом, пустил в ход заговор.
Боеспособность, мощь нашей армии от предательства не пострадает. Наоборот, она еще больше окрепнет, повысит свою огнеупорность. Это заставляет еще больше учиться, повышать боевую подготовку. Пожелаем успехов наркомвнудельцам.
Либин:
Мы недоумеваем, что еще этим людям было надо:
Голос экспедиции будет очень громким. Он противопоставит все лучшее, все хорошее кучки этих людей. Не могут они изменить ход истории.
От имени всего коллектива зимовщиков острова Руд, мы обещаем еще более сплоченно работать.
Молоков.
Заговор продажных шкур, которые хотели залить кровью наиболее преданных сынов родины- но не удалось! Посмотрите , какую тонкую сеть они плели! И насколько тоньше оказалась работа Ежова!
Чтобы быть начеку- мы должны повысить свой уровень, чтобы могли разобраться всегда и везде. Приветствуем приговор и наше большое спасибо т. Ежову.
Дагмаров:
Все выступления показали, что со всеми предателями у нас один разговор- расправа. Политический смысл нашего митинга- где бы ни находился граждане страны советов, они сплочены вокруг знамени родины, Сталина. Это мы постараемся выразить в своей резолюции.
Резолюция. Голосование.

13 июня.
Шмидт продолжает ставшие уже традиционными занятия по разбору отдельных операций.
На очереди разбор полета 169 машины. Она пришла со всеми, дошла до полюса, экипаж стойко преодолел трудности и соединился с остальными. Недостатки- потерял связь с флагманом, сел дальше, чем остальные, сводок не было, трудности были. Пойдем по этапам.
Первый этап. Взлет-кромка.
Мазурук:
Очень рад разбору. Перед взлетом на совещании командиров кораблей был разработан детальный план полета к полюсу. Я должен был взлететь вторым. Наш самолет стоял ниже всех, подниматься в гору. Некоторое замедление вышло у нас с прогревом моторов. Затем трактор взял на буксир. Троса были из кусков- рвались. Непродуманность буксировки сказалась на четкости вылета. Закипел один мотор.
Таким образом, пока выбрались наверх- за это время уже взлетели 171 и 172. Через 35 минут взлетели и мы. Легли на курс, вышли в равносигнальную зону и я на повышенной скорости пошел вперед, читая, что остальные впереди. Аккуратов несколько раз пытался установить связь с кораблями- но безрезультатно. Рудольф сказал нам, что на флагмане не работает луч. У меня и в мыслях не было, что они крутятся, ожидая меня.
Козлов:
Я совершенно не знал, как и все остальные вторые пилоты, как будет развиваться операция. Я интересовался, каков будет порядок взлета. Мазурук не знал. Шевелев мне сказал, что около кромки будем ожидать.
-Обязательно?
-Обязательно!
Взлетев, я пялил глаза, как мог- но никого не увидел. Решили идти по курсу, все время озираясь.
Аккуратов:
После взлета и установления правильного направления пытался связаться. Условия о месте встречи я не знал. Диксон мне сказал, что они должны быть впереди, но подтверждения не получил. Попросил через Диксон, чтобы флагман вышел на связь.
Шмидт: Можно считать совершенно установленным, что 169 машина шла впереди остальных?
Аккуратов: Да, мы прошли полюс в 4:59.
Ритсланд: Мы- в 5:48.
Жуков: Мы- в 5:53.
Шевелев: Значит, Козлов не довел до сведения Мазурука об условии ждать у кромки.
Шмидт: А был ли вообще обусловлен сход всех машин?
Шевелев: На Диксоне сидели радисты, слушая каждый самолет. и немедленно сообщали все Рудольфу, а тот давал маякам. Крузе, вернувшись, сообщил, что под облаками болтает. Тогда Молоков, опасаясь за поломку на перегруженной машине, обошел все самолеты и предупредил, что круга делать не будет и будет ждать у облачности.
Шмидт: Как вышло, что 172 вылетела раньше?
Алексеев: Тракторов было всего два. Я считал, что смогу взлететь сам. Я попросил у Молокова разрешения взлететь первым тому, кто первый будет готов. Он разрешил. Когда я уходил, то у 169 еще один мотор стоял, и если бы я ждал, что затянул бы всю операцию на час.
Крузе: Разведка выяснила, что облачность кончается за 84о. Вернувшись, я посоветовал не ходить в трепатне, а встретиться у кромки, и предупредил всех командиров.
Спирин: Вы вышли в зону до конца облачности?
Мазурук: После.
Все: Ну тогда все ясно, вы вышли много правее.
Шмидт: Обстановка вылета ясна. Мало было организации. В будущих экспедициях техникой выпуска должен заниматься кто-то на земле. Нам нужен крепкий комендант обязательно.
Спирин: (рисует кто где кого ждал)
Мазурук и Козлов: (смотрят на рисунок, считают, что так и было)
Шевелев: Было сказано всем совершенно ясно: будем ждать у кромки. Через 15 минут после кружения мы дали радиограмму, что ждем у кромки облачности, через 5 минут маяк это уже передавал в эфир.
Шмидт: Другой раз мы больше самолеты выпускать без специального радиста не будем.
II этап. Путь до полюса.
Мазурук: Все старание было направлено, чтобы идти туда, куда нам надлежит. Шли по СУКу. Наскребли 2000 метров. До самого полюса все трое были в наушниках и слушали маяк. В 4:57 были над полюсом. Линия Соммера легла параллельно курсу.
Шмидт: Что вам докладывал Рудольф о связи с флагманом? И сообщали ли вы что-нибудь флагману?
Мазурук: 1. Ничего. 2. Ничего. Бывало часто, что Аккуратов был занят, тогда передача пропадала.
Шмидт: Говорили потом об этом Аккуратову?
Мазурук: Нет.
Козлов: Один раз была связь с РМ через Диксон. Мы жали за ним и просили уменьшить скорость. РМ ответил, что уменьшает. А оказывается, мы были впереди.
Шмидт: Сколько вы передали и получили радиограмм?
Аккуратов: Передавал 4-5 раз, принимал 2-3 раза, об остальных кораблях ни слова.
Шевелев: Все услышали вам 2 раза. Однажды вызывали вас в условленный вами срок сразу в 3 передатчика: Рудольф, Диксон и мы. (Шевелев зачитывает выдержки из радиожурнала- все сообщения, безрезультатные обращения в РК и прочее).
Шмидт: Так передавали или не передавали? Почему вас не слышали? Ни с вашей стороны, ни со стороны командира не было проявлено необходимой энергии для связи с флагманом. Вы даже квитанций не дожидались.
Мазурук: Мне непонятно, почему Аккуратов стесняется здесь признаться, что сплоховал, почему упирается и не хочет признаться в своей слабой квалификации.
III этап. Полюс-поворот.
Мазурук: Аккуратов сообщил: под нами полюс. Я решил - лучше пройти полюс для верности еще на 10 минут и там повернуть. Там строго повернули на 90о, шел так 10 минут. Искал вас до выработки половины горючего, затем сел. Сели за полюсом.
Козлов: Искали льдину. Примерно 20 минут.
Аккуратов: Зная свою скорость, я заранее предупредил Мазурука, что через полчаса будет полюс. Дошли. Я был в этом твердо убежден. Пытались сделать коробочку, включили РСПК- не реагировал.
Дагмаров: Ни у кого не было уверенности, что мы точно на полюсе. Аккуратов сказал мне- через 1 ч.40мин. будем над полюсом. Через полчаса подошел и сказал- через 28 минут будем на полюсе. Не ладится.
Козлов: Это смущает и нас.
Мазурук: Поэтому и решили садиться.
Шмидт: Абсолютно правильно, хотя вы оказались и довольно точно над полюсом.
Мазурук: Нет, мы были далеко за полюсом и потом вернулись к нему.
Шмидт: И на обратном пути ваши цифры тоже расходились почти на градус со Спириным. Т.е. правильно, что сели и что искали нас.
Водопьянов: Мазурук не прав, считая, что надо было себя перестраховать. Зачем? Услышав слова штурмана "полюс" и не зная его так, как знал его Дагмаров (реплика из зала "Дагмаров и то не узнал"- смех)- садился бы сразу.
Шевелев: Самое остроумное было бы дойти до полюса и, зная, что радионавигация не работает - сесть. Такое распоряжение было дано- но не принято. Ведь и Молокову я тоже говорил. Так, как Ритсланд вывел в точно в лоб- бывает один раз в жизни!
Шмидт: И то в жизни Ритсланда (смех).

Шмидт: Будем ли мы подробно разбирать, что они там делали? Я думаю, поговорим только о связи.
Аккуратов: Сели, вытащили аварийный агрегат, запустили. Стали передавать свои координаты, все здоровы, самолет цел. Никто не принял. И только 28 ответил Диксон, что он нас слышит.
Шмидт: Ваша оценка?
Аккуратов: Связь была отвратительная. Почему? Из-за моей слабой квалификации.
Шмидт: Заявляли вы об этом раньше?
Аккуратов: Да, Шевелеву.
Шевелев: Вы говорили, что подогнали.
Водопьянов: Мне еще в Нарьян-Маре говорил, что учишься и знаешь хорошо.
Жуков: Все время мы получали сообщения, что у вас все живы, а координат не было.
Шмидт: И при том не в сроки.
Дагмаров: Хорошо, что давали часто, что все живы, бодры. Это всех интересовало.
Шмидт: Да, один раз.
Дагмаров: Долго готовились к пуску и поэтому давали не в сроки.
Шмидт: Следовательно надо было еще подождать, иначе неэффективная трата сил, изнашивание аппаратуры. Ваши заряды пропали даром.
Дагмаров: Я хочу отметить, что Аккуратов достоин всякой похвалы за свою старательность и добросовестность.
Шмидт: Это вы рано резюмируете.
Алексеев: Знание радио- это в 1 очередь знание техники, а во вторую лишь- знание азбуки Морзе.
Шевелев: По сравнению с другими кораблями, 169 был обеспечен много лучше- 3 самостоятельных рации с самостоятельным питанием. При нормальном употреблении связь должна была быть обязательно. Здесь были на лицо и слабое знание техники и опупение.
Ритсланд: В установлении связи большой ошибкой было, что мало использовали передвижку.
Козлов: Сколько рук открутили!
Алексеев: В сроки крутить надо!
Шмидт: Подведем итоги. Коллектив оказался в положении самой жесткой пробы из всех. И хотя были у них трудности, но они эти испытания выдерживали. И на этой льдине вели себя по-советски, не сдали, задание выполнили, общая оценка положительная.
Ошибки: Основная- недооценка роли радио. Это ошибка руководства. В таких экспедиционных условиях надо иметь выделенного радиста.. Второе- для штурмана радио- совершенно обязательно. Тут нам надо еще очень много поработать. Хорошо бы , если и весь экипаж знал бы радио. Современный командир самолета должен очень многое знать. Как правило, они знают хорошо моторы, но надо знать и радио. Корабль товарищи в общем вели правильно. Ничего плохого нет, что они нас поискали немного. Всех случаев в Арктике не предвидишь- но стараться надо (смех).

14 июня.
Днем механики уехали на аэродром. Был великолепный день, но ничего из этого не вышло. По трассе- херово.
Темин прислал радиограмму. На "Садко" корме него еще 12 корреспондентов, в т. ч. Экслер и Розенфельд. Шмидта страшно возмутила бессмысленная трата государственных средств.
Весь день не работал, читал, спал и почувствовал себя на 7-м небе (безоблачном и преотличной видимости). Несколько раз разговаривали с Амдермой. Аэродромчик там неважный, но никому не хочется сидеть на Рудольфе.

15 июня.
Встали в 4 утра. В 5 выехали на аэродром. Тепло прощались с зимовщиками. Заказал статью Либину, Богданову (радиообслуживание экспедиции) и Стромилову. Приехали- все моторы уже вертелись. Низкая облачность, туман.
В домике Шмидт и Шевелев инструктируют командиров, Спирин- штурманов.
9 часов утра. Выходим. Шмидт очень тепло попрощается с Либиным, горячо благодарит его.
Водопьянов идет на взлет и со 2-го раза взлетает.
Чешем мы. Бежим, кажется- чуть ли не неделю. Добежали до моря (как тогда, на полюс) и больше 60 не даем. Зарулили обратно, закипели два мотора. Алексеев погнал, набрал скорость, а мы и Павел на дороге...Пришлось тоже остаться.
Вызвали трактора. Тем временем флагман ходил, ходил над облаками, не зная, что делать. Лететь без нас почел неудобным и через 1 час 40 мин. пробил облачность и сел нагруженный.
Мы тем временем вырулили с помощью двух тракторов, стронувших нас с места обратно в гору. Туда же тащили и Головина.
Купол затянуло туманом. На флагмане у Шмидта совещание. Решили все равно лететь. Первым выпустить Головина, затем нас, Алексеева, Водопьянова.
У нас чинили мотор, у Водопьянова тоже. Так дело подошло к 16:00. Мазурук слетал на У-2 : облачность тонкая, к югу погоды навалом.
Стали трогаться- никак. Подошел Водопьянов.
-Знаешь, Вася, я думаю в такую погоду нельзя взлетать. Самому ничего, а как на других посмотрел- страшно.
Молоков, улыбаясь, соглашается с ним:
-Я тоже так думаю.
Страшно усталые, мы задремали кто где. Лешка лег поперек штурманской рубки, Молоков и Орлов уснули в пилотских креслах сидя, я залез под бензобак. Спали часа два.
Маленько прояснилось. Но туман здоровый, видимость не больше пары км. Головин еще не был готов, но Молоков пошел на взлет.
19:55 - Зарулили на взлет.
19:59 - Уже в воздухе, идем в облаках. Муть внизу и вверху.
20:05 - Уже над облаками. Высота 500, кружим над морем. Сквозь дырку в мутную пелену просвечивает море и битый лед.
20:13 - Показался Водопьянов и флагман вызывает нас.
20:17 - Еще один.
20:30 -Выше нас еще тонкий слой облаков, но не сплошной. Кружим долго. Легли курсом на юг.
21:00 - Из тумана выезжают островами белые вершины островов, одни- как блины, другие- сахарные головы, третьи- не поймешь что. Высота 1250м, скорость воздуха 165 км/ч
21:05 - Слева под нами красивые зубчатые уступы острова Грилля. Вздымается зубчатыми коронами. хребта. Снял его несколько раз. Кусками пирога бархатные кружева тумана на стенах и черная тень от солнца.
21:20 - Мимо над облаками - один остров за другим. То плоские, то гористые, то вдруг высовываются вершины гор. Мы идем справа от флагмана, Алексеев - слева. Облака плотные, белые, ровные, как сливки. Потом пористые, пенистые.
21:25 - Чуть слева конусообразный высоченный остров Бергауза, низ гофрированный оголен, верх- снежный, срезан ножом. Над ним дымок тумана, как вулкан. Снимаю лыжу, а затем его. Здесь небосклон без облаков, внизу- ровный покров не то льда, не то острова. Затем опять облака. Снова без них- темнеет вода пролива -и дальше видны опять облака.
21:30 - Справа зубчатые башни того самого острова Галля, который видел на пути к Рудольфу. В воду пролива впаяны куски пиленого сахара- айсберги. Высота 1500, скорость 160 км/ч.
21:40 -Прём над морем. Только что прошел последний остров. Под нами Баренцево море. Кружевной, вдребезги битый лед, мелкий-мелкий, изредка в нем блины овальных небольших льдин. Через минуту все закрыло туманом, как надерганной ватой. Сквозь нее то видится, то угадывается море.
22:00 - Вошел В.С. Молоков
-Какая путевая?
-201 (Лешка)
В.С. доволен- чертит мне пальцем.
Сплошные чуть неровные облака. Лешка пеленгует мыс Желания
22:20- 172-я машина запрашивает у флагмана погоду Матшара. Флагман отвечает. Затем спрашивает нас, как дела. Отвечаю - все в порядке. Маленькое окошко. Где-то далеко внизу- полынья, вокруг лед.
Слева- Головин, справа -Алексеев, он нас немного обгоняет.
Молоков просит узнать погоду впереди.
22:25 - Прошу погоду впереди. Говорит флагман: "В Матшаре все ясно. У меня все в порядке. У вас, надеюсь, тоже."
Снял 172-ую в воздухе над нами. Облака по-прежнему несплошные.
22:40 - 172: -Почему не работает маяк на Рудольфе.
я: -Сейчас выясню. Подождите 2 минуты.
171: - 172-ая, сообщите погоду Матшара.
172: - Ясно. Не мешайте мне работать с флагманом.
171: -Спасибо, умолкаю.
170: -Маяк работает.
172: -Спасибо.
23:00 - Прошу у флагмана погоду впереди. Вызывал его 3 раза- не отвечает. Леша показывает на белую полосу впереди- бережок! Через 45 минут должна быть Новая Земля.
23:10 - 172-я просит сообщить погоду в Амдерме. 170-ая сообщает. Страшно громко. Ни хрена понять не могу. Высота 1700м., скорость воздуха 160 км/ч.
На корабле -сон. Спят в плоскостях Фрутецкий, Брезин, Фадеев. Лукич шамает.
Над нами слой перистых облаков- полоса быстро проходила. Внизу, как и раньше, все закрыто. Соседние самолеты на фоне облаков кажутся недвижно парящими. Облачность стала неровной, бугристой, валами- гигантскими скалами.
23:25 - В дырявом сите облаков темнеет чистая вода. Льда не видно. Скорость воздуха 160, высота 1800. Гористый берег виден ясно, залит солнцем. Увидев землю, Головин рванулся вперед.
23:40 - Прошу погоды Амдермы. Только я кончил- то же попросил Алексеев. Молчат.
-Самолет Молокова. Говорит самолет Алексеева. Попробуйте вы.
Пробую. Наконец, зовем оба. Ничего.
23:45 - Берег и горы Новой Земли встают и начинаются прямо из облаков. Они закрывают весь низ земли. Ледник открыт, по бокам- бугры.
23:50 - Пересекаем линию видимого берега. Туман и облака набежали на него, как волны прибоя. Пришли точно в расчетное время. Высота 1950, скорость воздуха 160.
23:55 - Флагман вылез в эфир, но как только мы его позвали- пропал.
00:00- Идем на Новой Землей. Облаков нету. Все изрыто горами. Высота 1900. Сверху горы кажутся холмами, расставленными в самом диком беспорядке: острые, тупые, отдельные вершины и гребни, пики и созвездья. Фантасмагория. Все заснежены, лишь изредка чернеют обветренные склоны (сделал 5-6 снимков).
Под нами спина ледника, гладкая, ровная.
-Вот, где хорошо садиться, - говорит Молоков и показывает рукой, как хорошо.
00:10. - Высота 2 тысячи м., Скорость воздуха -160.
172-ой вызвал флагмана мощным передатчиком и запросил погоду впереди. Тот ответил.
-Амдерма : облачность 800м., ветер 9 баллов, видимость 10 км. Вайгач- облачность 300м., видимость 5 км.
Я поблагодарил 172-й за бесплатное подслушивание мной погоды.
00:20- Подходим к восточному берегу Новой Земли. Он лежит перед нами исполинскими морщинистыми складками, почти бесснежными.
Сделал 5 снимков черной земли. Моторы на левом плане, вдали пролив. Экспозиция с фильтром 9/100 и 9/60.
Земля лежит наспех сложенными обгорелыми караваями черного хлеба, лишь кое-где в складках осталась мука. Часты узенькие вытянутые заливчики, покрытые льдом. По сути дела, это- ущелья. Море- открыто, оно бледно-землистого шелкового цвета.
Лешка ведет машину. Я прошу его "вести для промера". Хохот, слышный даже сквозь шум моторов.
00:40 -Высота 1800, скорость воздуха 175 км/ч. Снял 9/60 (с фильтром) Крашенинникова на фоне чистой воды с одним мотором сбоку.
Алексеев безуспешно вызывает флагмана, потом спрашивает меня- пеленгует ли Ритсланд на радиокомпас Амдерму. Я отвечаю- нет. Жуков говорит: "Посоветуйте".
00:45 -Лешка уже возится помаленьку, подворачиваем направо, идем вдоль берега над морем. Он весь изрезан бухтами. Гористый, бугристый. Там и сям в море островки- скалы, скинутые могучей рукой природы с первозданного берега. Море тихое.
01:00- Высота 1350, почему-то быстро снизились. Скорость воздуха 190.
-Юра, почему снизились?
-Там сильный встречный ветер, здесь- слабее.
01:10- Флагман дает погоду: Матшар- ясно, высота облаков 600, видимость 50 км., ветер NNO 3-4 балла. В Амдерме погоды сейчас нет.
01:40- Берег стал ровнее, положе. Алексеев ведет над ним. Высота 1300, Скорость возд.- 170 км/ч.
Флагман дает погоду: Амдерма- кучевая облачность 600 м., заряды, температура -2.
01:50- Справа тянется ровный пологий низкий берег. Даже странно. Море по-прежнему чисто, облаков нет, внизу налево по курсу -гряда.
02:05- Снижаемся. Высота 900. Мимо проносятся жиденькие редкие, вроде легкого тумана, облака. Они идут секциями, слоями.
02:10- Вид на облака- как папиросный дым. Высота 750. Побалтывает.
02:15- Флагман дает погоду. Озерная- облачность 9 баллов..., дальше не слышу: луч- говно.
02:20- Идем под облаками. Болтает. Солнце чуть просвечивает. Море спокойное, недвижимое. Просвечивающее солнце кладет на воду дорожку. Все страшно напоминает большое озеро.
02:30- Высота 800.
-Леша, сколько путевая?
-Хорошая, 102 мили /час. (т.е. 189 км/ч, не так давно два определения дали по 205 км/ч)
Болтанка постепенно уменьшилась.
-Через 16 минут конец Новой Земли.
02:40- Показались широченные Карские ворота, сквозь которые можно просунуть порядочное европейское государство. Пролив открыт- льда совсем нет. Возле бухты Озерной чернеет "Сибиряков", кругом него чистая вода. Вдали столбится белый Вайгач.
02:50- Идем посреди пролива. Ну и широк!!! Болтает. А скучно лететь над водой... Скорость возд.- 190 км/ч.
03:02- Под нами берег Вайгача. Высота 320, скорость 175. Впереди низко нависшая облачность, грозная на вид.
03:07- Высота 200, скорость возд. 180.
03:09- Заходим под облаками, солнца нет, высота 130.
03:18- Флагман передал данные об аэродроме и погоду. Подходим к Юшару. Высота 70 метров, идем в тумане. Ведет Молоков.

17 июня.

Банкет на "Садко". Выступали все.
Молоков, Водопьянов, Чухнов, Алексеев говорят об успехе, о беззаветном мужестве...
Шмидт: Яркое радостное и творческое событие в действительности в том, что мы веление партии выполнили. Сейчас, когда мы видим, что только Советская страна могла осуществить и выполнить такую экспедицию.

20 июня.
Водопьянов:
Ну вот возвратились. Закончили экспедицию. Готовились к ней 2 года- а выполнили за 3 месяца. Главное- хорошая погода, все смогли предусмотреть. Мы старались предусмотреть всё на все случаи. Мы совершенно спокойно летали, покрывая просторы тысячи км. над местами, где посадка невозможна. Но мы были уверены в нашей материальной части. Мы знали, что она нас не подведет. И она не подвела, моторы работали исключительно хорошо.
Теперь мы отдохнем, поднаберемся сил и опять за дело, за полеты, опять в любимую Арктику. Удержать нас на месте не так-то легко. Мы чувствуем огромный долг перед страной и, поднятые по ее заданию, будем работать еще больше и больше. Я уверен, что в недалеком будущем при наличие техники и особенно растущей технологии и растущего человека, не будет существовать никаких трудностей, все будет делаться по плану, по расписанию. Все, что сейчас называется трудностями- потом мы будем просто смеяться на этими трудностями так же, как смеемся сейчас над полетами на высоте 2 метра.
С какими мыслями я возвращался в Москву? Я много думал, куда бы полететь- да ничего не могу пока придумать. Все, что сделали мы, Чкалов и другие- в ближайшем будущем не перекроешь. А просто войдет это в колею, в обыкновенную работу. У нас и замечательно то, что еще вчера было рекордом, сегодня- осуществляется широко и становится будничным явлением.
Рекордом были Сахалинские походы, полеты по Енисею, в прошлом году я пролетел на Зфи, а сейчас- 5 самолетов прошли спокойно и уверенно.
Мы возвращались счастливые, радостные, взволнованные предстоящей встречей. За внимательную заботу в дни экспедиции мы чувствовали себя в неоплатном долгу перед страной.
Выводы. Мы знаем, мы воочию увидели все недостатки и качество оборудования наших машин, снаряжения, которые будут немедленно устранены. Мы приобрели еще больший опыт полетов на север и имеем полное представление о том районе, о котором до сих пор не знал мир. Только нам, нашей технике оказалось под силу осуществить мечту человечества. У нас страна, когда решает чего-либо сделать, бросает на это все, не жалея сил, средств, своей могучей техники, своих сынов, преданных до конца делу партии, готовых сделать все для блага Родины.
На будущее. Надо посадить для окончательного освоения Центрального Полярного Бассейна несколько научных станций- измерять глубины, направления течений, чтобы иметь полное представление. Высадить в разных местах не сложно. Люди будут работать спокойнее и хладнокровнее.
Работа отрядами целиком себя оправдала. Мы и сами многому научились и получили большой опыт. Чтобы сделал 1 солдат? А тут - такая сила! И как мы себя гордо чувствовали, зная, что страна -в случае неудачи -может послать для решения задачи не 4 тяжелых корабля, а десятки - куда угодно- и они выполнят поставленную задачу.

Ритсланд (рукопись, написанная им самим на полюсе).
Наш полет на Северный Полюс.
Долго выжидали хорошую погоду для вылета на полюс. Сделать это сейчас было уже легче, т.к. кроме предполагаемой погоды из синоптических карт, мы имели настоящую погоду на Северном полюсе, которую получали от самолета Водопьянова. Имея только благополучный прогноз погоды и хорошую погоду на полюсе, мы приступили к подготовке самолетов к вылету, несмотря на плохую погоду на о. Рудольф, выслав одновременно самолет П-5 для разведки погоды к полюсу до широты 84о. Вернувшийся из разведки погоды летчик Крузе сообщил, что облачность 400-500 метров высотой и отдельные заряды снегопадов мы будем иметь в начале полета, после чего встретим хорошую погоду. Таким образом, погода позволяла вылететь на полюс, а все остальное у нас было готово уже давно, и мы вылетели в 23:05. Не делая круга, легли на курс по зоне радиомаяка и через 21 минуту вышли уже из-под облачности высотой 500-600 м. на хорошую погоду. После возвращения Крузе хорошая погода значительно придвинулась к о. Рудольфа, и ее мы встретили значительно раньше предполагаемого срока. Прождав на границе хорошей погоды, самолеты Алексеева и Мазурука до 00:34 легли курсом на Север, находясь в зоне радио маяка. Весь полет до посадки у самолета Водопьянова прошел в исключительно благоприятной погоде. Ясное небо, отличная видимость, сравнительно небольшие изменения ветра способствовали точности выбранного и намеченного пути. Исключительно точно выдерживали режим полета все пилоты. Основным прибором, по которому держали намеченный курс был солнечный указатель курса (СУК) или солнечный компас, который, благодаря солнечной погоде, был использован полностью. И в этом полете, так же, как и во всех остальных, СУК показал высокие качества и полную надежность. Неплохо работали и магнитные компаса, правда несколько вяло, но все же рассчитывать на точность их показаний трудно вследствие неизвестного в районе полета магнитного склонения. Не замечено разницы в работе гирополукомпаса, который, казалось, работал так же хорошо, как и в предыдущих полетах. Несколько особо стоят гиромагнитные компасы, занимающие до некоторой степени среднее положение между магнитным компасом и гирополукомпасом. На курсе стоят довольно устойчиво, но как быстро и точно устанавливаются в плоскости магнитного меридиана- сказать после одного-двух полетов очень трудно. Основным методом навигации был выбран метод счисления, и главной задачей являлось постоянное знание ветра и его учет. Что бы экономить время полета, ветер определялся по углу сноса и путевой скорости, измеряемых с помощью оптического аэронавигационного визира. В течение всего полета ветер определялся десять раз, через каждые полчаса и все замеченные изменения в режиме полета учитывались немедленно. Правильность выдерживания заданного курса контролировалась радио маяком, работающим зоной и на пеленг по расписанию, который и благодаря хорошему прохождению волн в данном районе и, в значительной степени благодаря высокому качеству приемной аппаратуры, был слышен до полюса и мог являться вполне надежным средством, контроля боковых уклонений. По секрету слыхал от радиотехника, что он дает несколько форсированную мощность радио маяку, когда самолеты начинают приближаться к полюсу. Не менее действенным средством, нашедшем полное применение в данном полете явилась астро-ориентировка. С помощью таблиц, очень простых и достаточно точных, сделанных для нас инженером астрономом Сергеевым, с которым мы проходили всю тренировку по этой части, в течение пяти (минут куда входили измерения и вычисления высоты солнца) мы получали линию сомнера, уже проложенную на полетной карте. В начале эти линии сомнера ложились, пересекая наш путь и давали возможность судить о нашей путевой скорости, а дальше- они ложились вдоль пути, являясь контролем боковых уклонений. Конечно, желательно было бы иметь линии сомнера, пересекающие путь к моменту подхода к полюсу, чтобы проконтролировать время и подхода и нахождения на полюсе, но для этого нужно было вылетать в другое время, так, чтобы над полюсом быть около 00:00 или 12:00. В нашем случае нужно было бы задержаться с вылетом около 6 часов, чего мы не сделали и совершенно правильно, так как изменение погоды на полюсе в сторону ухудшения наступило уже после нашей посадки у самолета Водопьянова, через 4 часа мы имели там уже сплошную низкую облачность с плохой видимостью Время прохода над полюсом было определено по счислению. В 5 часов 30 минут по данным ветра за время от 5 до 5:30 было определено предрасчетное время прохода над полюсом. В 5:48 было доложено командиру самолета Молокову и объявлено всем участникам полета о нахождении над полюсом- этим крайне труднодоступным, малоизвестным и интересным во многих отношениях местом. Из центра нашей Родины- Москвы, через весь наш север, через недоступные ледовые просторы на самый северный полюс прилетели мощные воздушные корабли Советского Союза, что бы высадить группу своих людей для ведения научной работы на дрейфующей льдине.
Пройдя две минуты за полюс, время необходимое для полной подготовки к изменению направления, легли на курс к севшему самолету Водопьянова и новой советской полярной станции на дрейфующей льдине. Через некоторое время появилось какое-то оживление и среди пилотов и среди других участников полета. Люди задвигались живее, куда-то показывали руками и направляли бинокли. Подходит Шевелев и, показывая вперед и немного слева, просит посмотреть на какую-то точку, напоминающую самолет. Долго не могу поймать ее в бинокль, наконец, нахожу. Даже при рассматривании в бинокль еще трудно сказать с полной уверенностью, что это- самолет. Но вот получаем радиограмму от Кренкеля: "Мы вас видим. Видите ли вы нас?". Дальше сомневаться трудно. Наш самолет, довернув немного влево, пошел прямо к ним. В 06:10 были над самолетом Водопьянова и в 06:24 26 мая после тщательного изучения новой посадочной площадки, примерившись по-Молоковски, благополучно сели. Теперь нам предстоит вернуться обратно на о. Рудольф. Задача уже менее трудная, т.к. будет решаться уже с меньшим числом неизвестных величин. К решению этой задачи сейчас мы и готовимся с полной уверенностью, что выполним до конца задание нашей страны.

Книги в сети. Анонсы и ссылки

СообщениеДобавлено: 07 Июнь 2011 19:36
Bills Bons
Очерки,переданные в "Правду" во время экпедиции Папанина 1937г.,Л.К.Бронтман.

Аннотация:

Четыре очерка, три из них были переданы по радио с о.Рудольфа, четвертый- непосредственно из лагеря на Полюсе. Все напечатаны на первых страницах "Правды".


ТЕТРАДЬ ? 13

ОЧЕРКИ
ДОРОГА К ПОЛЮСУ 1937г.

27 апреля 1937г. Рудольф. отправлено 8-9 мая 1937 г.

НА ЛИНИИ ОГНЯ.

Едва самолеты успели приземлиться, как к ним медленно подползли трактора и оттащили на заранее размеченные места.
Участники экспедиции высыпали на поле и с любопытством осматривали долгожданный аэродром 82 параллели.
Стоял чудесный безоблачный день. Ветер почти стих, ярко светило солнце, рыхлый снег шурша рассыпался под ногами. Весеннее солнце и голубое небо категорически противоречили отсчету термометра, показывающего минус 22 градуса.
Аэродром острова Рудольф расположен на ледяном куполе, возвышающемся на 250 метров над уровнем моря. готовясь к прилету гостей, зимовщики сколотили из бревен и досок просторный домик, поставили его на гигантские сани и трактором отбуксировали к аэродрому. Над домиком- красный флаг и конус, указывающий направление ветра. В домике- мастерская, нары, спальные мешки и телефон, связывающий аэродром с зимовкой, расположенной в 4 километрах на берегу бухты Теплитц. У домика - гусеничные трактора, вездеходы и два ВМЗ (водомаслозаправщика).
Далеко на юге недвижно стынут скалистые мысы острова Карла Александра, блестят остроконечные айсберги и синеет почти свободное ото льда море Королевы Виктории.
-Хороший остров, - убежденно заявил М.И. Шевелев и скомандовал - По машинам! Немедленно начать разгрузку всех самолетов дотла!
Начинался аврал, бесконечный по счету. Стояла глухая ночь, на Большой Земле лишь недавно опустели театры, но здесь нестерпимо светило солнце и люди работали, как звери. Последний раз они спали 36 часов назад, последний раз торопливо ели накануне в полдень, но никто не ушел с аэродрома даже в маленький штабной домик.
Лихорадочными темпами мы выгружали из машин продовольствие, инвентарь, запасные части, снаряжение. Недра наших гигантских самолетов были неисчерпаемы. На снежном поле вырастали горы продуктов, радиостанций, инструментов, оружия, лыж, палаток, всевозможных ящиков, мешков и металлических банок.
Сосредоточенно и быстро работала группа Папанина. Самолеты привезли с собой около трех тонн вещей дрейфующей зимовки. Папанинцы никому не доверяли разгрузку своего имущества. Они ходили от самолета к самолету, бережно принимая на руки банки провианта, трубы палатки, аварийные двигатели, точные приборы. аккумуляторы, запасы меховой одежды.
К 8 часам утра аврал был закончен. Вездеходы и трактора доставили нас на зимовку. Она открылась издали, со склона купола своими небольшими приземистыми зданиями, напоминающими дома степной заимки, и стрелами радиомачт.
У входа в главный дом, согнувшись в низком приветственном поклоне, стоял белый медведь, убитый накануне и целиком замороженный. Он держал в своих лапах обрамленный вышитым полотенцем поднос с хлебом и солью. С могучей шеи медведя свисала толстая железная цепь, заканчивающаяся здоровенным ключом "От полюса".
Столы в кают-компании ломились от яств. Колбасы, ветчина, сало, грудинка, форшмак, паштеты, различные консервы, водка, вина, коньяк. Стены украшены приветственными лозунгами и портретами, во всю ширь перегородки распростерлась стенная газета "Широта 82".
Через полчаса все спали мертвым сном. На всем острове не было ни одного бодрствующего человека. Лишь кок зимовки Курбатов с трудом размыкая свинцовые веки готовил приправы и гарниры к обеду.
Следующий день начался новым авралом. Нужно было заправить все машины горючим. Путь предстоял не малый, тяжелый и опасный- сколько летных часов займет дорога до полюса и обратно никто не знал, и поэтому решено было залить все баки по пробки. В переводе на цифровой язык это значило влить в каждый самолет по 10 000 литров бензина или, другими словами, по 850 ведер.
Это был поистине Сизифов труд. На аэродроме мела пурга. Свирепый ветер больно хлестал лица и заставлял людей пятиться задом. Одетые с головы до ног в меха, мы мерзли, как голые.
Экипажи во главе с командирами кораблей отрывали из-под снега бочки, народом грузили их на тракторные сани и затем катали с саней к самолетам. Дальше начинался самый тяжелый этап: заливка в баки. Все это озеро бензина нужно было перекачать ручным альвейером.
После двенадцати часов непрерывной напряженной работы экипаж самолета Молокова донес Шмидту о выполнении задания. Остальные корабли закончили заливку лишь на следующий день.
Отоспавшись механики немедленно приступили к тщательнейшему осмотру моторов. Они придирчиво проверяли все цилиндры, компрессоры, валы, свечи, трубки, краны, тросы управления.
Повреждений почти не было. Лишь на самолете Н-172 немного деформировался кабан подкоса шасси. Механики Сугробов, Шмандин и Гинкин с помощью зимовщиков Ходеева и Мельникова, проработав 36 часов, привели лыжу в вид первоначальный.
Неугомонный Бассейн, воспользовавшись временным затишьем принялся переделывать систему подогрева моторов, разработав собственную оригинальную схему использования теплового потока лампы. Осторожный и вечно подозрительный Ивашина беспокойно ходил вокруг громадной кучи выгруженных из самолета запасных частей. Часто вздыхая, он старался незаметно всунуть какую-нибудь деталь в самолет, но, застигнутый укоризненным взглядом Молокова, сконфуженно клал деталь на место, продолжая, однако, как лунатик свои виражи над кучей.
Прошел день, другой. За это время папанинцы успели проверить, рассортировать и взвесить свои груды. 25 апреля была объявлена трудовая мобилизация всего населения острова Рудольф.
Грузили имущество Папанина и его друзей. Все вещи были прекрасно упакованы, едва ли не с аптекарской точностью. Каждому самолету полагалось взять по 2350 кн. папанинского груза. И снова в недрах гигантских машин исчезали палатки, приборы, одежда, клиперботы, движки, нарты.
Объемистые банки с продовольствием полюсной станции были распределены равномерно по всем машинам. Во время полета к полюсу один из самолетов мог оказаться в бедственном положении. Тогда папанинские продукты дали бы возможность экипажу бедствующего корабля продержаться до прибытия спасательной группы.
С этой же целью на каждый самолет было погружено по 80 килограмм продовольствия, упакованного в особые парашютные мешки. Увидев товарищей в беде, другие самолеты либо сядут и сразу заберут их со льдины, либо сбросят им на парашюте продукты, если посадка в этот момент будет невозможна.
Открывая воздушную дорогу на северный полюс, руководство экспедиции мобилизовало все силы и средства. На юге архипелага в бухте Тихой зимовало два самолета. 28 апреля Головин вылетел в Тихую. На борту его самолета находились летчики Машковский и Крузе. В тот же день Головин вернулся обратно. За ним летел самолет У-2, пилотируемый Машковским. Крузе остался в Тихой приводить в порядок самолет П-5 и в первый же ясный день перегнал на центральный аэродром Рудольфа и эту машину. Легкие самолеты были немедленно использованы для связи и ближней разведки.
Штурмана и радисты безвылазно сидели у рубках, проверяя работу компасов, указателей курса, составляя графики полета туда и обратно.
Наконец, все было готово к штурму. На аэродроме дикого полярного острова стоял, пригнувшись перед гигантским прыжком, целый воздушный флот: четыре тяжелых четырехмоторных самолета, мощный двухмоторный моноплан и два воздушных автомобиля.
-Назидательное зрелище, - задумчиво произнес О.Ю. Шмидт, осматривая свою воздушную армию. - Если страна сумела выставить здесь, на 82 параллели такую грозную армаду, то что же она сделает при нужде в более южных широтах...
Потянулись мучительные дни ожидания хорошей погоды.
Радист зимовки Василий Богданов лишился сна. С утра он принимал метеорологические сводки советских, европейских и американских станций. Здесь, в маленькой рубке учитывалась погода арктической полосы Советского Союза, ветры Скандинавии и Англии, температуры среднеевропейских стран, метеорологическая обстановка Северной Америки.
Каждодневно синоптик Дзердзеевский сводил воедино разрозненные данные 820-ти станций, анализировал путь и взаимодействие циклонов и антициклонов.
Как на зло, мимо нас ползли бесконечной чехардой только циклоны. Антициклоны, несущие хорошую летную погоду, притаились на северных уступах Канады.
Пурга, туманы, шквалы.



5 мая 1937г. Рудольф. отправлено 19 мая 1937 г.

СБОРЫ.

Еще в воздухе, распознав знакомые контуры острова Рудольфа, Папанин начал волноваться. Едва самолеты коснулись аэродрома- он выпрыгнул из машины и, проваливаясь в глубоком снегу, побежал к встречающим.
-Где брезенты? - кричал он, - куда сгружать вещи? Мы очень торопимся!
Наскоро расцеловавшись с друзьями-зимовщиками, которых он сам привез сюда в прошлом году, Папанин ринулся в атаку на грузы. За ним неслись его верные товарищи.
Мы, грешные, закончив аврал, утомленные двухсуточным бодрствованием, уже давно спали мертвым сном, а папанинцы продолжали свою кипучую деятельность. Они проверили упаковку продуктов, осматривали научную аппаратуру, собирали нарты.
-Мы будем работать до темна, - объявил Папанин.
Один из зимовщиков недоуменно напомнил, что темнота в этих широтах наступил лишь в октябре. Папанин весело поправился: "Ну, до вечера".
Они легли спать в 8 часов утра следующего дня, отстояв на ногах трое суток.
А дальше вновь потянулись дни сумасшедшего темпа. В любой час этих людей можно было видеть за работой. То они сидели на электростанции, заряжаю аккумуляторы полюсного передатчика, то надували клиперботы, испытывая герметичность резиновой оболочки, то везли на собаках к аэродрому какие-нибудь детали. Ни частые шквалы, ни пурга, ни 20-ти градусные морозы не могли охладить их пыла.
Они подвергли генеральной проверке все оборудование и аппаратуру своей дрейфующей станции. В течение двух дней Евгений Федоров терпеливо наблюдал и сличал величину магнитного склонения на острове Рудольфа, экзаменуя точность приборов и методику исследования. Педантично фиксируя отклонения, стрелка компаса отклонялась от истинного направления на север на 26 градусов. Проверяя показания теодолитом и секстаном, он определял астрономическими методами местонахождения острова Рудольфа и удовлетворенно отметил совпадение своих вычислений с утверждением географических карт.
С неменьшей тщательностью была собрана и испытана радиостанция Северного полюса. Варьируя обстановку, Эрнст Кренкель просиживал у аппарата и яркие солнечные ночи и дни, забитые бешенной пургой. Радиостанция работала прекрасно. Кренкель слышал бой часов Спасской башни Кремля, посевные сводки Новосибирска, истеричные выкрики германских радиостанций, фокстроты далекой Бразилии.
Уединившись в механической мастерской, Ширшов переделывал глубоководную лебедку и проверял механизм барометров и подводных вертушек. Тем временем Папанин занялся снаряжением. Вблизи зимовки вырос целый городок палаток дрейфующей полюсной станции: жилая, гидрологическая, продуктовая, палатка-мастерская.
Особо хлопотливой оказалась заготовка керосина- основного топлива полюсного лагеря. Тарой для керосина служили особые резиновые баллоны, емкостью по 48 литров. Для заливки требовалось предварительно отсосать керосин из шланга, после чего он плавно переливался в баллон. И так 60 раз.
-Тьфу! - жаловался после операции Кренкель. - Напился керосину на всю жизнь. Не подходи с папиросой- вспыхну.
Проверив, испытав и рассортировав всё свое хозяйство, папанинцы снова перевезли все вещи на аэродром. Здесь каждый сверток был положен на весы. Взвешивали с предельной точностью, ибо грузоподъемность самолетов была ограничена, и каждый килограмм подвергался строгому учету.
Через неделю после прилета был объявлен аврал по погрузке имущества дрейфующей станции. Все вещи укладывались под непосредственным контролем папанинцев, при их живейшей помощи.
Закончив погрузку одной машины, они немедленно переходили к следующей. К концу дня все девять тонн их груза покоились внутри самолетов.
Папанинцы брали с собой только самое необходимое. Они рассчитывали по прилете на полюса зять кое-что из самолетного инвентаря.
-Сниму шапку и пойду по кораблям,- смеясь говорил Иван Дмитриевич. - Один даст чайник, другой примус, третий- лишнее ведро.
Закончив погрузку, Папанин подошел к Отто Юльевичу и торжественно обещал отдыхать.
Но отдых был весьма своеобразным. Кренкель неутомимо помогал Спирину и штурманам в установке пеленгатора, Ширшов сидел за таблицами и графиками, Папанин хозяйственно разрешал бесчисленные повседневные заботы зимовщиков. Федоров полетел на самолете "У-2" вместе со Спириным и Ивановым контролировать работу радиомаяка. При посадке у острова Столичка у них застыл мотор, и они только на третий день сумели взлететь и вернуться на базу. Проспав шесть часов, Федоров пришел в кают-компанию и просидел там всю ночь, помогая журналистам выпустить первомайский номер стенгазеты "Широта 82-90о".
В один из редких тихих вечеров Папанин исчез. Пришло время ужина, а его все не было. Мы нашли его у домика столярной мастерской. Там, у стены здания, озаренные незаходящим солнцем, развевались три флага: государственный СССР, вымпел ГлавСевМорпути с портретом Шмидта и красный стяг с портретом т. Сталина.
-Вот, - сказал взволнованно Папанин, - С его именем мы шли к северному полюсу и под его знаменем будем там работать сколько хватит сил. Этого знамени мы не осрамим никогда.
Шли дни. Папанинцы работали, помогали другим, нервничали вместе со всеми из-за плохой погоды. В иные вечера Ширшов и Федоров пытались устраивать прогулки на лыжах, но вскоре это им было строжайше запрещено.
-Разве можно поступать так неосмысленно, - журил их Папанин. - Каждый из вас обошелся государству в несколько миллионов рублей. А вдруг кто-нибудь нечаянно сломает руку или ногу? Срыв всей экспедиции!
-Иван Дмитриевич, а я когда вижу ямку- падаю, - оправдывался Ширшов, но под укоризненным взглядом начальника тушевался и конфузливо заключал, - Хорошо, я больше не буду.
Часто они по очереди заходили в комнату участников перелета, жадно слушали неизбывные рассказы летчиков и полярников о различных, кажущихся фантастическими случаях жизни.
-Мы ходим и слушаем по одному, чтобы набраться рассказов на целых год, - пояснял Кренкель.- На полюсе нам пополнять этот запас не придется. А так- на всех хватит.
Иногда за ужином они обсуждали со Шмидтом перспективы своей работы, намечали куда их сможет вынести дрейф льда. Законы дрейфа ледовых массивов центрального полярного бассейна пока неизвестны. Может быть, льды вынесут отважную четверку к берегам Канады, может, Гренландии.
-Эх, - мечтал Папанин, - Хорошо бы нас занесло в район недоступности. Как бы много получила советская наука.
-А не страшно? - спросил, улыбаясь Водопьянов. -Снимать-то оттуда будет трудно.
Папанин приготовился отвечать, но его перебил бортмеханик Гинкин.
-Михаил Васильевич, - сказал он. - Меня сюда направили из военной части. Помню вызвал меня командир и спросил, хочу ли я отправиться в одну большую экспедицию, но предупредил, что ее участники рискуют головой.
Тут я пришел в полное недоумение: что это за место в СССР, где можно голову потерять? Нет такого места!

7 мая 1937г. Рудольф. отправлено 19 мая 1937 г.

ПОЛЕТ ГОЛОВИНА.


Поздним вечером 4 мая сильный ветер разметал тучи и стих. Установилась чудесная солнечная погода. Она дразнила сердца летчиков и полярников, изголодавшихся по ясному небу.
Наступила полночь, но никто не ложился спать. Люди оживленно обсуждали возможности полета эскадры на полюс, строили предположения о ветрах и облаках последних параллелей.
Общее настроение охлаждал лишь синоптик экспедиции Б.Л. Дзердзеевский. По его мнению район северного полюса был закрыт облаками. Следовательно, там сесть нельзя, а раз так, то и лететь нет смысла.
Но ожидание хорошей погоды было слишком длительным, солнце- заманчиво ярким и никто не хотел расстаться с мыслью о полете. Чувствуя общее возбуждение полярников, Отто Юльевич предложил сделать вертикальный разрез атмосферы на самолете "У-2".
Десятки рук помогли механикам стоявшего у зимовки самолета запустить мотор. В кабину сели летчик Машковский и Дзердзеевский. Самолет легко оторвался и пошел ввысь. Было 3 часа 30 минут утра. Через час Машковский подрулил обратно к жилому дому. Впервые в этих широтах самолет достиг высоты 3350 метров. Результаты полета говорили о сравнительно благоприятной метеорологической обстановке на значительном протяжении. И тогда Шмидт распорядился отправить в глубокую разведку к полюсу самолет Головина.
-Ложитесь спать, - сказал Шевелев летчику, - Через полтора часа подъем.
В 6 часов утра, вежливо извиняясь, Шевелев разбудил Головина и его товарищей. Спустя несколько минут, вездеход уже вез их на центральный аэродром.
Пока механики Кекушев и Терентьев прогревали моторы, Головин проверил самолетный груз. Все было на месте.
Залитые под пробки баки вмещали 2350 литров бензина. В крыльях и центре планера покоился полуторамесячный запас продовольствия, палатка, нарты, клипербот, лыжи, фрукты.
Прорезав солнечную тишину, запели моторы. Штурман Волков, механики Кекушев и Терентьев, радист Стромилов заняли свои места. Все они были с головы до ног одеты в меха, на шлемах - темные очки, защищающие глаза от ослепительного снежного сияния.
Головин окинул внимательным взглядом бескрайний горизонт, пожал руку остающимся друзьям и вскарабкался по крылу в кабину.
Подошедший трактор вывел самолет на стартовую линию, летчик дал полный газ, машина медленно двинулась вперед и остановилась. Она была перегружена почти на полторы тонны и снежный наст держал ее цепко и упорно.
Тогда летчик решил стартовать под уклон. Он развернул машину и бросил ее вниз. Стремительно набирая скорость, она покатилась под горку и в 11 часов 23 минуты повисла в воздухе. Красиво развернувшись, Головин пронесся низко над аэродромом, затем пролетел к зимовке, сделал над ней круг и лег на курс.
Через несколько минут самолет "СССР Н-166" исчез на севере.
-По машинам! - раздалась команда Водопьянова. - Ставь лампы!
Все с трепетом ожидали донесений разведчика. Сразу после вылета, Стромилов установил связь с Рудольфом. Шмидт, Шевелев, Спирин почти не покидали радиорубки, читая радиограммы из-под карандаша оператора Богданова. Головин эпически спокойно сообщал о пересечении параллелей. Вот он на 84-ой, 85-ой, 86-ой.
"Погода ясная, видимость хорошая, лед торосистый, много полей" - таково было содержание всех его радиограмм.
Ободренные замечательными вестями, механики тяжелых самолетов в рекордный срок закончили всю подготовку. Один за другим рванулись пропеллеры. Открылись занесенные метровым слоем снега лыжи.
-Отставить! - разнеслась по аэродрому команда. - Полюс закрыт облаками. Головин идет на высоте без единого окна.
На 88-ой широте самолет "Н-166" встретил облачную стену, набрал высоту и пошел над облаками дальше к северу. Вот он уже на рубеже 89 параллели. ДО Северного полюса осталось немногим больше 100 км.
С огромным напряжением все мы следили за блестящим рейсом отважной пятерки. И вместе с чувством искреннего восхищения их храбростью, росла тревога: а хватит ли у них бензина на обратный путь? Шевелев, Водопьянов и Спирин с карандашом в руках высчитывали расход и запас горючего. Получалось в обрез!
-Пусть возвращается, - сказал Шмидт после некоторого колебания. - Мы не можем рисковать их жизнью. Но составьте ее так, чтобы он, если уверен в обратном пути, мог рискнуть дойти до полюса.
Через минуту Богданов выстукивал в эфир:
"1605 RG W4KW N10=h2 msg RG Наберите максимальную высоту посмотрите что впереди и возвращайтесь Рудольф Шевелев".
Головин продолжал полет. В 16 часов 32 минуты от него пришла лаконичная радиограмма:
"Широта 90 под нами полюс но закрыт сплошным слоем облаков пробиться не удалось легли обратный курс Головин".
Все зааплодировали.
Победа! Советские летчики на советском самолете достигли Северного полюса. Они доказали, что могут летать куда угодно, выполняя волю пославшей их страны и своего правительства. Чувство огромной гордости за свою Родину и великого патриотизма наполнило всех участников экспедиции.
Все немедленно кинулись на аэродром. Но сколь переменчива погода Арктики! На купол ледника, где находится главный аэродром, наполз туман. Сначала он был редким, прозрачным, но постепенно плотнел, сгущался, закрыл солнце и скоро уже нельзя было различить самолет в ста шагах. Затем наплыли облака. А на севере, в 10 километрах от острова по-прежнему светило солнце, над зимовкой тумана тоже не было. Заложили костры по углам аэродрома, но все понимали, что в таком тумане самолет благополучно приземлиться не может.
Тогда Шевелев предложил принять Головина на маленькую площадку около зимовки, с которой обычно взлетал "У-2". Иного выхода не было.
Мы быстро разметили границы этого импровизированного аэродрома, выложили посадочное "Т" и приготовили дымовые шашки.
Сообщили Головину план посадки. Но Головина не было, хотя срок его возвращения уже прошел. Самолет все время шел к острову по маяку и вдруг как-то выпрыгнул из ведущей зоны и потерялся. По его сигналам можно было понять, что самолет где-то недалеко и кружит в районе Рудольфа, не в силах найти его из-за облачности и тумана. Горючее в баках было на исходе и положение экипажа могло стать трагическим. Все молча вглядывались в мутный горизонт. На самолете "У-2" на розыски вылетел Мазурук.
-Вот он!! - неистово закричал Ваня Шмандин.
Раздался общий вздох облегчения. С запада низко над открытой водой к острову несся самолет. Он со свистом промчался над домами зимовки и с ходу пошел на посадку.
22 часа 45 минут. Мягко коснувшись снега у буквы "Т", самолет побежал по аэродрому. Неожиданно левый мотор остановился, и машина исчезла за горкой. Все опрометью бросились вперед. Вбежав на горку, мы увидели самолет. Он стоял на самом краю крутого спуска к морю и его лыжи уже передней частью висели в воздухе. Понимаю опасность положения, механики Кекушев и Терентьев на ходу выпрыгнули из машины и вцепившись в стойки шасси пытались затормозить его движение. Если бы самолет продвинулся вперед еще на метр- авария была бы почти неизбежна.
Из кабины самолета вылез Головин. С трудом разминая затекшие руки и ноги, он устало и как-то деревянно поздоровался с восторженно встретившими его товарищами и сразу же прошел под фюзеляж. Отвернув краник бензобака, он долго смотрел на стекавшую вниз тонкую струйку горючего.
-Да, впритык... - тихо сказал он и, обернувшись, пояснил - Мотор-то заглох из-за недостатка горючего. Кекушев лежал у меня в ногах и помпой качал остатки бензина.
Подошел Отто Юльевич. Радостно обняв Головина, он горяча поздравил смелого летчика и его экипаж- первых советских людей, побывавших на полюсе. Головин охотно, но кратко отвечал на вопросы. Видно было, что он очень утомлен непрерывным 11-часовым полетом, усугубленным бессонной ночью.
Для проверки результатов полета Шмидтом была организована комиссия под руководством флаг-штурмана экспедиции И.Т. Спирина в составе штурманов Н.М. Жукова, А.А. Ритсланда, В.И. Аккуратова.
В 6 часов утра комиссия подтвердила результаты полета: Головин, Кекушев, Терентьев, Стромилов и Волков были первыми советскими людьми, побывавшими на Северном полюсе.
В это время могучие трактора "Сталинцы" отвозили самолет "Н-166" на главный аэродром. Механики вновь осмотрели моторы, снова заполнили баки бензином и зачехлили кабины. На следующий день самолет "СССР Н-166" был готов к новому полету.
Северный полюс. отправлено 19 мая 1937 г.

РАЗГОВОР В ПАЛАТКЕ.


Пурга. Свирепый ветер могуче перекатывается по льдине. Небо запорошено колючей снежной пылью. Все обитатели полюса отсиживаются в палатках. Лишь неугомонные папанинцы, нарядившись в штормовые костюмы, молчаливо скалывают ропак у входа в радиорубку.
В палатке тепло и уютно. Мы лежим на спальных мешках и пьем чай. Идут неторопливые разговоры об экспедиции, Москве, самолетах, торосах, продуктах. Летчики лениво делятся воспоминаниями о прошлых полетах, сакраментальными случаями воздушной жизни
-Скоро обратно, - с удовольствием заметил Водопьянов. -Прилетим в Москву, поздороваемся и сразу сяду за подготовку экспедиции по снятию папанинцев. Тоже не маленькое дело. Трудно сейчас сказать- куда и когда их вынесут льды. Может быть, будем снимать их уже осенью, вероятно в т.ч. и это ожидается, но уже сейчас наша экспедиция показала, на каких машинах лучше проделать эту операцию. Надо снаряжать новые машины- скоростные, с большим радиусом действия, вот вроде ильюшинской "ЦКБ -26". Во всяком случае, их можно готовить уже сейчас, оборудовать, снарядить, продумать все усовершенствования для полетов в Арктике. Работы хватит. А ты что будешь делать, Анатолий Дмитриевич?
И сразу все оживились. Водопьянов задел самое заветные мечты пилотов. Разговор стал горячим и напряженным. Люди говорили о своих планах. Отсюда, с полюса, с крыши мира земной шар казался доступнее и интимнее.
-Что ж обо мне говорить, я- моряк, - усмехнулся Алексеев. - Так, наверное, в Карском море и помру. Дадут мне машину и буду летать между Рудольфом и мысом Молотова.
До последнего времени между этими двумя крупнейшими землями никто не плавал. Лишь в 1935 г. сюда проникло высокоширотная экспедиция "Садко". Она обнаружила большое мелководье, остров, названный им. Ушакова, но за пределы 82 параллели практически она не вышла. Работы "Садко" объяснили многое, непонятное ранее в ледовом режиме Карского моря, но все же интереснейший во всех отношениях район изучен, прямо сказать, недостаточно. А от его ледового режима зависит вся ледовая навигационная обстановка Карского моря- труднейшего участка северного морского пути.
-Район действительно очень интересный и малодоступный, - согласился Бабушкин. -Я участвовал в экспедиции "Садко". Почти все время мы шли в тумане. Это помешало полностью обследовать все белое пятно.

Книги в сети. Анонсы и ссылки

СообщениеДобавлено: 07 Июнь 2011 19:39
Bills Bons
Бронтман Лазарь Константинович: другие произведения.Дневник событий 1939-1940 г.

Журнал "Самиздат".

Аннотация:
Старт стратостата "СССР-3" Прокофьева, его падение. Отлет Леваневского, его посещение редакции перед полетом. Пропажа его самолета. Встречи и разговоры с Папаниным, Коккинаки, Беляковым, Байдуковым, Молоковым. Застрелился Прокофьев. Отлет Коккинаки в Америку. Гибель Серова. Гибель Мошковского. Гибель Алексеева. Гибель Хользунова. Открытие ВДНХ. Начало 2-ой мировой войны, война с японцами. Действия в Западной Белоруссии, Эстонии и Польше. Приезд Риббентропа в Москву, пакт с Молотовым. Гибель Супруна. Напряжение с Финляндией, начало войны. Гибель Головина и Пионтковского. Война в Европе.

Тетради Љ 14-15 16.03.39- 18.05.40

16 марта 1939 г.
Старт стратостата "СССР-3".
После многих фальстартов, когда мы уже почти перестали верить в реальность этой затеи, Прокофьев вдруг как-то ночью позвонил мне и сообщил, что вылет разрешен и через несколько часов они летят.
Я, Галин и еще кто-то немедленно поехали туда. С вершины Поклонной горы мы увидели яркое зарево прожекторов, рассекающих ночную тьму. Сомнений не было. Мы мчались туда.
Приехали. Пропуска уже были готовы, привезли с собой свежие номера "Правды". Прокофьева и его экипаж я застал уже на поле. Он взял газеты и засунул их за какой-то прибор в гондоле. Ветер, насколько помню, был слабенький. Гигантский баллон быстро наполнялся.
-Мехлис приедет? - спросил меня Георгий.
-Обещал.
Во время предыдущих стартов Прокофьев разработал систему второго старта, т.е. систему двойных строп, вытягивающихся на полную длину лишь на высоте нескольких десятков или сотен метров. Это позволяло уменьшать при старте высоту всего сооружения. Сие было очень важно, так как каждые несколько десятков метров высоты возносили купол баллона в более высокий слой воздуха, где всегда был ветерок.
Кроме того, была приспособлена особая сетка на баллон, облегчающая наполнение стратостата водородом, придававшая баллону большую неподвижность. Снималась она выдергиванием одной веревки. Сетка неоднократно испытывалась при наполнении судов и неизменно давала хорошие результаты.
А тут вдруг заело. Наполнение закончилось, надо лететь, а сетка не слазит. Послали одного красноармейца на прыгуне посмотреть в чем дело. Он взвился вверх и на высоте 50-60 метров вдруг сиденье под порывом ветра выскользнуло из-под него. Все ахнули. По счастью парень успел уцепиться за одну стропу. Внизу немедленно раскинули и растянули брезент. Но он благополучно спустился.
Послали другого. Какого-то чуваша. Разувшись, он взял в зубы нож и полетел. Забрался наверх, разрезал заклинившую веревку. Опустился вниз. И тут выяснилось, что раскрытый ножу он забыл наверху.
Снова несчастье. Прокофьев рвал и метал. Послали третьего и он привез нож. Георгий долго расспрашивал его - не заметно ли каких-нибудь разрезов, разрывов на оболочке. Все было в порядке.
-Экипаж в гондолу! - приказал стартер.
Они влезли. Началось взвешивание. Прокофьев из окна командовал отлетом, убавлял запас балласта. Наконец, все в прядке. Из люка высовывались Прилуцкий и Семенов. Наш фотограф хотел снять всех троих. Я попросил их соединиться. Они поморщились торопясь, но исполнили просьбу.
Георгий вылез, простился. Мы расцеловались Я ему напомнил о радиограмме в "Правду", передал заранее заготовленный мною текст и текст приветствия.
Уже рассвело.
Раздались обычные команды.
-Дай свободу!
-В полете!
Прокофьев стоял на крышке цилиндрического ствола гондолы, держась за стропы. Под аплодисменты всех стратостат начал подниматься.
-Есть в полете! - крикнул Прокофьев.
Его несло на лесок, по направлению к Москве. Над леском части он вдруг начал немного снижаться, очевидно, попав в какой-то поток. Ребята стравили немного балласта и шар снова пошел вверх.
Я отошел к окошку радиостанции.
-Связь есть! - обрадовано крикнул мне радист.
Шар поднимался. Мы гадали -сколько у него высоты.
-500.
-600.
-700.
-Несет прямо на Москву. Вот москвичи насмотрятся.
Вот они дали воздушный старт. Мы видели, как гондола сразу опустилась вниз и стратостат вытянулся. Что-то он начал снижаться. Потянулся дымок выпускаемого балласта.
-Это он динамического удара, - сказал стоявший рядом начальник ЦВС.
Но шар все снижался, быстрее, быстрее. Почуяв неладное, я стремглав кинулся за ворота, к своей машине. Через мгновение услышал команду Украинского:
-Все к машинам, к стратостату. Аварийку и санитарку срочно!
Вскочив в свою машину, я крикнул шоферу вперед. Он уже, видя в чем дело, держал ее на газу. Мы ринулись впереди всех по шоссе. И вдруг мостик под нами сел. Машина увязла. Остальные потянулись через лес.
А стратостат падал Больше всего я боялся пожара. Выскочив из машины, я побежал по шоссе. Мимо мчался кто-то из знакомых авиаторов. Он чуть притормозил и я на ходу всочил.
Стратостат упал на территории спортивной площадки поселка соседнего завода. Мы проломились скозь толпу. Она наседала. Я прикрикнул на растерянных милиционеров и красноармейцев- они начали оттеснять, заключили кольцо рук.
Оболочка, повиснув на деревьях, медленно оседала. Гондола лежала на боку. Ивовый амортизатор с одной стороны был сбит и смят до тела гондолы. Видимо, удар был весьма солидным. Но укрепленные на гондоле приборы и колбы для взятия проб воздуха не пострадали. Люки были открыты. Заглянув, я увидел, что приборы, вроде, целы. За одним из них я увидел привезенные мною номера "Правды". Они лежали так, как их положил Прокофьев.
Прокофьев лежал на земле, раздетый, без комбинезона, сапоги сняты. Он приподнялся на одной руке и попытался закурить. Возле стоял бледный и растерянный Украинский.
Георгий, увидев меня, знаком подозвал.
-Как ты себя чувствуешь? - кинулся я к нему.
-Ничего, сойдет, жив. Как ребята? Позвони, Лазарь, сейчас же в Кремлевку, пусть пришлют врачей. Скорее!
Мимо меня на руках пронесли Семенова.
-Где телефон? - спросил я милиционеров.
Они мне сказали, что ближайший есть в клубе. Я перемахнул через несколько заборов. Нашел клуб. Он был закрыт на замок. Заглядывая в окна, я увидел в одной комнате телефон. Рядом со мной бежал милиционер. Я высадил стекло и влез. Он за мной.
Я позвонил в Кремлевку. Сообщил что и где. Сообщил в институт Склифосовского. Там только спросили тревожно:
-Живы??
Затем позвонил дежурному по НКВД.
Пока добирался обратно, стратонавтов увезли в заводскую поликлинику. Мы кинулись туда. Врач растерянно и волнуясь сообщил, что их уже отправили в Кремлевку.
-Как их самочувствие?
-Прокофьев ничего.. У него, как будто, все цело. Семенов без сознания. Прилуцкий жалуется на боль в спине- видимо, повреждены позвонки.
Мрачные мы уехали в редакцию. На следующий день (или через день) было опубликовано коротенькое сообщение об аварии.
Через несколько дней я добился разрешения повидать стратонавтов. Приехал в Кремлевку. Встретили они меня радостно. Прокофьев с Прилуцким лежали в одной палате. Прилуцкий мог лежать только на животе, Георгий немного вертелся. Оказалось, что больше всех пострадал Прокофьев. У него были повреждены два позвонка, появилась временная атрофия кишечника, разбита ступня. У остальных- смещены позвонки, треснуты ребра.
Прокофьев расспрашивал меня о подробностях, видимых с земли, затем рассказал:
-Случилось это на высоте 1200 метров. Мы начали падать. Очевидно, при втором старте как-то задели веревку разрывного. Балласт не помогал. Могли бы выброситься с парашютами, но в таком случае стратостат и приборы пострадали был, а так мы до последней минуты задерживали падение и все сохранилось в целости.
Потом зашел к Семенову. Он лежал в отдельной комнате, в довольно мрачном настроении.
-Боли сильные, - сказал он. - Больше меня беспокоит, что не смогу летать. Врач говорит, что повреждения серьезные.
Я рассказал ему о разговоре с Прокофьевым.
-Чепуха, - ответил Семенов. - Мы выброситься не могли. Слишком долго пришлось бы выбираться, а высота небольшая. Ведь мы сначала думали, что снижение временное и его удастся остановить. Пока пытались- потеряли несколько сот метров. Прокофьев мог выброситься- он стоял наверху, на раструбе, но, очевидно, один без экипажа не захотел.
Пробыли они в больнице несколько месяцев.

18 марта 1939 г.
Надо вспомнить отлет Леваневского 12 августа 1937 года.
В те месяцы, которые предшествовали старту, Леваневский частенько заходил в "Правду". По делу и без дела. Не ладится дело с мотором- идет сюда, нечего делать- сюда, хочет поехать в парк ЦДКА- тоже. Появлялся он обычно с Левченко. Просил принести нарзана или боржома, шутил, что редакция бедна и он ее разоряет своей жаждой.
Как-то он приехал вместе с Левченко и Кастанаевым к Мехлису. А у меня в это время сидели Беляков и Байдуков. Вот бы их снять! - мелькнула мысль. Поздоровались они прохладно. Лишь Левченко был рад повидать друзей.
Беляков предложил:
-Давайте снимемся старыми экипажами, двумя экипажами (Байдук и Беляков были в первом экипажа Леваневского в 1935 году).
Сигизмунд поморщился. Все нажали. Пошли, снялись.
Леваневский был очень недоволен ходом подготовки. Все ему не нравилось. Да и впрямь так, что-то не ладилось. Шалили моторы, летели патрубки. Он приезжал, жаловался Мехлису, ругал на все корки Туполева.
В подготовку к отлету я включился за несколько дней до старта. Кастанаев и Левченко, а также механики, в это время жили в Щелково, Леваневский наезжал. Около него все время крутился Оскар Эстеркин, пытавшийся полететь с ними. Леваневский тянул.
Как-то в Щелково мы сидели вдвоем с Сигизмундом, обедали. Он мне изливал душу:
-Я не понимаю, зачем нужно ему лететь. Ну что он будет делать? Кроме того, мы ко всему должны быть готовы. Представьте, придется сеть. Ведь это -лишний рот, притом совершенно бесполезный, не умеющий ничего делать. И такой же нытик, как я.
Мы говорили о подготовке, о Лос-Анджелесе, об авиации. Обсуждали полеты Чкалова и Громова. Он с явным недоверием относился к их сообщениям о том, что на 6-7 тыс. встречали облака.
-Я не верю этому. В Арктике не может быть высоких облаков. Я много летал там, изучал по всяким источникам. Когда вы летели к полюсу- вы ведь шли над облаками?
-Да, неоднократно.
-А какая была их высота?
-Не больше 2000- 2500 метров.
-Вот видите, тут что-то не так.
К разговору об Эстеркине он возвращался неоднократно, причем с явным раздражением. "Он думает, еби его мать, что это так просто". Как-то он весьма прозрачно намекнул мне, что с большей готовностью взял бы меня.
Много говорил я с Виктором Левченко. Мне нужно было написать его литературный портрет, помочь в статье о трассе. Виктор рассказал мне биографию, привел наиболее интересные факты, дал для статьи навигационный план (я его переписал, это можно использовать для диалога). Очень интересовался, как выглядят сверху острова Зфи, где аэродром на Рудольфе.
-А туманы там часто?
-Да. Тогда там нужно садиться около зимовки.
-А там как сядем? Корабль большой!
-Головин садился на Рудольфе. Думаю, сядете.
-А ну, нарисуй план.
Я нарисовал.
-Откуда заход легче и удобнее?
Показал.
-А как льды у полюса?
За несколько дней до старта они совершили длительный (кажется 10-ти часовой) полет. Леваневский остался недоволен своим пилотом.
-Знаете, - жаловался он мне, - он боится летать в облаках. Старательно обходит каждое облако. Я его силой заставлял входить в облачность. Нет, это не то.
-Почему же вы его взяли?
-Да я не знал. Мне сказали, что он родился с этой машиной, лучше всех знаком с ней. Мне все равно было кого брать, я и согласился.
С другой стороны и Кастанаев не был в восторге от командира и говорил мне:
-Он белоручка. Машину не водит, а только командует. Часть даже без него летали. Куда это годится. Я ему взлет не доверю- сам буду отрывать.
Они улетали вечером, для того, чтобы садиться в Фербенксе в светлое время. Днем, за несколько часов до старта я заехал к ним. Левченко и Сигизмунд сидели запершись и что-то обсуждали. Я зашел к Побежимову. Григорий Трофимович укладывал вещи.
-Ты что такой невеселый? - спросил я его.
-А чего веселиться, - ответил он.
-Василий Сергеевич просил тебе привет передать.
-А, спасибо! - он улыбнулся. - Вот это был командир. Повезло тебе с ним летать. Ешь яблоко.
Скоро все были на аэродроме. Машина стояла уже на горке. Мы лежали на траве втроем- Левченко, Байдуков и я. Байдуков весело рассказывал о парижских впечатлениях, об американских любителях сенсации.
-Ты возьми серебряных денег раздавать - они прямо передерутся.
Виктору идея понравилась. Он заставил нас вывернуть карманы и собрал рублей шесть мелочи. Принесли папиросы "Заказные". Витя дал нам по одной, остальные отнес в самолет, обрезав наши аппетиты:
-Не балуй!
Подошел Ушаков и Леваневский. Сигизмунд был оживлен, отлично одет, пиджак накинут на плечи.
-Пойдем, покурим. - предложил Леваневский.
-Я только что курил.
-Ну еще одну, последнюю.
Мы спустились с горки. Ушаков задумчиво сказал:
-Завидую я вам, Сигизмунд Александрович.
-Ничего, Георгий Алексеевич, мы еще полетаем. Вот вы бы мне погодку дали хорошую.
-Сейчас неважная, Сигизмунд Александрович.
-Ничего, пролезем. Больше ждать нельзя. Будет еще хуже. Или лететь, или откладывать до будущего года.
Поднялись наверх. Леваневского окружили иностранные корреспонденты. Он коротко информировал их, ответил на вопросы, сообщил, что намерен лететь дальше в Нью-Йорк.
Приехал Мехлис. Поздоровались. Мехлис напомнил ему об обещании корреспондировать, попросил в Фербенксе взять на борт Хвата.
Сигизмунд поморщился:
-Если вы настаиваете, я возьму. Мне бы не хотелось.
Мехлис настаивал. Леваневский согласился.
Наступило время отлета. Я передал Левченко письмо для Хвата, попросил передать на словах о моем разговоре с Чкаловым по поводу Хвата. Мы обнялись, расцеловались.
В 6 часов 15 минут они улетели.
Многие подробности надо взять из отчета, напечатанного 13 августа, из навигационного плана, статьи Левченко и нашего опуса "Как они готовились"- он так и не увидел света.

А потом потянулись дни в штабе, бессонные ночи, подготовка и отлет экспедиций на поиски. Я просился лететь, не разрешили.

4 апреля.
Сегодня дежурил по отделу. Днем нам стало известно, что вчера Сталин, Молотов, Каганович, Берия, а днем раньше- Ворошилов и Микоян осматривали в Кремле новые автомашины ЗИСа : "ЗИС-102" (фаэтон), "ЗИС-15", "ЗИС-5" (с дизель мотором). Обычно они смотрят очень придирчиво и внимательно. Можно вспомнить, как взыскательно осматривал Серго Орджоникидзе "Л-1".
Я немедленно послал Богорода сделать окно о новых машинах.
Немного позже мы узнали, что сегодня строительство с/х выставки посетил В.М. Молотов. Я послал Дунаевского выяснять. Он приехал и рассказал: Молотов очень внимательно осмотрел все и выругал строителей. Он указывал, что они слишком увлеклись внешним оформлением, забыв о том, что выставка- сельскохозяйственная и это должно на все откладывать генеральный отпечаток.
-Почему над павильоном "Сибирь" вы устанавливаете скульптуру горняка? Не надо. Надо показать, что это- вторая житница Советского Союза.
Много он дал таких указаний, всячески подчеркивая целевую направленность выставки.
-Не давайте воли архитекторам, не идите у них на поводу. Они мудрят, а происходит это потому, что не знают сельского хозяйства.

Был вчера у Папанина. Долго разговаривали. Он делился планами. Бушевал, что готовность к навигации только 18%.
-Сейчас всех разгоню, а план выполню! В море пойду сам, на "Сталине". Буду командовать на месте.
-А что с ВАИ?
-Закрыто. Создали вместо него Управление Гидрографии Северного Морского пути. Это же Сталинская трасса! И нечего мудрить! Изучать все и вся, надо изучать трассу, притом круглый год.

Сидел на днях у Алексеева. шаман страшно возмущался, что отменили экспедицию к "Седову":
-Очень уж машины хорошо были подготовлены. Впервые готовились по-настоящему.
Зашел разговор о Карском море. Я выразил подозрение на землю на севере "Мелководья Садко". Алексеев поддержал:
-Я не сторонник неизвестных земель. Но там допускаю. А, кстати, Лазарь Константинович, нет ли у вас идеи хорошего полета?
-Есть, на Южный полюс.
-А к чему бы это?
-Ну это херня. Я не сомневаюсь, что специалисты напишут тома в обоснование научного значения, но практически полагаю, что в подсчете количества чертей на острие иголки смысла больше, чем в этой экспедиции.
-Ну по Полярному кругу.
-Это- моя идея. Но сейчас, после Норд-поля это ничего не даст. Придется, видимо, опять в Карскую мотнуть.

Говорил сегодня с Громовым.
-Замотался. Чем ближе к делу- тем больше работы и сложнее. Повернуться некогда. Вот только на охоту собираюсь поехать отдохнуть.

Разговор с Коккинаки:
-Володя, как перспективы?
-Ох, темен горизонт. Темный-темный.

Разговор с Прокофьевым:
-Пойдут скоро несколько шариков на рекорд.
-А ты?
-Я веду дело так, чтобы к 10 мая все было готово. А там дождемся хорошей погоды - и наверх.
-А я?
-Будешь, будешь плевать на тропосферу.
-Егор, вышла твоя книга о Чкалове. пишу рецензию.
-Хорошо. Только напишите, наконец, что у меня плохо. А то все хвалят без оглядки. Никакой пользы. Вот тут один паренек мне написал домой критическое письмо. так у нас с ним такая переписка завязалась- любо-дорого.


19 апреля.
Приходится записывать сразу за несколько дней. Числа 8-го я был с Зиной у Кокки. Сидели, играли в преферанс, Володька темнил, садился в темную. Принес я ему мои книги. Перекинулись парой слов:
-Ну как горизонт?
-Темен пока по-прежнему. Тяжело с весом. Ильюшин уперся как бык. Вот сегодня пересчитывали- может не хватить.
-А погода?
-Не говори, - он сдал карты.- Сегодня получили погоду. Раз в сто лет такая бывает. Попутный ветер на всем протяжении. Понимаешь, что это такое? Правда, погода была нелетная.
-Совсем, или....?
-Почти совсем. Но, конечно, лететь все-таки можно было бы. Но очень тяжело.

Через несколько дней я позвонил ему, сообщил, что собираюсь ехать в командировку.
-Куда?
-Астрахань, Махачкала, Туркмения. Не придется ли мне получить телеграмму :"Возвращайся, сукин сын!" ?
-Все может быть, Лазарь. Рекомендую, тогда мотай на самолете.
-А давай сделаем так: если состоится, ты за мной по пути заедешь.
Смеется:
-Нет, не по дороге.
-Так выходит или нет??
-Видишь ли, по расчетам туго, так я решил сам слетать, проверить в воздухе.
-А сейчас что делаешь?
-Лежу. Уже несколько дней- ангина. Скажи людям- не поверят. Ну, играю еще в шахматы.

Заехал к Байдукову. Было сие числа примерно 12-го. Он прочел мне статью к 5-ти летию звания Героя. Слабенькая. Я ему это сказал. Не понравилось.
Первым делом спросил: привез ли я ему давно обещанную книгу "На вершине мира" ( "иначе статьи не дам"). Привез. Надписал.
-То-то! - с прятал книгу в шкаф.
Кабинет у него большой, просторный. Стоит маленький письменный стол, заваленный книгами. рядом- этажерка, два желтых кожаных кресла, довольно неудобный кожаный диван. В углу -шкаф. на стенах карты- мира, СССР, английская карта Австралии. На окне -глобус, по нему перетянута веревка, опоясывающая земной шар от Москвы до Австралии.
-Хитро придумано. - сказал я.
-Надо снять бечевку, - недовольно сказал Егор, - разговоров больше, чем дела.
Заговорили о Дагестане. Я собирался туда в командировку. Он- депутат.
-Какие темы там напрашиваются?
Егор достал карту Дагестана, начал объяснять:
-Промышленность у них маленькая, Немного добывают нефти, побольше рыбы и черной икры. Это- родина икры. Отсюда она расходится по всему миру. Очень интересно сельское хозяйство. Они сейчас проходят тот этап, который в остальных республиках у нас давно пройден. Там основная задача- организационное укрепление колхозов. Сбрасывают скот, а большую часть времени работают в приусадебном хозяйстве. Наблюдается и колхозное батрачество. Очень любопытная форма. Есть очень зажиточные люди. Вот он вносит, скажем, 40 баранов в колхоз, а 40 оставляет себе. И ухаживает за ними, ведет свое хозяйство. Помогает ему другой колхозник, который внес в колхоз только 5 баранов. Да там вообще очень сложные взаимоотношения. Сильна родовая порука, родовая месть. Ты в горах будешь?
-Обязательно!
-Ну куда только не доберешься. А посмотри. Поинтересуйся пастушьей жизнью. пастухи там самый богатый и уважаемый народ. Это не наши голыши. Погляди ГЭС. Ее строили вредительски, да и сейчас там что-то неладно. Если будешь в Ботлихе- поинтересуйся бурочной артелью. Они там построили баню- это величайшее дело для Дагестана. Когда я был -из бани устроили склад. Я настоял, чтобы ее использовали по назначению. Обещали. Интересно- пустили ли?
-А ты сколько раз там был?
-Два. Один раз летал. Забавно получилось. Договорился с Михаилом Моисеевичем Когановичем, что хочу полететь к избирателем. "-Ну что ж, лети. -Аэродром там есть? -Найдем. -Ну тогда ладно."
Я потихоньку и готовлюсь. Механик незаметно снаряжает машину. Я вот как-то утречком вылетели. А у нас спохватились: и в Наркомат. М.М.Коганович говорит, что разрешил мне, а потом засомневался и позвонил в Совнарком. Там ему говорят "Задержать". Они телеграмму в Ростов. А я там задержался всего на несколько минут. Начальник порта не успел мне передать. Телеграмму в Махачкалу, а я уже снова в воздухе. Прилетел на место, хожу над площадкой в горах, смотрю: прямо хоть возвращайся. Ну нельзя сесть: площадка маленькая, крохотная, а одного края обрыв здоровенный, с другой -скалы. Машина тяжелая- "СБ", да еще горная высота- значит пробег будет в два раза больше. Но делать нечего. Не сесть- прощай доверие, уважать перестанут. Подошел я к самому краю площадки, сел, натянул тормоза, как вожжи. На мое счастье, площадка шла вверх, в гору. Это и помогло. Второй раз так не сяду- это можно только раз в жизни. Встретили меня как бога. Шашку подарил какой-то старик, с себя снял, вот кинжал- погляди какая сталь.
Прилетел обратно в Москву. Встретился как-то с Молотовым. Он меня ругает: Мы вас, говорит, за хвост ловили, да не успели.
Затем Егор достал свои книги, начал мне показывать, надписывать:
-Вот тебе "Встречи со Сталиным" для ребят; вот "О Чкалове" - тут много нового: первые главы заново написал, "В Париж" - то же, последнюю- тоже, из полетов опубликованных выбрал то, что относится к Валерию.
-Что ж ты не написал о причинах гибели?
-Чудак, ведь следствие еще не закончено.
-Но картина-то ясная!
-Конечно. Всякий грамотный человек поймет, что сдал мотор. Валерий мог сесть на дома. Это самортизировало бы удар. Но могли пострадать люди. И он сознательно пошел в сторону, отвел машину.
-И валил на крыло, чтобы все-таки спастись.
-Ну да, одно другому не противоречит. Не будь кучи металла- может быть, остался бы жив.
Мы помолчали. На стене висят фотографии Чкалова, встречи на Щелковском аэродроме, экипажа Леваневского с участием Егора (1935 г).
-Ну а как с вашими планами?
-Да неясно все. Сидим, конструируем, занимаемся всем, чем попало. Работы по горло, отвечаем за все я и Громов. Боюсь, что в этом году не успеем. Неясно и что даст машина. Может- полный разворот, может мало- тогда махнем в Австралию.
Подошли к карте.
-Вот видишь- вся середина тут совершенно дикое место. И тут не летают. Идут по северу страны. Вот тут где-то городишко есть- это обычная летная база.
Отлично ориентируясь в чужой громадной карте, он нашел это местечко.
-Знаешь, до чего много работы- даже на заводе месяца два не был. А сценарий кончаю. Помнишь "Разгром фашисткой эскадры"? Ничего получается. Только просили они вставить туда девушку и любовь- я наотрез отказался. Ну их!
-На охоту ездил?
-Ходил. Пусто. Подбил сокола. Пойдем, посмотришь.
В ванной сидел сокол. Смотрел настороженно. Байдук подбросил ему мясо. Скосил глаза, но есть не стал.
-Ничего, уйдем- съест. Привык. Его счастье, что я его подбил, иначе сдох бы с голоду. В лесу пусто. С воздуха весны не видно, зима.

17 апреля был у Белякова. Беседовал об индивидуальной гимнастике. Рассказывал об упражнениях (см. беседу), он мне тут же демонстрировал их, получалось складно, хорошо.
Столе его, шкаф- заставлены приборами, хронометрами, компасами. За занавеской на окне- ключ передатчика, наушники, видимо- тренируется.
-А.В., напиши нам статью о Кокки.
-Что ж, хорошо. Этот полет вполне реальный. Ты знаешь, чем больше к нему приглядываешься- тем отчетливее становятся этапы маршрута. Вот этот кусок, этот. И постепенно ярко и совершенно ясным становится весь путь. Очень удачный вариант.
-Жалуется он, что не хватит бензина.
-Хватит.
-Ну а у вас как?
-Глянем. Тяжело идет.
-Ты Гордиенко знаешь, хорош с деловой стороны?
-Безусловно. В 1935 он со мной летал за границу. Знающий штурман.
-Он, кажется, летал на поиски Леваневского с отрядом Чухновского?
-Да.
-И определялся на Рудольфе?
Беляков засмеялся. Тогда отряд просидел две недели на Рудольфе, не зная об этом, давая каждый день сведения о новом месте. Их нашли прожектором с купола. Сраму было!!
-Да, он.
-Когда Кокки пойдет?
-Думаю, что не раньше 28-го. Вчера я был в Ленинграде, отправлял корабль к берегам Исландии, будет там дежурить на всякий случай.

От него я зашел к Байдуков. Егор спал на диване в кабинете, положив под голову летное меховое пальто.
-Здравствуй, садись, дай закурить.
Мы сидели в сумерках и курили. Он просил света не зажигать. Вбежала его девчурка, начала тормошить, он ее ласково потрепал.
-Ну что слышно?
-Да газетчики говорят, что вы собираетесь в Австралию.
-Пусть заблуждаются. Это хорошо.
-Статью о Володьке напишешь?
-Ладно. Только давай тему менее конкретную, а более публицистическую.
-Хорошо. А погода?
-Да вызывали меня и Громова сегодня к Кагановичу. Консультировались. Обещают погоду между 28 им 5 мая. Выскочит. Он завтра в десятичасовой полет идет.
-Как ты смотришь, его трасса годится для регулярной связи?
-Маршрут удобен, но очень северный. Я думаю, что трасса пройдет южнее, хотя там будет и подальше.
-Полет реальный?
Вполне. Он удачно распределил сушу. Над водой лететь не много. Плохо будет только если сдаст мотор и придется на одном моторе идти в облаках, на двух-то он всегда вытянет, а на одном вслепую тянуть труднее. Ну да ведь это грек!

От него я позвонил Коккинаки.
-Володя, мне нужно тебя видеть.
-Понимаю, сегодня не выйдет.
-Что, рано спать ложишься?
-Совершенно точно. Давай послезавтра вечером.
-Хорошо, Ни пуха, ни пера тебе завтра.
Засмеялся.
-Ну ладно, ты уже все знаешь. Спасибо.

Вчера вечером позвонил ему. Летал. Ушел в гости. Он верен себе!

19 апреля.
Днем был у Молокова, на работе в ГУГВФ. Встретил меня радостно.
-Как был летчиком- так друзей было сколько угодно, а стал начальником- забыли.
Поговорили с тоской о прошлых днях. Он начал жаловаться на свою канцелярию.
-И кто только бумагу выдумал. Читаю, читаю, с утра до вечера и не успеваю все прочесть. А совконтроль говорит, что не все читаю, обижается. Не знаю, что и делать.
-А пусть обижаются. Работа только тогда действительно хорошая, если обижаются.
-Это верно.
Рассказал я ему о полете Кокки. Заинтересовался и даже позавидовал.
-Хороший полет. А от меня что хочешь?
-Ты должен написать статью о международной линии СССР-США.
-Поможешь?
-Помогу.
-Ладно. Я считаю, что надо летать на сменных машинах. До берега- посуху, а над водой- на морских. Поедем обедать. мне мать огурчиков прислала- загляденье.
Поговорили о полете Орлова на Рудольф. Вспомнили Ритсланда, Побежимова. Вздохнули.
-Хороший был экипаж. У меня, впрочем, плохих экипажей не бывало. Ведь верно?

Володя вчера летал в последний контрольный полет. Днем я позвонил Валентине Андреевне.
-Уехал на аэродром, волнуется.
Позвонил туда.
-Сколько слили?
-Ох, много!
-Не тужи, я на старт бидон принесу.
-Ну тогда хватит точно!
Часиков в 8 мне позвонил Тараданкин:
-Что делать, Лазарь, как поймать Коккинаки? Сейчас позвонил ему, подошла жена и нарочито громко произнесла мою фамилию и после паузы сказала "его нет".
Я рассмеялся, позвонил. Подошла жена Валентина.
-Приезжайте, Лазарь Константинович, он лежит, вас ждет.
Поехал. Володя лежит на диване, перед ним стул, доска с шахматами.
-Играешь?
-Нет, думаю.
Подошли к карте. Прямая карта от пункта до пункта.
-Вот видишь трассу, проложили сейчас напрямик. Гренландия остается в стороне.
-Жалко, я хотел на нее взглянуть.
-Могу завернуть и за тебя посмотреть, а тебе не удастся.
-Как леталось вчера?
-Хорошо. Погода отличная. Прошвырнулся за Ростов и обратно, отдыхал просто в воздухе. Да штурмана проглядел. Турка! "Где мы?" -спрашиваю. Он: "Тут". Я говорю: "Нет, тут". Он перевесился за борт: "Да, верно". Эх, Сашки нет!
-А взлетел как?
-Умора! У меня все минуты сейчас сосчитаны. Я знаю, что погода только вчера, а потом не будет. Вдруг звонит позавчера Каганович: "Приезжай. Разговор есть. Говорят, ты хочешь взлетать с 10-ти тонным весом? С таким весом с центрального никто не взлетал. Перебирайся в Щелково". Я говорю: "Взлечу!" Уехал на завод. Приезжают наркомвнудельцы: "Это немыслимо". Я возмутился: "Кто лучше знает- я, летчик, или вы??!" Каганович вызвал на консультацию Громова и Байдукова. Я объясняю: вес такой-то, дорожка идет так-то, пойду от города, ветер ожидается такой-то. Понадобится мне 500 метров. Громов подумал и говорит: "700".
Ну ладно, кое-как отбрыкался. Сел за баранку и зло взяло. Как мотанул- 400 метров и взлетел. И даже без круга ушел. В полете отошел, отдохнул (смеется).
-На большой высоте шел?
-5000 - 6000. Половину кислорода съели. Вот беда. Ведь и в полет из-за веса берем только на 12 часов. Ну, сэкономим, хватит на 15. А потом? Понимаешь, до чего прижало с весом?
-Жидкий?
-Конечно. Я к газообразному больше привык, да что делать- вес.
Он задумался.
-Харчат много?
-Моторы-то? Да как лошади! Прямо не знаю, что делать. Ну да что-нибудь придумаю. Вобщем, этого запаса мне хватает в обрез, при штиле. Чуть ветерок- и без взятки. А ветерок обещают.
-Вот бы погоду как 3-го!
-И не говори. Я и так несколько дней расстраивался. А возьми вчера. Идем обратно- что за хрень- скорость 220. Прямо завис в воздухе! Вижу Сталиногорск, а дойти не могу. Вот ветерок! Если такой в полете будет?
Кури! Это феодосийские. Бывшая "Мессаксуди".
Я рассказал ему о разговоре с Молоковым. Он очень любит его.
-Уважаю я дядю Васю. Молодец он. Простой, работяга, настоящий человек. Насчет трассы и морских машин он прав. Я думаю, что воздушное сообщение между СССР и Америкой будет развиваться, конечно, не через полюс, а по нашей трассе.
-Может быть, и через восток. Там все готово.
-А в Анадыре аэродром есть? А связь с Хабаровском? (спрашивает с интересом)
-Есть. Изыскивается. Но полярники уже давно летают.
-Да, - сказал он задумчиво, - Это реальная линия. Тут лишь небольшой кусок над Охотским морем лететь. Но и моя линия жизненна. Она связывает и Европу, а это важно.
Показал я ему план: статей 15-20.
Он удивился:
-Куда столько?
-Да тут всего номера на три.
-А ты знаешь, как писать будете? В день вылета- ничего. Ухожу я в 4 утра. Сажусь в 4-5 утра. Будете наверняка ждать посадки, держать газету. Кстати, я с собой возьму в подарок Рузвельту утренний номер "Правды". Мне не впервые быть вашим почтальоном. А календарно получается совсем эффектно. Вылетаю, скажем, 27-го, и 27-го вечером и сажусь. Я на этот случай письма с собой беру и заставлю проштемпелевать. А раньше старта писать не следует. Я и в прошлом году просил т. Сталина перед отлетом писать не надо, пока не пройду половину. "-Почему?" -"Да ведь если неудача, так это не только мое личное дело, зачем же публично позориться". -"Это вы правильно говорите. Спасибо вам т. Коккинаки. Вы первый об этом сказали". И сейчас я уверен, что перед отъездом меня примут, я опять об этом буду говорить.
-Машину перекрашиваешь?
Смеется.
-Нет, так и остается русскими буквами "Москва". Пусть знают, как это слово пишется по-русски, не умеют- научатся.
-Так кораблик вышел в море.
-Знаю. Это для успокоения тех, кто тут останется. Нам он не нужен. Ну пойдем играть.
Гоняли в преферанс до трех ночи.
-А как Гордиенко?
-Турка! - пустил он свое любимое слово. - Потерялся в полете.
-А погода как была?
-Да как зеркало- все видно до горизонта.
-Смени его!
-Ну что ты. Лететь надо. Будет хоть на ключе стучать.

16 мая.
Вот петрушка. Опять месяц не брал тетрадь в руки. За это время случилось довольно много: улетел Кокки, застрелился Прокофьев, разбились Серов и Осипенко.
Кое что надо записать.

23 или 24 Володя мне позвонил:
-Ты обедал?
-Нет.
-Приезжай, только быстро.
Сидит со всеми орденами. Первый раз его увидел таким. Обычно всегда ходит в шелковой рубашечке, даже на сессиях Верховного Совета. Читает "Крокодил", хохочет.
Валентина грустная, вышивает.
-Валька, брось- ослепнешь!
-Вовочка, это тебе в дорогу.
Смеется. Доволен.
-Знаешь, я , может, завтра уйду. Никто не знает. А погода наклевывается. Как книжка?
-Скоро выйдет. Я пока готовлю другую, о твоем новом полете.
-Ишь ты! Ты мне памятник должен поставить.
-В преферанс сыграем до отъезда?
-Боюсь, что не успеем. Хочешь в шахматы?
Пришел Гордиенко. Довольный. Мы прихлебываем вино, он нарзан. Володя выпил пару рюмок рислинга, съек консоме, кусочек курицы, ананас. Немного салата.
-Ты что, на диете?
-Только сегодня. А еще вчера маринованную капусту жрал тарелками.
Гордиенко достал револьвер "Вальтер", вот, мол, мировой.
-Пустой? - спросил Володя.
-Пустой!
-Тогда спрячь. Убивают всегда из пустых.
Зашел разговор об охоте. Оказывается Гордиенко накануне вечером ходил у себя в Щелково на охоту. Стрелял несколько раз, два вальдшнепа почти упали, но неизвестно где.
Кончили обедать. Они поехали в ГАМС.
26-го они попробовали улететь. Не вышло. Начал моросить дождь. Туман. Потом ливень. И трасса оказалась вся не в порядке. На старт приезжал Ворошилов. Уехали все недовольные.
Днем 26-го они приняли газетчиков. Оттуда мы с Кокки поехали на телеграф. Осматривали. Гордиенко тут же на ключе попробовал работать с радистом, который его будет слушать в полете. Оба остались довольны.
28-го они улетели. Днем я позвонил Валентине Андреевне. "Вовка спит". Ну все ясно. На старте встретил часа в 3 ночи Гордиенко.
-Ну как, летим? - спросил он меня.
-Тебе лучше знать.
-Еще не знаю.
Поехали на дорожку. Раздался крик:
-Лазарь!!
Машина. Около нее Володя и Валентина Андреевна. Он натягивает комбинезон.
-Газеты привез?
-Да, полсотни.
-Молодец! Свежие?
-За последние дни.
-Портачи! Турки!
-Да мы же номер держим!
-А, тогда понятно...
Погрузили.
Описание старта у меня сделано. Володя был очень оживлен, весел. Я предложил ему колу. Рассмеялся.
-Моим же добром меня же угощаешь!
-Берешь?
-Ну еще бы!
Попрощались. Улетели.
Сразу со старта- в редакцию. Написал отчет. Ждем с выходом. Приходит первая радиограмма, вторая. Я позвонил в штаб. Позвал Ильюшина. Он приехал в редакцию. Было часов 7 утра. Сидим, разговариваем.
Звонок. Лубович из штаба.
-Лазарь, приезжай сюда.
-Что случилось?
-Приезжайте!
Я к Сергею.
-Едем в штаб. С самолетом что-то случилось.
Он побледнел.
-Что??
-Не знаю.
Камнем помчались вниз. В машину. Всю дорогу волновались, предполагали, что может быть. Сергей нервничал, доставал линейку, считал.
В штабе показали радиограмму: "течь в переднем баке". Вот так фунт!
Через час все выяснилось: ошибка. Отказал автопилот и это его масло. Вздохнули легче.

На следующий день маялись с посадкой. Сначала шли разные слухи. "Летит над Бостоном". "Обгоняет сопровождающие самолеты". А потом - ничего. Начали беспокоиться. Меня наши ребята опять вызвали в штаб. Им ничего не говорят. Истерично звонят жены. Часто звонит Поскребышев.
В 3 часа ночи с минутами Гордиенко, наконец, передал две радиограммы. Обе одинакового содержания: "иду посадку юге Гудзонова залива". Вот так фунт! Как они там оказались?? Заблудились? Ушли от непогоды? Почему туда?
Картина выяснилась лишь в 8 часов утра. Газету держали до 10 утра.

1 мая был на параде. Накануне поехал в МК за билетом. У окошка встретил Серова: он получал билеты для матери.
-Здорово. Напиши нам о Кокки.
-Чего ж писать, если так кончилось. Что там у них?
-Штурман, по-моему.
-Может быть. Я представляю себе состояние Кокки. Рвет и мечет, наверное. На параде будешь?
-Буду.
-Смотри, как я пойду. Поведу пятерку, потом семерку.
-Фигурять будешь?
-Нет, строем. Фигурять не разрешили.

И вот, второго мая разбился! Обстановка рисуется так. В Рязани проводился сбор инспекторов округа. Осипенко- инспектор. Серов- начальник главной летной инспекции ВВС. Вывозил ее на "УТИ-4" (двухместный истребитель с двойным управлением). Провез ее под колпаком. Потом сам сел под колпак и повел машину. А вот на высоте примерно 500 метров (по словам колхозников) самолет свалился в штопор. Что у них случилось- неизвестно. Толи он понадеялся, что она открыта и вывезет машину, то ли она считала, что раз он ведет самолет- он и выведет. Но какие-то доли секунды упустили. И было поздно. Самолет вмазал в землю. Исковеркались так, что даже выставить нельзя было: пришлось сразу сжигать.
Нам много пришлось поработать. Узнали мы об этом часов в 10 вечера. Пока решили готовиться- была полночь. А давать- две полосы. Позвонил я в два ночи Гризодубовой.
-Ах, я так разбита, убита, измучена. Напишите там что-нибудь, соберите старые воспоминания.
-Нет, так нельзя. Вы должны как командир самолета выступить. И обязательно сегодня.
-Ну ладно, - устало и нехотя.
Но продиктовала охотно. Смеялась, шутила. Богорад вернулся от нее обалдевший от удивления.

На следующий день были у меня Супрун и Стефановский. Оба в штатском. Супрун диктовал, Стефановский писал о Серове. Сидел за столом огромный, широкий.
-Экий ты здоровяк!
Смеется. Поговорили. Вспомнили старые полеты, планерные буксиры, как он за Преманом забрался на 1000. Оживился.
-У меня полный расчет был сделан на перелет на планере через Черное море. Не пустили.
Поговорили о планах. Они разрабатывают план полета с доливкой в воздухе.
-Идея Евсеева?
-И моя, - Супрун.
Я похвалил Супруна, замечательно прошедшего на параде 1 мая на новой машине- втором экземпляре Чкаловской.
-Ничего машина, - скромно заметил Супрун. - Только знаешь, она в воздухе всего третий раз. Лечу над площадью- у нее заклепки полетели. Я чувствую, что еще немножко скорости прибавить- начнется деформация обшивки. Начал уже на реку посматривать. Ничего, дошел до аэродрома.
-А что так?
-Новая машина. Недоделок много. Через полтора месяца я на ней что хочешь вытворять буду, а сейчас...
-Это на новых машинах постоянная история, - вмешался Стефановский.- Вот я тоже летел на параде на новой двухмоторной машине. А до этого, во время подготовки к параду, три раза на ней вынужденно садился.
Он помолчал и, усмехаясь, заметил:
-Летчик играет со смертью, как развратник с триппером.
Посмеялись, я повел их сниматься.
-Зачем? Мы же в штатском.
-Вы нам во всяком виде нужны. Мало ли что...
Хохочут.
-Не выйдет с нами!
Зашел главный конструктор ЦАГИ инженер Бисноват. Ребята завели с ним ярый спор о какой-то новой машине. Они ему доказывали, что центровка должна быть не больше 24% при условии, что капотажный момент должен быть такой-то. А дальше такая специальная дискуссия, что я ничего не понял. Вот так летчики-практики!
Поведали они мне на прощание о совещании в Кремле. Вечером, в день гибели Серова и Осипенко, было заседание правительства с участием летчиков.
-Сталин гневался страшно. Спрашивает: "Кто виноват в этих частых авариях?" Кто-то говорит: "Сами летчики". Тов. Сталин возмутился: "Нет, не летчики, они тут не виноваты!"

23 мая.
На днях позвонил Байдукову.
-Что делаешь?
-Готовлюсь к сессии. Я же в бюджетной комиссии. Последние дни работали по 18 часов в день. А сейчас только приехал из-за счастливого обстоятельства. Секретарь как и мы не спал последние 36 часов. Надо писать протокол, заключение, а он, стоя, заснул, упал и опять спит. Мы обрадовались и тоже разъехались спать.

Папанин очень болен. Сердце. Уехал в Одессу. Находится под непрерывным присмотром врачей и чекистов. Охраняют покой, не дают читать.

Встретил Петю Ширшова.
-Беда. Надо писать научные результаты зимовки. Четырехтомник. Абсолютно некогда.
-Эх ты, академик!
-А ты не выражайся! И так не сладко. Попал человек в академию, так все смеются.
Шутит, но ему, видно, нелегко.

Сегодня приехал Кокки. Встречал. Написал статью. Был им устроен прием в Кремле.
Леопольд рассказывал:
-Коккинаки и Гордиенко с женами сели за первый стол. Входит Сталин и члены ПБ. Сталин первый подошел к Кокки и крепко пожал ему руку, за ним другие. Поздравили. Затем забрали их за свой стол. Коккинаки сидел рядом с Ворошиловым и что-то ему все время говорил.
Сталин был очень оживлен. Провозгласили тост за Калинина. Сталин встал, подошел к нему и крепко жал руку.

Вчера был у меня в редакции Беляков. Рассказывал:
-5 мая в Кремле был прием участников парада. Ворошилов провозгласил тосты за участников парада, советский народ, Сталина, Молотова, Калинина, героев. Молотов поднял бокал за Ворошилова.
Затем нарком предложил инициативу объявления тостов самими собравшимися. Все растерялись, молчат. Замешательство.
-Никто не хочет объявлять, тогда выпьем без тоста, - сказал Ворошилов.
Рассмеялись, выпили. Опять молчание. Ребята предложили выступить мне от имени всех участников. Я попросил слова. Когда шел к столу президиума, поднялся Сталин.
-Можно мне до него? - спросил он наркома и обратился ко мне: "Ничего, что я вас опережу?" -"Пожалуйста, Иосиф Виссарионович".
Он поднял бокал и сказал:
-ЗА Коккинаки и Гордиенко!
Передние столы зааплодировали. Сталин заметил, что сидящие сзади не расслышали тоста, сказанного тихо, и повторил громче:
-За Коккинаки и Гордиенко!
Овация. Потом от обратился ко мне:
-Я у вас похитил тему?
-Ничего, Иосиф Виссарионович, я перестроюсь.
Я благодарил правительство и партию за внимание, говорил о том, что герои СССР зорко охраняют Родину, что Красная Армия раздавит всех врагов.

Зашел у меня с ним разговор о машине "Сталь-7". Повод- Бережная просит ее для кругосветного перелета.
-Да, на этой машине можно дела делать. Скорость у нее большая.
-Шибанов пробовал- 350 км/ч. Не густо!
-Да, но он ходил на большое расстояние.
-Ну какое большое: до Севастополя и обратно.
-Нет, ты ошибаешься!
Он достал свою записную книжку и прочел, что такого-то числа Шибанов ходил на этой машине по маршруту такому-то, общей дальностью в 3800 км. Экая эрудиция и пунктуальность!

22 июля
Был сегодня у меня в редакции Прилуцкий. Выглядит по-прежнему бодро, крепко, только речь стала немного торопливее. Рассказал некоторые подробности об аварии "СССР-3".
-Поднимаемся. Вдруг толчок. Семенов говорит: "опускаемся". Я взглянул на вариометр: -4. Ну, думаю, это местное явление. Скинул немного балласта. Ничего, у американцев также было. Смотрю: -15! Ээ! Как крутанул ручку, так сразу тонну скинул. "Держись, Юрий Георгиевич!! Земля!! "- крикнул Семенов.
Больше я ничего уже не слышал. Очнулся в больнице. Я был без парашюта, снял, чтобы не мешал, Семенов в нем.
-Так почему же все-таки произошла авария?
-Слишком большая влажность воздуха. Когда распустили второй старт- разрывное и задело. Клапан открылся. Вот и все.
-Летать не собираешься?
-Что ты! Только об этом и думаю. Сведи меня со Шмидтом. Это ему сейчас близко. Все готово. Есть две оболочки, три гондолы, Костина (Годунова) машина на ходу.


23 июля.
Сегодня на дачу ко мне на пельмени приехал Кокки и женой и Ляпидевский. Как навалились - аж треск пошел. Перед заходом в дом (дело было в 10 вечера) Володя долго любовался ночной рекой.
-Красиво.
Постоял на берегу.
-Я к тебе прямо от Клима. Ведь вот какой бодрый человек! Что-то зашел разговор о здоровье. Он все меня хлопает, восторгается, какой я здоровый, без жира. Не помню уж как, вдруг начал нам упражнения показывать. лег на ковер и 22 раза отжался на кончиках пальцев. Правда, под конец у него уж жилы на шее надулись.
-А ну, - говорит мне, - сможешь?
-Смогу.
Лег и давай выжиматься. Поднялся 18 раз, чувствую, что тяжело и встал.
-Теперь ты, - это он Хользунову.
Тот туда-сюда...
-Ложись!
Хользунов пару раз поднялся, у него пальцы и подогнулись. Продолжая выжиматься на всей ладной. И все же только шесть раз сделал. Нарком доволен.
-У меня, - говорит, - на даче крыша плоская. Я встаю в 8 утра. В там в небе кувыркаетесь. А я целый час по крыше гоняю. Хорошо! Легче работать. Вы думаете- почему т. Сталин во время заседаний всегда ходит? Посидит, посидит немного и ходит. Попробуйте-ка 20 часов за столом просидеть, когда сердце все время сжато. Тут понимать надо!

На днях в газете было опубликовано сообщение о том, что зам. НКИД (нар. комиссариат иностранных дел) Лозовский вернул без рассмотрения японскому послу ному-ультиматум о концессиях. Лозовский раньше был директором ГИХЛ. Литераторы пустили шутку о том, что Лозовский за время работы в издательстве привлек возвращать авторам рукописи непрочитанными.

Перед физкультурным парадом т. Сталин принял председателя комитета по делам физкультуры и спорта Снегова и секр. ЦК ВЛСКМ Михайлова. Мержанов рассказывает:
"Сталин спросил:
-Я читал в "Правде" заметку о том, что на Красной площади будет выложен ковер.
-Да.
-А каких размеров?
-Таких-то.
-А футбольное поле?
-Таких-то.
-Да, значит футболистам будет трудно там играть.
Собеседники растерялись. Футбола на параде они и не собирались показывать. Вышли из кабинета, решили, что придется. Вскоре т. Сталин сказал:
-А кто будет играть?
-Мы еще не решили.
-Я думаю надо команды орденоносных обществ "Спартака" и "Динамо".
И они сыграли!"

РККА - управление физподготовкой давно хотело переманить из команды "Трактор" двух лучших игроков Пономарева и Проворнова. Не выходило. Тогда их спешно мобилизовали и отправили в команду "Динамо". Об этом узнали в ЦК. Взгрели. Вернули обратно.

Позвонил Хозяин. Сказал, что мы слишком много транжирим места на заголовки и всякие оформления. лучше давать больше материала. Перестроились.

24 июля
24 июля в Химках, на празднике в честь военно-морского флота разбился Мошковский. Он сбрасывал десант из 11 человек на воду. Расчет оказался неточным. На воду опустилось только 3 человека, остальные -на землю. Сам Яша плюхнулся в леса нового дома. Перелом ребер, таза, кровоизлияние в мозг. Вечером, не приходя в сознание, он умер в Боткинской больнице. 28-го его похоронили на Новодевичьем кладбище.

27 июля
27 июля мне позвонил Моисеев.
-Знаешь, Алексеев Михаил разбился. На последнем развороте на истребителе скользнул на крыло и конец. Вот не повезло ему. 17 июля он ходил на высоту. На 7500 потерял сознание, сыпал до 5000. Решил проверить себя: снова поднялся на 7500, снова потерял сознание и свалился до 4000 м. Сел. Оказалось- лопнул кислородный шланг. Но решил все-таки испытать себя в барокамере и вот- не успел.

29 июля.
Сегодня погиб Хользунов, Черкасов и другие (Титов и Курнышев). Они летели из Калинина на учебную бомбежку и взорвались в воздухе. Остались куски. Видимо, подорвались бомбы. Что за страшная полоса аварий!

30 июля.
Несколько дней назад (кажется, 26-го) позвонил Володе вечером. Голос усталый.
-Что с тобой?
-Да вот, телеграф подвел. Думал, надо лететь в Воронеж. Вылетел днем, прилетел туда, оказывается, мне дали телеграмму, что лететь не нужно. Ну, обратно. Вот и устал: туда тысячу, да обратно тысячу.

Несколько дней назад Стефановский, испытывая новую машину, свалился. Машина поломалась в воздухе на части. Его выкинуло так, что он очухался только в воздухе. Смотрит- падает, рванул кольцо, сел. Самолет- в дым.
Вчера было опубликован указ о награждении его орденом Ленина "За исключительные заслуги в деле испытания новых самолетов и проявленные при этом мужество и отвагу". Сегодня он прислал мне из Ессентуков телеграмму с благодарностью ЦК.

1 августа.
Сегодня был на открытии Сельскохозяйственной выставки. Дал отчет. Встретил Кокки.
-Ты куда, на дачу?
-Нет, на аэродром.

Очень обрадовался мне борода.
-Наконец-то вижу хоть одного полярника, да и то больше похожего на араба.
-Отто Юльевич, был у Вас Прилуцкий?
-Да, это интересное дело. Мы из займемся. Не сразу, конечно, вверх. Сначала посмотрим, что осталось из хозяйства, проверим оборудование, выработаем программу, что бы все было научно строго обосновано. Вы его знаете? Что он собой представляет?
-Давно. Знающий человек. Энтузиаст воздуха.
-А храбрый?
-Вполне. Для верности я могу с ним полететь.
Смеется:
-У вас натура полярника. Вы всегда готовы во всякую экспедицию.

2 августа.
Позвонил сегодня Картушеву. Шебанов и Матвеев собираются на "Сталь-7" бить рекорд Росси на скорость на 5000 м. Вчера Шебанов ходил в испытательный десятичасовой полет. На участке Москва-Севатсополь-Саратов получил скорость в 410 км/ч. Обратно отказал радиокомпас и они промазали Москву. На этом деле скорость потеряли.

Надо вспомнить полет Кокки в Америку. Вечером 1 мая я говорил с ним по телефону (с Нью-Йорком). Разговор записан был на пленку и транслировался по Союзу, да и стенограмма где-то у меня есть.
Но вот приехал. Через пару дней по приезде сижу у него. Легонько пьем легонькое вино. Рассказывает:
-Переоценил я силы паренька. Скис. Не соблюдал режима, много болтался. Передавал слишком часто, нарушая сроки. И выдохся. Это моя ошибка- надо было предвидеть, не мерить всех по себе.
Бьется в кабине об стенки:
"-А-а-а-а-а-а-а!
-Миша, Мишенька, успокойся! Ну успокойся! Дай мне на минутку Нью-Йорк.
-А-а-а. Где я его тут найду! Все пищат!
-Ну дай (такую-то называю) станцию.
-А-а-а-а... (И ни в какую).
-Где мы находимся?
Называет пункт и дает курс на восток. А мы уже опять в океане. Что тут будешь делать? Повернул я круто на запад, дошел до берега, выбрал место и сел.
-А если бы поймал это станцию- дошел бы?
-Спрашиваешь! Мне бы ее на минутку всего, компасный курс заметить. А там бы допилил как миленький. Что я зря что ли здесь все время летал? А работал он как- знай пилит все время "Все в порядке". А координат нет.
На приеме в Кремле тов. Сталин спрашивает его:
-Ну как, все в порядке?
Тот и рад:
-Так точно, т. Сталин, все в порядке.
-Все в порядке, значит? (переспрашивает Сталин)
-Так точно.
Сталин смеется:
-Ну выпьем тогда за "все в порядке".
А этому невдомек. А я , Лазарь, готов был сквозь пол трахнуться. Турка!!

Недавно Володя рассказывал:
-Дали мне новую часть инспектировать. Приехал я туда. Спрашиваю:
-Сколько вы горючего жрете?
Оказывается 370 кило на оба мотора.
-Ну вот что, - говорю, - на первое время разрешаю вам тратить не больше 250, а потом и до семечек дойдем.
У всех глаза на лоб. Я давай их учить. И что ты думаешь? Вот тут на днях мы кагалом сделали перелет по маршруту. Прошли около двух тысяч км. без посадки. И половину запланированного бензина обратно привезли.
Доложил я об этом наркому.
-А, -говорит, - это не фокус. Тут вы летели спокойно. Ты попробовал бы так экономично лететь, если бы это было в боевой обстановке, да противник гнался, да зенитная артиллерия.
Я разозлился:
-Хорошо. Давайте мы вылетим в пункт Х. Пусть нас там встречают истребители. Да по дороге можете где хотите заслоны поставить. А я прилечу в Х, отбомблюсь и обратно без посадки приду. Да еще перед вылетом телеграмму в Х дам: "Вылетаю во столько-то". Согласны?
Ух, уцепился!
-Давай! -говорит.
Загорелся прямо. Вот петрушка! Ух, и дела!

И в конце прошлого месяца Кокки осуществил этот полет. Все вышло отлично. Правда, самому Володе пришлось сесть в Х из-за того, что сдал мотор.
-Ну зато посмотрел результаты, ознакомился с их мерами. Лично за себя, как отдельного летчика, немного огорчился, но считать это неудачей, даже частной, никак нельзя.
Обратно летел на машине другого летчика. Не хватило бензина и сели в каком-то свеклосовхозе.
-Вот радости свекловикам было! Весь район примчался на нас смотреть.
А ребята все долетели обратно, даже бензин потом на аэродроме сливали. Отлично вышло!

4 августа.
Был майор Курбан. Рассказал забавную историю. Не то Сузи, не то Фокин испытывали на Горьковском заводе новый винт переменного шага. Поднялся он тысячи на полторы. изменил шаг винта, смотрит- за винтом капот полез вперед. Вот так фунт! Машину лихорадит. Ручку так бьет, что удержать в руках нельзя. Парень не прыгает: интересно посмотреть, что это с ней случилось? Когда машина очень заваливалась, он со всей силы бил по ручке кулаком в нужную сторону. Так допилил до земли. Сел, однако, помявшись.
-Не добил, окаянную! -жаловался он потом.

Другой случай. Один из летчиков летал в Щелково на перевернутом самолете. Шел бреющим полетом, делая бочки в 1-2 метрах от земли, положил всех людей плашмя. И не учел, каналья, что при бочке она оседает на 1-2 метра, на высоте это не заметно, а у земли -гроб.
-И вот видим, провалился, пыль идет, грязь летит (на поле лужи были). Ну все уверены, что снесло ему череп, вылетели мозги. Самолет на бок. Туда санитарка, пожарная машина, бежим и мы. А он, сукин сын, вылезает из-под машины, весь в грязи и спрашивает:
-Где тут у вас умыться?
Козырек его спас. На три сантиметра будь он ниже- не было бы головы.

Интересная тема для рассказа. Тяжелый танк идет на подавление огневых точек противника. В большом удалении от своих позиций и перед самыми неприятельскими машина увязает в болоте. Ни тпру, ни ну. Все попытки бесполезны.
Командир советуется с товарищами. Решают уползти обратно и затем вернуться с буксиром. Водитель отказывается покидать машину. Настаивают. Бесполезно. Экипаж уползает, противник замечает это , открывает огонь. Водитель задраивает люки. Через некоторое время у танка собирается враг. Пробует люки- не поддаются. "Люди ушли, мы сами видели". Однако для острастки дают несколько выстрелов в смотровые щели. Водитель затаился, молчит.
"Убит, наверное. Что будем делать? Сжечь?" "Нет, зачем. Вызовем подмогу, отведем к себе, пустим против хозяев этой машины"
Скоро прибыли три танкетки врага. Прицепили тросы и вытянули машину из болота. Как только она оказалась на твердом грунте, водитель включил моторы, полоснул растерявшихся конвоиров из пулемета, развернулся и повел машину к своим. За ним, влекомые тросами, упираясь, громыхали три танкетки.
Так они и дошли до неожиданной для них базы.

24 сентября.
Хочется, хоть бегло, записать дела этих дней. За последнюю неделю перевернулся весь мир. Да и записывать, собственно, некогда было- сидели безвылазно в редакции.
Итак. 16-го я ушел из редакции поздно. И 17 сентября благополучно спал до часу. Разбудила жена:
-Феня (домработница) говорит, что выступил по радио Молотов. Сказал, что не закупайте продуктов- на всех хватит, а карточек вводить не будем.
Это все, что Феня уловила в речи. Включил радио: передают воинственную симфоническую музыку. Эге! Спустя двадцать минут объявляют, что скоро дадут отклики на речь т. Молотова.
Оделся и, не завтракая, в редакцию. А тут уж все досрочно в сборе. Возбуждены. Говорят. Смотрят карту. ТАСС уже прислал и речь. Прочел.
Летучка была очень короткой. Яша Ушеренко призвал всех честно трудиться на своих местах, и разошлись. Нашему отделу поручили и отклики.
Около 3 часов позвонили от М.М. Кагановича- просили приехать на митинг в наркомат. Я поехал. Настроение у всех там воинственное. Толя Ляпидевский показал мне целую пачку заявлений от летчиков с просьбой послать их на фронт. Приходили люди и при мне.
-Что ты с ними думаешь делать?
-Доложил наркому, а он как шуганет меня. Тут, кричит, работать нужно. А я и сам проситься хотел.
На митинге с речью выступил М.М. Каганович:
-История нам никогда бы не простила колебания в этом вопросе, - сказал он. (Речь его в основном у меня записана).
Приехал в редакцию. У подъезда стоит Шера Нюренберг со страшно расстроенным лицом.
-Что, Шера?
-Ты знаешь, кого посылают на фронт?
-Как на фронт??!! Кого??!!
-Ну вот слушай, - ответил он злорадно, - Едет на "Линкольне" бригада: Верховский, Катаев, Черствов и Девишев. Что скажешь? А мы??
(Накануне поездом редакция послала в Белоруссию- Лидова, Ярощука и Перекалина, на Украину- Козолова, Цейтлина, Гуревича. Они должны были давать информацию о жизни этих пограничных республик. Ну ясно, что сейчас они метнутся на фронт).
-А мы? - спросил я.
-Вот только что уехали Ровинский, Ушеренко и Мануильский в ЦК. Я их упрашивал- говорят нельзя.
Настроение у меня сразу скисло. Люди едут, а я сижу. В вестибюле встретил Верховского.
-Едешь? -спросил я мрачно.
-Еду.
-А более приличной компании подобрать себе не мог??
Он опешил:
-Кого?
-Ну меня, ясно!!
-Так не я ж составлял.
Дали нам три полосы на отклики. но работа не шла. Все ходили дутые. Все рвались на фронт.
В первый же день нас прямо завалили откликами. Вся страна всколыхнулась.
Резолюции шли сплошным потоком: по телефону, бильду, телеграфу, радио, с ходоками. Машинистки сбились с ног. Телефоны не умолкали ни на минуту. Обедать мы, конечно, не пошли. Рубали, рубали.
Редакция торопила:
-Сегодня мы не имеем права опаздывать.
Около полуночи пришла первая сводка Генштаба. Наши войска заняли то-то и то-то. От наших спецкоров, конечно, еще ничего не было.
Кончили мы, все-таки, около 8. И когда шли домой, у киоска стояла очередь человек в 500. Также было и все следующие дни- люди стояли часами, в холод, иногда под дождем и ждали газеты.
Ночью я говорил с Ровинским, Ушеренко.
-Нет, -говорят- ты нужен в отделе. Отдел сейчас дает полгазеты.
18 сентября (на 19-ое).
Мы тоже еще ничего своего не могли дать с фронта. Помещали информацию ТАСС, брали в "последних известиях" добытые ими беседы.
В этот день на фронт вылетел из Москвы неутомимый Темин, только что вернувшийся из МНР. Вот человек, который живет горячими делами. Он встречал челюскинцев, встречал Чкалова на острове Удд, Леваневского в Красноярске, нас в Амдерме, экипаж Коккинаки на Амуре, был на Хасане, снимал папанинцев со льдины, дважды был в МНР. Все на самолете- туда и обратно. В поезде он чувствовал себя несчастным, в городе- обиженным.
Он улетел из Москвы 18-го, а 20-го мы получили от него первую порцию снимков. Затем он снова улетел в Вильно, вернулся в Минск 22-го и передал нам пленку. Позавчера он опять вылетел на фронт и завтра снова будет в Минске. Не человек- а комета!
Меж тем, материалы от наших ребят начали поступать только 21-22-го, да и то не от всех. От Ярощука мы получили лишь 23-го, от Гуревича- тоже, от Черствова- тоже. Лидов первый материал передал сегодня, Верховский позавчера, Козлов молчит до сих пор, Девишев не подает признаков жизни. Катаев сегодня прислал первую вещь.
Хорошо сделал Цейтлин. Он добрался до Тернополя, пробыл там два-три дня и 22-го вылетел на каком-то подстреленном самолете в Киев. Передал оттуда очерк "В Тернополе" и вернулся обратно.
"Известия" оказались оперативнее нас. Хорошо и быстро работает Эзра Виленский.
21-го из Москвы в Киев и дальше в Луцк на самолете с газетчиками вылетел Миша Калашников. Сегодня идет первый его снимок, переданный по бильду из Киева, туда они доставлены самолетом. Газеты там рвут нарасхват.
Вчера с Украинского фронта позвонили снова Ровинскому и попросили прислать опять газет.
-С человеком?
-Согласны на любые условия.
В кабинете его в это время находился Железнов, только что вызванный из отпуска. Под горячую руку он договорился о полете.
И сразу ко мне:
-Доставай самолет!
А я только за час до этого выторговал самолет в Минск за снимками Темина. Что делать?
Час ночи. Звонить Молокову, но он два часа назад спросил меня: почему я в Москве и я мямлил всякое насчет необходимости кому-то работать в редакции. Нет, у Василия Сергеевича я могу просить самолет только для себя.
Позвонил Картушеву:
-Покупаю рейс.
Смеется:
-Я тебе до сих пор за торговца не знал.
Еле уломал. Около двух часов ночи утрясли, начали экипировать Леопольда. Вдруг звонит диспетчер московского порта- машина пойдет открытая, Р5. Леопольд не хочет, надо закрытую.
Поднял дважды с постели нач. эксплуатации Захарова, разбудил Картушева, достал ПР-5.
Леопольд всю ночь просидел в редакции, утром поехал на аэродром, ждал с 7 утра до 13:30 погоды, вылетел, долетел до Калуги и вернулся обратно- нет погоды. Устроил ему рейс на завтра.
Речь Молотова ошеломила весь мир. Пресса Англии, Франции, Америки захлебывалась от злобного воя. Они кричали, что большевики способствуют гитлеризации Европы, что все это было договорено еще в Москве при подписании советско-германского пакта о ненападении, что это расшатывает устои социализма.
Второй удар им нанесло советско-германское коммюнике о том, что действия СССР не противоречат пакту. До этого буржуазная пресса говорили, что вступление наших войск в Польшу осложнит отношения СССР с Германией. Голодной курице просто снится!
Коммюнике было подписано 18 сентября. По специальному указанию т. Молотова в этот день вышел экстренный выпуск "Вечерней Москвы" (по выходным она не выходит).
Газеты запада снова начали писать о гитлеризме. Эстония и Румыния, суда по откликам и заявлениям их правителей, сейчас сидят и трясутся мелкой дрожью, услышав шаги "Русского медведя".
Коккинаки сказал:
-Сейчас можно позвонить по телефону румынскому королю и сказать: давайте Бессарабию. Он только спросит: вам завернуть? Куда прикажите прислать или заедете сами?
21 сентября был убит румынский премьер Калинеску. Официальные убийцы- члены фашистской распущенной организации "Железная гвардия". Однако, судя по всему, убийство инспирировано англичанами, чтобы повернуть внешнюю политику Румынии от СССР. Номер не прошел! Румынское правительство официально заявило, что оно будет верно своей политике нейтралитета.
Для характеристики силы и внешнего влияния советского Союза можно привести такой факт. 19 сентября в "Правде" было напечатано сообщение о том, что польские подводные лодки укрываются в "нейтральном" Таллиннском порту. 18 строк на 2-ой полосе. В тот же день Эстонское телеграфное агентство сообщило, что командующий морским флотом Эстонии и начальник штаба флота подали в отставку и перечислены в резерв.
В ответ на сообщение из Стокгольма о беспокойстве, возникшем в Эстонии в связи с вступлением советских войск в Польшу и концентрацией советских сил у Эстонской границы- эстонские власти категорически отвергли это сообщение и заявили, что "ничего ненормального не отмечается". (см. 5-ую полосу "Правды" от 20 сентября).

25 сентября.
Сегодня ребята передали довольно много интересного материала. Лидов сделал полосу о боях за Гродно. Только сейчас стало известно, что там был весьма серьезный и продолжительный бой. Судя по всему, Лидов шел с передовыми частями и участвовал в этом бою. Сделано хорошо!
Козлов передал две вещи из Львова. Одну "поцелуйную" о вступлении наших войск в город, вторую- о трофеях.
Гуревич побывал в деревне и дал о Ровно. Но все же две полосы набрали с трудом.
Думали - блеснут "Извести", нет, ничего, не очень .
Ярославский мне говорит:
-Не важно у нас. Плохо дают товарищи. Мало тематического материала. Мало о новой жизни Польши.

26 сентября.
Что-то усиленно заездили иностранные министры. 24-го приехал министр Эстонии, вчера- Турции, а сегодня объявили по радио, что "по приглашению советского правительства" завтра приезжает Риббентроп.
Ребята рассказывают, что немцы, уходя из отошедших к нам городов, дочиста их вычищали. Увозят весь хлеб, все сырье.

26 сентября.
Надо восстановить несколько встреч с Коккинаки.
20-го был выходной Позвонил ему домой днем. Его не было. Подошла жена.
-Приезжайте к нам, я пирогов для Вовы напекла.
-Нет, приезжайте к нам, у нас раки.
-Ну, звоните Вовке.
Позвонил:
-Приезжай!
-Пельмени?
-Нет, раки. Пулька.
-Большая? Кто еще будет?
-Никого.
-Очень хорошо. И о заграничных газетах расскажешь- очень интересно.
Приехали. Усиленно расспрашивал, кто что пишет. Сыграли пульку. Поговорили о шахматах ("вот, возьми хорошие шахматы- приятно играть, плохие- и не хочется"). Увидел у меня снимки, когда я его снимал в полной форме, с ромбом и орденами, перед стартом на Запад.
-Ну-ка, дай-ка я хоть себя в мундире разок погляжу.
А он и впрямь всегда ходит без них, даже на сессии Верховного совета. Всегда- в рубашечке.

К слову сказать, надо записать его рассказы о драках. Он здоров, как бык, но драться не любит. Шел я как-то нынче летом вечерком к нему на дачу и вижу картинку: стоит компания у ворот одной из дач и парень пытается сломать одну из половинок ворот.
Я рассказал Володе об этом. Он насупился:
-Без разговоров надо было в морду.
-Да их много было, - заметила Зина.
-Э, они храбрые только по воротам. Ударь одного, все разбегутся. Я вот помню несколько встреч. Был я всегда крепкий. Еще в школе, помню, классом верховодил какой-то парнишка. Начал и меня задирать. Дерется. Я его сгреб и положил в пыль. Не бью. Он рассвирепел. Я его опять обхватил и положил, но показал кулак. Больше не лез.
Но иногда приходилось драться. Раз из плавания в Новороссийск вернулся мой брат Павел. В переулке на него напало 7 парней. Избили, отобрали мореходку. Он их крепко помял тоже, но выигрыш у них. Я в аккурат из летней школы домой приехал в отпуск. Смотрю, является Павло в крови. Так и так. Ага, идем со мной, покажешь, кто бил. Пошли. В слободке увидели меня, попрятались: "Коккинаки идет". Приходим к одному.
-Ты бил?
Молчит.
-Где мореходка?
Молчит.
Каждого я ударял только по одному разу. Шесть раз ударил- шесть человек лежало. А седьмой успел убежать. Такая жалость!
В Ленинграде один раз пришлось подраться. Возвращался я ночью на велосипеде домой. Еду- навстречу четыре пьяных. Я соскочил с машины, стал, чтобы их пропустить. А они ко мне. Пристают, ругаются. Вижу- специально, чтобы драться. Я отбросил в сторонку машину, чтобы не споткнуться о нее. Один подошел вплотную и целится мне в лицо. Я его ткнул - он и лег, как мертвый. Стукнул еще двоих- лежат. а четвертый без памяти бежит и орет.

20-го сидели у меня, я спросил:
-А что, Володя, ты часто сейчас ходишь на высоту?
-Часто.
-И по-прежнему утром не ешь, ограничиваясь только стаканом какао?
-Нет, Разрешаю себе, правда, больше, но ем не всё. Знаю, что можно, чего нельзя. Я вообще стал сейчас замечать новые вещи. Вот, например, недавно летал на высоту. Оставалось метров 300 до потолка, почувствовал себя немного неловко, чуть-чуть не так, как обычно- и вернулся.
-А что оказалось?
-Не знаю. Послал кислород на исследование- говорят нормальный, оборудование в порядке. А м.б. окажется, что в кислороде была какая-нибудь примесь, не учтенная приборами, которая вредно действует на организм в этих условиях.
А вот недавно другой случай был. (И он рассказал случай, свидетельствующий о его колоссальном, поистине изумительном внимании). Пошел я на высоту. В передней рубке- штурман. Ну в полете известно: отскочить далеко от Москвы не можешь, достаточно раз в полчаса взглянуть на землю. Поэтому все внимание на приборах. Глаз не отвожу от них. И вот, на 10000 м. я вдруг заметил, что ручка триммера чуть дернулась. Почему это не с того, ни с сего? Начинаю соображать: аэроплан идет ровно, причин нет. В самолете два управления- второе в штурманской рубке. Значит, он задел за ручку и у меня синхронно качнулась. Взглянул туда. Вижу, у штурмана рука вяло опускается. Ниже, ниже. Сам склоняется в сторону. Смотрю, что будет дальше. Клонится все больше и больше. Валится, смотрю. А самолет в это время уже почти вертикально чешет вниз.
Вышел на 4000, жду, что будет дальше. Качаю машину. Лежит. Походил, походил, опять качаю, молчит. Неужели, думаю, совсем загнулся? Качнул еще раз. Очнулся, наконец, поднял голову, сел и рукой показывает: давай вверх! Я ему показываю: ты, мол, того, скатился. А он одно: вверх! Не помнит ничего.
Оказалось, лопнул кислородный шланг.

Мне пришла в голову идея: взять хороший большой самолет, погрузить на него много газет и облететь передовые пункты западного фронта. В ночь с 24 на 25 я зашел с этой идеей к Ровинскому.
-А какой самолет?
-Ну вот, к примеру, Коккинаки.
-Сколько он может взять груза?
-До двух тонн.
-Какая у него скорость?
-От Москвы до любой точки фронта долетит за три часа.
-Нашего человека взять сможет?
-Иначе я бы не предлагал.
Смеется.
-Что ж, это дельное предложение. Завтра потолкуем.
На следующий день, 25-го, он позвонил об этом Кузнецову, заместителю Мехлиса. То отнесся сочувственно, но заявил, что Коккинаки это не их летчик и тут он помочь не может.
Тем временем я смотался к Володе.
-Что, Лазарь?
Я рассказал. Он задумался на минуту.
-Какое расстояние?
-Тысяча в один конец.
-Где посадка?
-Вильно, Гродно, Белосток, Брест, Львов.
-Бензин там есть?
-Будет.
-Аэродромы хорошие?
-Не знаю.
-В один день не уложимся. Придется ночевать во Львове. К обеду будем знать. Кто летит от вас, кроме тебя?
-Надо бы фотографа.
-Не сумею. Надо брать полный экипаж. Пять человек: я, штурман, радист, механик и ты. Груза могу взять до двух тонн. Я согласен, пусть Ровинский позвонит Сталину. Без разрешения правительства меня не пустят. Согласен лететь на любой серийной машине- они все хорошие.
-А если Кагановичу?
-Ну пусть ему. Тот уже знает, с кем надо согласовывать.
Поглядели на карту, прикинули.
-Можно и к ленчу обратно вернуться, но тогда без посадки, а это небе не интересно.
-Еще один вопрос, Володя. Там много банд, поэтому я бы советовал вооружение не снимать..
-Турка! Поэтому я и говорю сразу, что лететь надо полным экипажем: штурман в рубке, радист-стрелок, механик на все руки, да и ты, наверное, в заварухе не будешь без дела сидеть. А польские аэродромы интересно посмотреть. Может и пригодятся. бедному летчику все нужно.
Понемногу разговор зашел о новых полетах
-Вот ко мне сегодня паренек один пришел с краю света. Предлагает полет один сделать. Я его в правительство послал. Когда, мол, будет ответ, тогда и я отвечу. Вот ходок: из Комсомольска, представляешь?
Поговорили о планах вообще.
-Я сейчас на распутье. По проторенным путям ходить не интересно. Ну еще 100- километров в длину или 100 метров в высоту.
-А ты построй себе машину. Пост строил, Говард Юз строил, Маттерн строил...
-И "РВ-3" строили. Не в этом дело. Из каждой машины можно выжать больше, чем все думают. Доказал я это на поликарповской- доказал, на ильюшинской -доказал. Летишь чуть не вдвое дальше и выше, чем полагается. Сами конструкторы не верили, говорили, что не выйдет. На что смел Ильюшин, а когда я летел с полной нагрузкой- смотался от страха в Воронеж... Не надо кидаться старыми машинами. Вот Громов- прекрасный летчик, нечего про него сказать не могу, опыт огромный, культура, но из своей машины не все выжал. Не все. А погода была идеальная. Я перед своим полетом на запад все их графики и профили погоды- и Чкалова и Громова- рассмотрел и изучил. Молча, никто не знал. И сейчас могу сказать- не все он выжал.
-А чем бы ты занялся?
Молчит. Я ему рассказал о том, как зародилась идея полета через полюс, как мы ее вынашивали с Леваневским. Сказал, что по-моему надо "Правде" выступить организатором большого, интересного полета. Володя согласился.
Показал он мне с гордостью новые книги, которые купил.
-Мольер. Смотри- Брокгауза! Сенкевич. Полный! Байрон. Люблю книги. Вот только некоторые переплеты не нравятся- отдам переплести.
Пошли играть в преферанс. Он удивительно внимателен. Это очевидно профессиональное. Я побил десятку дамой и сделал чуть заметное движение пальцем, чтобы взять взятку. Он заметил:" Не всякая дама берет" и покрыл козырем.

Полет на фронт видимо его очень заинтересовал. В полночь с 25 на 26 сентября он мне позвонил в редакцию:
-Как?
-Ровинский еще не говорил.
-Ну ладно. Позвони завтра на завод.

26 сентября.
Сегодня я выходной. Вечером по радио передавали сообщение о переговорах с Эстонским министром. Его объяснения о подводных лодках признаны неудовлетворительными и объясняется почему. Выводов нет. Интересно, какие оне последуют.
Ночью позвонил Мержанову. Он дежурит.
-Что нового?
-Самолетом из Минска привезли материал от наших ребят с фронта. Много, но мелко. Леопольд утром вылетел из Киева на фронт, больше сведений о нем нет.
-Ровинский меня не искал?
-Нет.
Значит, с Кагановичем он еще не говорил.

27 сентября.
Сегодня в 6 часов вечера неизвестной подводной лодкой в Балтике потоплен наш пароход "Металлист". 19 человек подобрано, 5 погибло. Идет короткое сообщение без комментариев.
Риббентроп прилетел на трех самолетах. Погода была отвратной, но прибыли во время.
В 4 ч. ночи прибыло сообщение о том, что он был принят т. Молотовым. На приеме присутствовал т. Сталин. Беседа длилась два часа.
Иностранная печать проявляет большую нервозность в связи с поездкой Риббентропа в Москву. Они выдвигают две версии: беспокойство Германии за усиление советских позиций на Балканах и 2) дальнейшее упрочение и развитие германо-советского сотрудничества.
Утром Михельсон сообщил, что на кораблях Балтики появились спецкоры "Извести" из Москвы. Мы сообщили Ровинскому. Пока не надо.
Но в 6 ч. утра он решил послать завтра (вернее, сегодня) в Ленинград двоих. М. Неймана и писателя Вс. Вишневского. До чего обидно!
Позавчера на Белорусский фронт вылетел на самолете Костя Тараданкин от "Известий" и Мих. Розенфельд- от "Последних Известий по радио" Наши ребята за сегодняшний день не передали ничего. Весь материал делали из загона. Лишь в 5 ч. утра Володя Верховский позвонил, наконец, из Белостока и передал две вещи: "Будничная работа городского управления" (я ее поставил в номер) и очерк о жизни сегодняшней в Белостоке (сдали, но поставить не успели).
Леопольд вчера вылетел из Киева на фронт, но пока о нем ни слуху ни духу.
Настроение в редакции довольно бурное. Все хотят на фронт, остро завидуют уехавшим и посему ругают их на все корки за неповоротливость.
Был у газете маленький курьез. Сегодня идет в номер статья архитектора Мордвинова о скоростном строительстве домов. Ровинский шутя заметил:
-Наверное иллюстрационный отдел поставит сверху клише разрушенных улиц Вильно.
Через час из его кабинета раздался гомерический хохот. Оказывается, иллюстрационный отдел действительно поставил снимок: разрушенные бомбардировкой дома Барановичей. Конечно, сняли.

Трудно работать. В продолжении десяти дней мы ежедневно даем от 3 до 4 полос. А работает нас в отделе по существу трое: Коссов, Мержанов и я. Туговато приходится. Каждый день сидим далеко за зарю. Вот и сейчас около 7 утра, а конца еще и издали не видно.

28 сентября
В 7 часов утра заканчивая свое дежурство от 27 сентября, я зашел к Ровинскому. Газета уже была кончена, мы ждали первых экземпляров. Светило солнце, люди шли на работу- в общем обычная картина.
-Ты звонил Кагановичу о Коккинаки? - спросил я его.
-Нет и из этого ничего не выйдет. Его не пустят.
-А, может быть, стукнуться в Аэрофлот? Стоит?
-Безусловно стоит!
Пошел спать В 6 вечера проснулся, позвонил Володе:
-Ничего не выходит.
-Я так и думал. Ты что сейчас делаешь?
-Работаю.
-Тогда не мешай. Пульку гоняем.
Поехал к Молокову. У него сидит Картушев.
-Куда собрался лететь? -спрашивает Василий Сергеевич.
-Никуда.
-Ну да, втирай очки! Затем ведь и пришел.
Я изложил план. Заинтересовались.
-Машину надо дать, - сказал Молоков.- Дадим "Дуглас", он возьмет тебя и газеты.
Начали подсчитывать расстояния, достали карты. Подсчитали нагрузку. Выходит, тонны полторы возьмет.
-А летчиков каких дашь?
-Летчиков дадим хороших, - смеется Молоков. - Таких, чтобы до Москвы обратно долетели. Договаривайся с Ровинским.
Дальше начали расспрашивать о международных делах. Особенно интересуются Эстонией. Со шкафа стянули карту. Посмотрели.
-Ну, пойдем обедать, - говорит В.С. - У меня дома огурчики из деревни- самые чудесные.
-Ты где отдыхал?
-На даче, под Москвой. Физическим трудом занимался, ходил много.
-Полетим, а, Василий Сергеевич?
-Что ты! Мне сейчас без разрешения на 100 км. от Москвы отлететь нельзя (с грустью). Долетался Молоков!
-А как с твоей книжкой?
-Не знаю. Вот все мечтаю- отделаться от этих дел, взять рукопись и засесть за нее.
Он молчаливо намекает на мою помощь. Я молчу. Некогда.
-Ну, пойдем. Сейчас 10 часов, а мне завтра сюда к 8.
-А что?
-Лекция по истории партии.
-Выкраиваешь все-таки время?
-А что тут хитрого: встал пораньше- вот и все.
Сошли. На улице- дождь, слякоть.
-А где твоя машина?
-Машина? Я вечером всегда пешком домой хожу. А то на свежем воздухе совсем не бываю.

От Молокова я зашел к ГУСМП (главупрсевморпути) к Ширшову. Сидит. Большой кабинет. Карты.
С наслаждением Петя сел в мягкое кресло для посетителей : "Устал в своем"
Тоже накинулся- что слышно в мире. Объяснил. Дальше речь пошла об арктических делах.
-"Сталин" сегодня пришел в Мурманск. Боялись мы за него очень. подойдет какая-нибудь "демократическая" лодка и утопит. Им заманчиво гробить такой ледокол! Так я его в такое укромное место упрятал, что никто и догадаться не мог. Кроме меня только два человека знало, где он находится. Даже начальник морского управления не знал. А потом молча дошел до Мурманска. Ну сейчас хоть Иван Дмитриевич приедет- разгрузит меня. А то совсем зашился. Когда меня назначили директором диетического института- я бесился. Потом отрегулировал дело, наметил: вот с 7 часов буду освобождаться, дальше все расписал. Займусь, мол, научной работой, обработкой наблюдений. Бац! - сделали замом по ГУСМП. А тут потом еще Папанин уехал. Все пришлось забросить. Ну ничего, нажму, закончу работу. Надо же: зимовали, а итогов нет.
-Что слышно про "Седова"?
-Суда по характеру дрейфа, между ними и берегами Шпицбергена (к NOот него) имеется или большая полоса чистой воды, или очень разреженный лед. для меня это несомненно. К марту их, видимо, вынесет в Гренландское море. Надо будет выводить.

В полночь пришел домой обедать. Звонок. Звонит Антонина Дмитриевна Белякова:
-Приехал Александр Васильевич. Он очень просит вас с супругой приехать завтра вечером к нам. Он хочет порассказывать в виденном. Будут только свои.
Я обещал.
Поехал в редакцию. Час ночи. Ровинский только что приехал из Кремля- привез текст пакта о взаимной помощи с Эстонией. Как здорово сделано! Вот удар всем.
Дали телеграмму М. Нейману и Макаренко возвращаться в Москву.
Рассказал ему о разговоре с Молоковым.
-А сколько будет стоить? Тысячи, десятки тысяч, сотни тысяч?
-Не знаю.
-Узнай!
Сообщил о Белякове.
-Во-первых, закажи ему немедленно статью, во-вторых- узнай, может быть можно полететь с ним.
В 3 часа ночи пришло сообщение о том, что Молотов устроил обед в честь Риббентропа. Присутствовал Сталин. Затем приехал Мехлис. Сидел около часа и уехал вместе с Ровинским.
В 4 ч. утра нам сообщили, что будут снимки в номер. Какие- неизвестно. В иллюстрационном отделе пусто. Срочно послали машину за двумя ретушерами и предупредили цинкографию.
На том я уехал домой.
На нашем западном фронте без перемен.
Днем звонил в Минск. Оказывается, в Вильно собрались все наши: Лидов, Ярощук, Катаев, Черствов, Девишев, Темин. Ух!
Лидов прибыл в Минск и начал проситься в Москву. Ровинский велел ему сегодня же вместе с Теминым вылетать в Варшаву. Вылетели. Черствов отзывается в Москву.
Леопольд, наконец, прислал первую корреспонденцию, но о возвращении молчит. Материала по-прежнему чуть-чуть. Хорошую вчерашнюю вещь Верховского ("Старое и новое") и заметку Черствова в Виленской комендатуре ставим с благоговением.

Ехал вместе с Кукрыниксами. Они приезжали специально к Ровинскому, чтобы их послали на фронт. Рассказали о трех категориях композиторов -" ведущие, завидущие и молодые ворования". Сказали, что некоторые писатели издают "полные содрания сочинений".

29 сентября.
Вчерашняя газета вышла сегодня в час дня. Опубликован договор о дружбе Германии и СССР, снимок Сталина, Молотова и Риббентропа, подписывающих договор, карты границ СССР и Германии, письмо т. Молотова Риббентропу и ответ его, договор о взаимной помощи СССР и Эстонии.
В Москву едет министр иностранных дел Латвии.
Леопольд прилетел в Киев. Остальные- неизвестно где. Из Минска вылетел в Москву самолет с материалами.
На приеме Риббентропа т. Сталин спросил Ровинского:
-А где Калашников? Почему не снимает?

30 сентября
Вечером был у Белякова на даче. Пара удобных комнат. Серебряный Бор. Радио. Буфет. Приборы. За столом- Антонов, Гиллер, Анищенко, батальонный комиссар Рубинштейн, их жены.
Беляков немного рассказывал о Львове, откуда он только что вернулся. До Киева он летел на СБ, дальше на "У-2", сам. Аэродромы все побиты, садиться на тяжелых машинах нельзя. Стоят там трофейные польские машины, немного немецких.
Немцы механизированы отлично. К нам относятся корректно. Сел к ним по ошибке наш летчик, подломался. Починили, накормили, выпустили.

1 октября.
Вчера из Западной Белоруссии вернулся Черствов. В военный форме, с револьвером. Рассказывает, что связь организовать, конечно, можно: в распоряжение журналистов можно получить и телеграф, и телефон, и военный провод, и послать самолетом.
В Вильно жизнь понемногу утрясается. Магазины открыты, но купцы требуют русских денег. Цены сравнительно стабильны. Продуктов мало. Бойцы питаются хорошо. На улицах днем тихо, ночами постреливают. Так в одного часового выстрелили три шед9их мимо женщины, оказывается- офицерские жены.
Сегодня, наконец, прилетел и Железнов с Калашниковым. Они вылетели позавчера из Киева и из-за непогоды застряли в Брянске.
Нашелся и самолет, посланный два дня назад из Минска- тоже сидел где-то. Он привез очерк Катаева и иные материалы.
Сегодня дежурил Ярославский. Заставил меня вдвое сократить какую-то статью, потом вызвал и попросил проверить, есть ли связь между абзацами. Говорит:
-А то получается, как при цензуре Пушкина: "птичка гласу Бога внемлет, четь начальству отдает".
Кончили сравнительно рано: в 5 часов. Аж все удивляются!
Ночью пришло сообщение о приеме т. Молотовым турецкого министра ин. дел Сараджоглу. На приеме присутствовал т. Сталин. Беседа продолжалась 4 часа.

Вчера узнал две тяжелые вести.
В бою с японцами погиб Сеня Супрун.
На Витебском аэродроме руливший самолет разбил винтом голову Грицевцу. Получив дважды звание Героя, быть в опаснейших переделках и так глупо погибнуть! Нелепо до безобразия...

6 октября.
Вот уже целую пятидневку не писал ни строчки. Некогда. Каждый день уходим в 7-8 утра. Вчера подсчитал: за сентябрь мы дали 75 полос, в т.ч. 26 по Западной Белоруссии и Западной Украине.
Но кое-какие события восстановить надо.
Редакционная жизнь течет нормально., без событий. Иностранная развивается довольно бурно и в темпе.
2 октября в Москву прибыл министр ин.дел Латвии г-н Мунтерс. Вечером того же дня его приняли т.т. Молотов и Сталин. Беседа продолжалась 2 часа. Сегодня в газете опубликован пакт о взаимопомощи между СССР и Латвийской республикой. Они дают нам возможность строить базы флота в Либаве, Виндаве и в проливе Ирбенском, и несколько аэродромов- тоже на "правах аренды по сходной цене."
3 октября в Москву по приглашению т. Молотова прилетел мининдел Литвы г. Урбшис. Вечером 3-го он был принят т. Молотовым и т. Сталиным на 2 с лишним часа.
3-го же турецкий мининдел Сараджоглу был принят раздельно Ворошиловым, а затем и Микояном.
5 октября т. Молотов дал обед в честь Мунтерса. Присутствовали все члены ПБ во главе со Сталиным. Вчера же он уехал из Москвы.
Англия и Франция пока не торопятся отвечать на предложения о мире. Оказывается, им нужно официальное предложение. Вспоминается 17 сентября. Дневные и вечерние газеты в Лондоне уже напечатали речь т. Молотова. Красная Армия во всю шагала по Польше. Журналисты вечером обратились в министерство иностранных дел. Им там объявили, что пока оно еще не располагает официальными материалами, позволяющими утверждать, что советские войска вошли в Польшу. К слову сказать, и на договор о дружбе с Германией английские газеты откликнулись лишь через день. Прикусили от внезапности язык!
2-го Чемберлен выступил с речью в парламенте. Говорил он очень сдержанно по отношению к СССР, немного навалился на Германию, заявив, что не немцы, а Англия будет диктовать сроки войны. Судя по его речи ( и последовавшему затем заявлению Деладье в кабинете министров) союзники решили продолжать войну. С другой стороны, обращает на себя внимание, что к Гитлеру приехал итальянский мининдел г-н Чиано и, пробыв сутки, пулей помчался обратно в Италию, где был немедленно принят Муссолини.
Поживем- увидим...

4-го октября на летучку пришли писатели Лапин и Славин. На летучке и в личной беседе со мной они рассказывали всякие эпизоды о войне в Монголии.
-На протяжении долгого времени война носила позиционный характер, - говорит Лапин.- Это до того надоело войскам, люди до того рвались в бой, что дело доходило почти до ропота. Все рвались вперед, ходили выражения "полоскать портянки в Порт-Артуре" и т.д.
-Японцы дрались хорошо. Солдаты, попадая в плен, быстро свыкались, офицеры часто кончали самоубийством. Иногда бывали курьезы. Офицерам было приказано в случае пленения - откусывать или прокусывать себе язык, чтобы не проболтаться. Захватили мы как-то двоих. Один прокусил, он у него распух, образовалась гангрена, пришлось оперировать. другой отнеся к приказу формально, и только надкусил язык, считая, что такой дисциплинированности вполне достаточно (Лапин).
-Место там довольно голое. Примерно в 100 км от линии фронта находился небольшой городок в 250 юрт. Но он нам казался громадным. И мы его назвали "город-спрут" или "новый Вавилон". В 50 километрах от фронта помещалась редакция нашей газеты "героическая красноармейская" - в 5 юртах. Так что когда японцы вылетали бомбить тылы, то у них большого выбора не было : они бомбили либо "город-спрут", либо нашу редакцию (Славин).
-В редакции там мы работали также, как в редакции здесь. Только разъезжали не в такси, а в танках и броневиках. Вот и вся разница. Люди свыклись с считали это вполне нормальным. Около редакции была вышка, на которой сидел цирик, обязанный предупреждать о появлении самолетов. Он трубил при виде каждой машины- нашей и неприятельской. А так как машин там довольно много, то он трубил с утра до вечера, так что все перестали обращать на него внимание. К тому же он бывал бдительным только при солнце, в плохую погоду - заворачивался в кошму и спал (Славин).
-Фотографы Темин и Бернштейн работали блестяще, бывали в самых опасных местах. Но натура фотографа все же сказывалась. Поехали мы в одну часть. Нагнали политрука. В чем дело? Узнал, что в этой части находится его брат, которого он не видел десять лет. Произошла горячая встреча. Фотографы не сняли, а заставили братьев еще раз обняться (Славин).

4-го октября во Львове состоялся большой митинг. Выступили Н.С. Хрущев и Тимошенко. Митинг транслировался по радио. Оказывается, в этот день во Львовской газете было опубликовано воззвание временного управления г. Львова к управлениям других городов о созыве народного собрания, которое должно решить, чем будет Западная Украина (также - и в Зап. Белоруссии) - буржуазной республикой, социалистической республикой, присоединяться ли к СССР.
Никита Сергеевич выступил как раз по этому поводу. Горячая речь, напоминающая речи 1919 года. Он сказал, что эти собрания состоятся в 20-х числах октября и будут абсолютно свободными. Встретили его ураганной овацией.
В связи с этим редакция вчера сформировала и сегодня услала в Западную Украину бригаду в составе Железнова, П. Павленко, Л. Никулина, Лапина, Неймана, Рыклина и Озерского. Ребята уехали , а мы опять на кочегарской вахте.

Приехал из Вильно и опять уезжает туда Н. Ярощук. Ходит стройно в форме старшего политрука. Он шел с передовыми частями корпуса Черевиченко. Рассказывает:
1)-Когда мы находились примерно в 100км. от Вильно, пришла телеграмма комдиву от Сталина и Ворошилова- взять Вильно такого-то числа. Черевиченко мигом собрал командиров, прочел им телеграмму и спросил:
-Ну как, хлопцы, уважим просьбу т. Сталина?
И все загудели:
-Уважим, товарищ Комдив!
Он коротко объяснил задачу. Попросил всех подвести часы, дал сроки, места.
-Все ясно?
-Все!
-По коням!
И ночью в один прыжок достигли Вильно.
2)- На кладбище, где похоронено сердце Пилсудского, засели несколько сот офицеров и орудиями и пулеметами. Постреливали. Наши были в городе уже сутки. Черевиченко вызвал к себе командира танковой группы и приказал:
-Через два часа доложи о ликвидации группы. Наказ: ни одного бойца чтобы не было ранено и убито. Понятно?
-Понятно.
Танки со всех сторон ринулись на кладбище. Смяли все в крошку. Через два часа командир докладывал комдиву о выполнении задания.
-Все наши бойцы целы?
-Целы.
-Офицеры живы?
-Какие как. Есть живые, раненые.
-Так. А могилу Пилсудского бачил?
-Никак нет, не разобрал.
Черевиченко подумал и сказал:
-А мабуть ее там и не було.
Могилу и впрямь сейчас уже не найти.

Писатели по-прежнему дают неровно. С великими муками печатаем Катаева; два очерка Вашенцева и один Исбаха переслали в "Литературку".

18 октября.
Много воды утекло. Подписаны пакты с Литвой и Латвией, в Москву без конца ездят финские уполномоченные, германские экономические делегации, демаркационные группы и т.д. и. т.п. Уехал, наконец, вчера обратно Сараджоглу в Турцию. Сегодня состоялось подписание советско-латвийского торгового соглашения. Сегодня же наши войска начали переход на территорию Эстонии. Все совершается чинно и очень торжественно.

Несколько дней назад аэрофлот отправил в небеса стратостат-парашют "Комсомол", объемом в 19000 кубиков (подробный репортаж о нем, экипаже, старте см. в Љ "Правды"). Судя по сообщениям экипажа, он достиг высоты 16800 м. Пошел вниз. Оболочка превратилась в парашют. Связь с землей была нормальной. Сначала спускались со скоростью не больше 4 м/сек. Затем она стала возрастать. На 12 км. связь с землей прекратилась. Тут начали понемногу паниковать.
Часика в 2 ночи я позвонил Картушеву домой.
-Слава Богу, сели! Бандура в дым. Но хоть сами живы. Хорошо, что оболочка сгинула, а то бы нашлись охотники повторить.
Оказывается (по рассказу командира экипажа Фомина) на высоте 9000 м. оболочка воспламенилась (те же разряды статического электричества от трения, которые сожгли 300 000 кубиков у Прокофьева). Экипаж пустил в ход гондольный парашют, но ему мешали раскрыться металлические тяжи оболочки. Все же остатки системы предохраняли кабину от вращения, служили стабилизатором. Это, собственно, и спасло экипаж: иначе они бы не могли выброситься.
На высоте 4000 выкинулся Волков, за ним- пилот. Фомин сбрасывал балласт, чтобы облегчить удар кабины о землю и на 1500 м. прыгнул сам. Опустился он в 500 метрах от кабины, остальные - в 2-х километрах. Кабина шлепнулась в болото, изрядно помявшись, но приборы как будто целы.
Вот не везет с этим поднебесным (или вернее, небесным) хозяйством!

Вчера были у нас сразу три писателя: В. Катаев, Б. Левин, А. Эрлих. Все вернулись из Западной Белоруссии и сматываются обратно. Катаев ходит в штатском, Левин- с нашивками полкового комиссара, Арон- просто в военном.
-Почему Вы не там? - спрашивает меня Левин.
-А.. кочегарская вахта..
Смеется.
-Будете писать книгу? - спросил я Катаева.
-Только не фактическую. Напишу на этом материале повесть. Это будет интереснее. Зреет. Дайте мне денег.
Левин:
-Скучно писать однообразный материал. Хочется найти новую форму. А информацию мы все равно даем хуже журналистов. Эотите, я вам дам фельетон смешной, а?
-Хочу.
Сегодня принес. "На разных языках". Забавно.
-Я сам когда писал, смеялся. Годится?
-Я прочел , годится.
Обрадовался.
-Я с дороги еще напишу. Вот это настоящая работа.

9 ноября.
И до чего время быстро катится, аж спасу нет! Вот прошли уже Народные Собрания Западной Украины (26-го октября) и Западной Белоруссии (28 октября). Люди проголосовали за советскую власть. 31 октября открылась чрезвычайная сессия Верховного Совета СССР. Выступил т. Молотов. Всыпал по первое число турка, финнам, щелкнул по носу американцам.
Это выступление в центре внимания иностранной печати. Финны наклали полные штаны: их правительство заседало до упора. Турки молчат, как ободранные.
Вчера на сессии делегаты народного собрания Западной Украины докладывали о своем желании установить советскую власть. Особенно горячо, ярко , самобытно выступала батрачка Ефимчук. Это- прирожденный оратор. Мы слушали в секретариате, не переводя дыхания. К сожалению, в переводе на русский язык ее речь много потеряла в образности.
Сегодня докладывают белорусы. С двумя из них -писателем Пестрак и ткачихой Дьячук -я беседовал 31 октября в гостинице "Москва" ночью (см. статью).

Дней пять назад мне позвонил Сергей Ильюшин:
-К 60-ти летию т. Сталина госполитиздат выпускает книгу. Они просили меня написать о моих встречах со Сталиным. Я очень прошу тебя помочь мне. Сделаешь?
-Хорошо, с удовольствием. Ты откуда?
-Из дома. Лежу, брат. Ишиас и почки..
-Коррозируют?
Смеется.
-Да. Усталость материала. Я, брат, раньше не знал, что такое болезни.
-Это всегда так: если долго машину оставляют без профилактики, то потом приходится делать средний ремонт.
Доволен техническим сравнением.

В тот же день позвонил Кокки.
-Это я к тебе направил Сергея. Исходил из двух соображений- это тебе понадобится и для "Правды", второе- ты сделаешь это и для меня. Правильно?
-Согласен. Что делаешь?
-Работаю много, Лазарь. Только вот беда- погода держит. Ох, как она меня держит! Но на днях все-таки сделал один хороший полет. Очень хороший!
-Далеко?
-Не так, чтобы очень.
-Высоко?
-Не то, чтобы слишком.
-Глубоко, что ли??
-Да ты не сердись, турка. Я на ней дал (столько то) с кругляшками. Понимаешь, на серийной!! Вот это работа. За два часа отмахал ... километров. Вот видишь и не то, чтобы высоко, и не то, чтобы далеко, а хорошо! Как футбол?

С 25-го меня перебросили в советскую группу на выборы. Решили мы заручить несколько героев в корреспонденты. Звоню Водопьянову. Болен- ангина.
-Когда встанешь? Поедешь от нас?
-К сессии. Куда угодно.
Байдук:
-Поедешь?
-Нет. Работы много. Сам вот собираюсь к избирателям. После сессии.
-Напишешь подвал?
-С удовольствием.
Мазурук:
-Благодарю за честь. Поеду- обязательно дам. Сам собираюсь после сессии.
Молоков:
-Василий Сергеевич, поедем к твоим избирателям?
-Скажи когда- поеду. Бить они меня будут: мало бываю. Так переписка наладилась хорошо, а вот бывать некогда. Каких только дел нет! Вот тут два типа из областного земельного управления забрали себе участок на четверых. Жил там сторож в халупе. Пришли с топорами, мать их.. Ну и он за топор. Отступили. И нигде управы найти не могли. Я писал на место, в Моссовет -не помогает. Написал выше- наконец, одернули.

4 ноября был у Кокки. Посидели, сыграли в преферанс втроем. Зашел разговор о Супруне.
-Треп. Живой.
Я обрадовался.
Валентина Андреевна в разговоре сказала, к какому-то слову, что Козляк получил квартиру. Оказалось, ему помогал Володя. Я выразил недоумение по адресу Козляка и сказал, что на его месте никогда бы не стал обращаться к высоким друзьям.
-Нет, ты не прав, Лазарь. Я вот сам так мыслю, но отлично понимаю положение и состояние людей, которых прижмет к стенке так, что деваться некуда. Я такое состояние очень понимаю и всегда иду навстречу.
Дальше зашел разговор о батисфере. Он слушал очень внимательно.
-Надо сначала ее пробно испытать. Нельзя сразу лезть. Технических вопросов много встает?
-Много.
-Вот это интересное дело.

Эти дни много возился с депутатами Западной Белоруссии - делал их статьи в октябрьский номер.
Вот несколько штрихов:
1. На следующий день по окончании сессии все снялись в Кремле с членами ПБ. Заморочившись, об этом не знал писатель Пестрак. Убивался:
-Прямо плакать хочется. Ведь со Сталиным сняться- это один раз в жизни бывает.
2. В коридоре "Москвы" на меня бросилась незнакомая молодая женщина:
-Что же это такое, товарищ? Я до сих пор не верю себе- еще два месяца назад я сидела в тюрьме, а вчера была вместе со Сталиным в Кремле.


9 ноября.
Был у Молокова. Вечером сидели в его кабинете. Он рассказывал о своих встречах со Сталиным. (стенограмма в редакции). Часиков в 11 пошли домой. Пешком. Сыро, мокро, топает.
Встретил в Севморпути Ушакова:
-Георгий Алексеевич! Есть одна авантюра!
-На авантюру всегда согласен. В чем дело?
-Потом скажу, зайду.
-Так ты скорее заходи!

21 ноября.
Вечером был у Кокки. Лежит- грипп. Сыграли три партии в шахматы. Играет вдумчиво, но средне. Потом сидели, пили чай. Я привез ему статью для сборника к 60-ти летию Сталина ("Наши встречи с т. Сталиным"). Ему не понравилось:
-Слишком много "Я", "мне", о моих полетах. Надо переделать.
Он был прав.
Рассказывал во время чая. Сидели вдвоем, выключил радио.
-Вызывает меня в начале августа Клим и говорит:
-Поезжай на восток.
-Зачем?
-Надо, дело есть, один полет сделать.
-Не поеду.
-Почему?
-Не привык так, налетом. Работу большую могу сделать, только дайте время, а на раз не пойду.
-Боишься марку потерять?
-Вот именно.
-Реноме?
-Да, реноме.
-Пиши мотивированную записку об отказе.
Написал. А вообще туда поехать поработать надо. Вот летом поеду. Только поездом долго, хочу смотать воздухом. Прошлый раз мы до Хабаровска летели около двадцати часов. Сейчас мне будет очень некогда: хочу смотаться за 16 часов.
Он подумал, подсчитал в уме и, улыбаясь, сказал:
-А может быть, и в 15 часов уложусь.
-А машина?
-Что ж машина! Начинаю собирать. У меня сейчас нет машины. Развалилась. Вот я и стреляю потихоньку, как барахольщик. На одном заводе мне обещали крылышки дать, я им сразу и задание дал бачки поставить. Бачки заказал по блату на другом заводе. Фюзеляж выжму из Журавлева. Моторы возьму на испытание на заводе.. С миру по нитке...
-Так это же все арапство.
-Чистейшей воды. Но до поры, до времени. Можно собирать на арапа, но готовиться и лететь на арапа нельзя. Тут надо все делать наверняка.
-А что тебе даст этот полет?
-Во-первых, чисто технический авиационный результат будет весьма солидным. Во-вторых- тогда можно будет через год податься и вокруг шарика.
-Что?? (я опешил)
-Да, да. Вот давай подсчитаем. Сколько Юз летел, я не помню?
-Кажется за 82 часа... (я ошибся: Юз летел 91 час).
-Сильно! Но побить можно. (Видно было, что расчет он делал впервые, со мной, вот в этот вечер). Посадки займут много времени. Садиться по утвержденной трассе надо в Москве, Омске, Номе, Нью-Йорке, Париже. Значит, четыре заливки. Сколько каждая может продолжаться?
-Часа два.
-Возьмем три. Итого- двенадцать.
-В Номе аэродром маленький.
-Это важно. Размеры не помнишь?
-Нет. Помню, что Леваневский хотел лететь от Нома напрямую в Нью-Йорк, а потом побоялся, что длины не хватит для полной нагрузки.
-А сколько в Щелкове бежал?
-Много. С верху горки и до, знаешь, выхода из штаба.
-Ну вот. А я снизу горки и оторвался у первого ангара. Нет, вылезу из Нома. Так, подожди. Заправки- 12 часов. Часов 10 надо иметь в запасе. Следовательно -22 часа, остается шестьдесят. Расстояние 22 500 км. Так. Если держать все время 400 км/ч -что с копейками или без копеек- то рекорд уже бит. А можно пройти и быстрее.
Он воодушевился этой идеей. Пошли в кабинет, к карте.
-Из Москвы- на Омск, оттуда напрямую через Якутию в Ном. Там через Америку в Нью-Йорк. Океан? Да, пожалуй лучше вылетать не из Москвы, а из Нью-Йорка.
-Почему?
-7500 км. над водой- это не шутка.
-Якутия- тоже вещь.
-Да, но там над землей! Над водой надо лететь на свежих моторах. Ну, а от Парижа до Москвы- пустяк, туту как дома. Раз плюнуть! Лететь надо троим. Три летчика- каждый чтобы штурманить мог.
-Так ты и доверишь одному!
-Одному нет, а двоим - да. Когда я буду вести- пусть оба спят.
-А ты откуда такой штурман-связист?
-Эге, ты знаешь, я у себя на заводе поставил ключик и барабаню каждый день. Выберется чуть позже время- поеду в НИИ изучать радиокомпас. Сам себя буду хозяин, не буду кричать : "Миша, Мишенька!! Ну найди мне на минутку эту станцию. На одну секундочку!"
-А у меня лучше есть маршрут...
Оживился, заинтересовался.
-Какой?
-Вокруг, через два полюса.
Он задумался на минуту:
-А что это даст? На скорость тут жать нельзя. Да и чесать на юге ой много (он подошел к карте) - от Огненной Земли 40о, да до Австралии 40о. Нет, это не работа.

-Ну иди. Уже два. А мне завтра летать.
-Куда?? Ты же больной!
-Ничего, отлежался. На высоту надо.
-Соскучился?
-Какое! Знаешь, я недавно смотрел отчеты наших летчиков (их четыре). Так они все налетали на высоте меньше половины моего в этом году. У меня как-то получается- что ни полет, то на высоту.
-Раза два в неделю ходишь?
-Я тебе говорю- каждый полет. И все 10, 11, 10, 11 км. Вот под выходной ходил (как раз и простудился, t= -48о). Так я сразу четыре задания в один полет выполнил: скороподъемность, потолок, километраж, и скорость на снижение до земли. Вчера мне лаборант звонил : "Знаете, Владимир Константинович, все точечки, как в теории получились, никакой средней выводить не надо- вот это работа!". Всё удивляется.

Вчера вечером в редакцию заехал Папанин.
-А где Лев, почему не видно?
-Лежит пластом, болен.
-Что ты говоришь? Эх, уже первый час! Если бы не так поздно, я бы заехал к нему.
Сегодня Лев мне говорит:
-Звонил сейчас Папанин. Спрашивает, как здоровье, не надо ли чего?

30 декабря.
Заворачиваются интересные дела с Финляндией. Они отвергли наши предложения, посему переговоры были прерваны. 26-го финны обстреляли наши погранвойска из орудий. Это у нас в редакции стало известно в 12 ночи. В 1:30 ночи ушел домой. Только пришел, еще в пальто- телефон:
-Немедленно к Ушеренко, Бегом!
Прихожу.
-Садись делать полосу откликов на ноту Молотова. Вот нота. Отклики можно делать порезче, чем нота.
Разослал людей по заводам. Митинги были в 3-4. В шесть все сдал, в семь сверстал, в 8:20 кончили газету.
28-го финны ответили базарной нотой. Молотов ответил очень резко. В "Красной Звезде" был опубликован приказ по войскам Ленинградского военного округа, в котором говорилось: "в случае новой провокации- отвечать огнем, вплоть до уничтожения стрелявших".
В Ленинград еще 18 или 19 уехали Верховский, Ходаков, Темин, Бернштейн, вчера выехал Иткин.
В 12 ч. ночи с 29 на 30 декабря Молотов выступил по радио- дипломатические отношения с финнами прерваны.
Сегодня с утра все ходили по редакции и спрашивали друг друга "что слышно?". Часика в четыре поступили первые сведения от иностранцев: наши части перешли в наступление в 9 часов утра, самолеты бомбили аэродром в Хельсинки и Свеаборг (крепость).
К 9 часам вечера стало известно, что мы углубились на 12-15 км., ширина фронта 120 км. Ребята наши - с частями.
Город пока еще ничего не знает. Звонков нет.

19 февраля 1940 года.
Много воды опять утекло. Ушел старый год. Я успел смотаться в Арктику к "Седову", вернуться, начать работать, а дневник все лежит.
Ну , эту воду надо будет потом восполнить, а пока запишу только сегодняшний день.

Утром, когда я еще спал, позвонил Папанин из Архангельска.
-Здравствуй, Лазурька!
-Здравствуй!
-Ну как дела с писаниной?
-Никак. Плохо идет дело.
-Почему?
-Материала мало.
-А ты папку с приказами у Фирсова взял?
-Да. А что там есть?
-А , может, тебе сюда подъехать? И материал для "Правды" подберешь, и с книжкой посидим? А? Ну я тебе еще буду звонить. А насчет списка не беспокойся. Я сказал- будешь, значит- будешь.
-Звони.

Днем занимался подготовкой юбилейного номера (день Красной Армии), говорил с зашедшим Ардаматским, доделывал передовку "Сталинские стипендии в ВУЗах".
Вечером позвонил Коккинаки. Подошла Валентина Андреевна.
-Вовка, иди, тебя Лазарь зовет.
-Не пойду. Спроси- что хочет?
-Позовите, по делу.
Басит:
-Ну что?
-Ты давно знатный стал?
-Нет, я не потому. Партнера нет, так я думаю: может, если не подойду, так ты приедешь? А, езжай! Зина дома?
-Я из редакции. Володя, надо статью к 50-тилетию Молотова о встречах.
-Неужели он такой молодой?
-Да вот, так получилось.
-Ну, приезжай.
-Со стенографисткой?
-Нет, один.
-Я голодный.
-Наскребем.
Приехал. Вал. Андреевна вышивает скатерть. Володька листает книжку "Торговцы смертью" (о пушечных королях запада- "Забавно, не читал?"). Сидит в кожаной блузе, кожаных штанах, черных унтах.
-Летал сегодня, что-то ты усталый?
-Нет, погода плохая, да и заседаловка заела. Вчера погодка лучше была.
-Летал?
-Одиннадцать раз. Смешно садился. Сел какой-то "Дуглас" и другой самолетишка. Тесно. Между ними метров 10, не больше. Мне выложили крест. А мне курить до смерти охота. Я подошел чистенько, хлопнулся у самого самого "Т" и проскочил между ними. Смеху было! Да ты садись, турка, обедать. Целый час из-за тебя суп греем. Водку будешь?
-Нет.
-А настойку от кашля?
-Лекарственную? Конечно буду!
-Будь здоров, не кашляй!
По радио дали Давыдову.
-Люблю я ее слушать. Держится хорошо, на мелочь не идет, а поет как... Вот и Барсова тоже.. Это, знаешь, мастера. Не то, что Козловский.
Поговорили об опере. Очень любит "Князя Игоря". В остальных слушает хороши арии, очень любит хорошую эффектную постановку ("Руслан", "Сусанин").
Потолковали за финнов.
-Здорово, турки, дерутся! Упорный народ, воинственный.
Сыграли в преферанс.
-Писать будет?
-Нет, что ты! Давай в следующий раз. Знаешь, трудно писать. Встречался я с ним много, но все встречи кончались хозяином.
Перед уходом показал пачку писем:
-Вот еще не распечатаны. Сегодняшние, избиратели.
Я вспомнил секретаршу Папанина:
-Она : "Сегодня получила письмо. Девушка пишет Папанину- выхожу замуж, пришлите отрез на платье- 3 метра."

11-13 февраля был актив редакции, обсуждали план работы на 1940 год. Ровинский в своем докладе рассказывал о внимании т. Сталина к газете:
-Вряд ли какой-нибудь наркомат, кроме военных, может сказать, что ЦК и лично т. Сталин так занимаются его делами. Вот, например, за время моей работы т. Сталин мне лично, по крайней мере, четыре раза говорил о том, что не надо давать больших статей в газете.
-Почему вы даете так много фельетонов в газете? (фельетонами он называет подвал). Надо давать не больше одного, притом теоретического, экономического. Остальное должно быть небольшим.
Позвонил он как-то и спросил:
-Вот вы даете заметку и пишете внизу подпись "редакция газеты "Дагестанская Правда". Что это такое? Это вы перепечатываете?
Я объяснил.
-А зачем вы так много места тратите на это? Дайте в подбор, в строку в скобках "Даг.правда". И все понятно. Надо беречь место. Вот вы и заголовки большие очень делаете. Это ни к чему. Это у вас много места занимает. Даете четырехэтажно- это не по-хозяйски!
Мы сжались. Знаете, сколько это дало в номере? Триста строк!!

Не помню- записывал я или нет: по предложению т. Сталина мы не стали давать в газете петит. Многим трудно читать, а газета должна быть массовой. Сталин даже в эти специфические мелочи вникает.

30 апреля 1940 г.
Вчера похоронили Пашку Головина и Пионтковского. Погибли они 27-го . Пионтковский рассыпался в воздухе на двухмоторной яковлевской машине, на глазах у зрителей за Петровским парком.
Головин летал на поликарповской машине с инженером Александровым и бортмехаником Добровым. Неожиданно свалился в штопор, а затем перешел в плоский штопор. Когда стало ясно, что машина пропала и людей спасти нельзя, Павел попробовал выпрыгнуть (на высоте 100м. методом срыва). его вырвало и запутало в стабилизаторе. Так там и нашли. Машина сделала 7 с половиной витков, хлопнулась и загорелась. Двое совсем обуглились, Головин- немного. Но в общем всех немедленно ночью кремировали.
Вчера урны были выставлены в клубе завода Љ22. Собрались почти все участники экспедиции. Приехал и Борода. Постояли в карауле. Налетела пурга- Север прощался с Пашкой, а когда хоронили- солнце.
Замуровали в стене авиаторов на Девичке. Мы ходили с Эзрой и смотрели надписи. Сколько знакомых!!
Если уж быть в этой стене, то у самого края!

Проводил от газеты первомайское анкетирование: "Ваша область деятельности через 10 лет".
Молоков ответил, что в основном будут работать на линиях "Дугласы" (ПС-84), Спирин договорился до межпланетных путешествий. Вот это диапазон!
Ильюшин ответил, что печатать его не надо:
-Я ведь смотрю на самолет, как на оружие. А при нынешнем масштабе производства в основном останется то же летательный аппарат, что и теперь, он будет качественно улучшаться. Говорить о принципиально новом типе летательного аппарата, по-моему, нет оснований.
Папанин заявил, что в 1950 году весь Северный Морской путь можно будет проплыть на байдарках.

7 мая.
Позвонил вечером Водопьянову. Попросил написать впечатления в весеннем перелете на Чукотку. Смотался он взад-вперед за месяц.
-Быстро?
-Хорошо!
-То-то. Раньше чуть не годами летали. А писать не буду. Ничего не записывал, а на память не надеюсь. я тебе лучше о боях с финнами напишу.
-Поздно.
-А я рассказом. Что поделываешь?
-Да. Ничего. Вот собираюсь в новый дом переезжать.
-На новоселье позовешь? Только имей в виду, я сейчас опять не пью, как перед полюсом. И все из-за тебя. Спал это я тут недавно. И вот является ко мне Бог. Ну, поговорили о том, о сем. Потом Бог мне и говорит:
-Бросил бы ты, Миша, пить.
-Почему это? - удивился я.
-Да ты свою часть еще десять лет назад выпил, сейчас чужую пьешь.
Совсем было меня убедил, да я потребовал:
-Да ты конкретно скажи- чью часть?
Он поерзал, поерзал, я его прижал, деваться некуда.
-Да вот, -говорит, - Бронтмана знаешь?
-Знаю, - говорю, - вместе на полюс летали.
-Вот ты его часть и пьешь.
Ну тут мне до того неудобно стало, так совесть стала мучить, что решил бросить. Да ты не отчаивайся, как свою часть выпьешь- скажи мне. Чужую-то я буду пить, незнакомую.

Коля Кружков в коридоре 4-го этажа рассказал забавный случай:
-Решил как-то Безывменскйи выругать Жарова, но литературно. И вот посылает ему на Лаврушинский такую телеграмму " Раскрываем объятия, посылаем привет. Ваши братья- Сим, Иофет".
Рыклин в ответ поделился эпиграммой- шарадой на артиста Вахтанговского театра Симонова:
"Нос горбат, проживает -Арбат, много зарабат."


10 мая.
Война расширяется бешенным темпом. Сегодня утром немцы перешли границу Голландии, Бельгии и Люксембурга (для "защиты" их от союзников), бомбили их города и французов. Англичан это, видимо, застало врасплох и они с перепугу заняли Исландию. На кой им хер эта страна- непонятно.
Как я шутил вечером с Коккинаки скоро они будут писать "вижу красивые берега Гренландии" - так сообщал Гордиенко во время полета самолета "Москва" в США.
Уже начался дикий торг за Голландскую Индию. Там на всякий случай объявили мобилизацию. Все на нее оскалили зубы: жареным запахло!
Англичане закрыли Гибралтар, блокировали Эгейское побережье Греции, Италия объявила мобилизацию. Вот заварилась кутерьма!
Чемберлен полностью просравшись, подал в отставку. Сел за него Черчилль. Кто еще в кабинете- неизвестно: очень поздно получили сообщение.

Я сегодня написал рецензию на книгу о Серове. Завтра годовщина его гибели. Книжку мне дали в 3 ч.дня, прочел и написал. Часиков в 10 вечера ко мне в кабинет вдруг зашел Ярославский:
-Пишете о книге? Написали?
-Написал.
-Надо дать. Я читал ее в рукописи. Хороша книга. Очень интересные факты. Полезная. И жена Серова звонила.

Вечером толковал с Коккинаки. Он отдыхал в Сочи, две недели болел там, ругает погоду:
-Много работаешь?
-Втыкаю до звезд. Иногда пообедать некогда. Хвостов понакопилось- ну да я с ними быстро разделаюсь.
-Выходные бывают?
-Никаких. Ты извини, что я не звонил- раза три собирался, да все руки не доходили. Замотался совсем. Как сыны? Воюют? Обними шкетика (Валерку- младшего). А здорово немцы прут!
Он всегда очень и интересом следит за международными делами, иногда звонит вечером мне в редакцию- что последнего? Хорошо ориентируется.


18 мая.
Боевая жизнь на западе, как говорится, развертывается. Голландия уже 15 мая выкинула белый флаг, главнокомандующий армией генерал Винкельман выпустил приказ о сдаче. Правда, голландское правительство, временное квартирующее в Лондоне, заявило, что это его личное мнение. Генерал заявил в ответ, что если они считают его решение необоснованные, пусть приезжают на его место лично руководить боями.
14-го ночью позвонил Хозяин и предложил дать передовую о международных делах. В связи с этим члены редколлегии всю ночь сидели и писали оную. Утром вызвали Яшу Гольденберга, который ее еще раз освидетельствовал и затем послали на просмотр. 16-го ее поместили. Называлась она "Новый этап войны в Западной Европе". "Известия" тоже дали в это день передовую "Война расширяется".
Вообще за последние дни звонки Хозяина участились. Вчера, например, мы поместили карту военных действий, в которой Маляр продлил линию Мажино до Ла-Манша. Днем позвонил Хозяин и выразил недоумение: от кого французы защищались там- Бельгия это ведь их почти колония. Там за последний год были сооружены лишь небольшие укрепления. Ночью вызвали двух генералов. Сегодня поместили огромную карту на 3 колонки, дали специально генеральский обзор военных действий, кстати, с перепугу они сдали его только в седьмом часу утра. Обзор этот- фактическая поправка. На летучке эту линию назвали "линией Маляра".
Вчера Снегова вызвал к себе Жданов и сказал:
-Можете ли вы через два часа прислать 300 крепких спортсменов для разгрузки одного эшелона?
-Нет.
Тогда Жданов прочел ему сообщение из Гамбурга о том, что там мобилизованные в течение 40 минут 300 спортсменов разгрузили два парохода на рейде.
-Я заранее знал ваш ответ. Как же так??!! Ну сегодня нам этого не надо, а завтра может понадобиться. Ведь вы руководитель 10-тимилионной армии физкультурников.
И дальше пошел неприятный для председателя Комитета Физкультуры и Спорта разговор. Жданов говорил, что он видел на Карельском фронте физкультурников. Они умели только ходить на лыжах, а обращаться с ними нет. Главное же- не умели падать. Подается команда: "Ложись!" - все ложатся, а целая группа торчит как палки, и "мы безошибочно знали, что это физкультурники". Перелезать через заборы не умеют на лыжах. "Они у вас какие-то оранжерейные", они привыкли к сервису, к обслуживанию: один идет на лыжах, а 10 человек его обслуживают, поят шоколадом, апельсиновым соком. "Да поймите вы, что на войне апельсиновых соков нет, там кровь!!"
Едва бедняга Снегов успел вернуться в комитет, его снова вызвали в ЦК, но этот раз в другой отдел, и сказали:
-Что вы чешетесь??!! В Болгарии открывается международный футбольный турнир. Надо же туда послать команду!
Вообще это здорово : война полыхает, а мы в турнире участвуем. И самое интересное, что ЦК находит время этим заниматься.

Книги в сети. Анонсы и ссылки

СообщениеДобавлено: 07 Июнь 2011 19:44
Bills Bons
:)

Книги в сети. Анонсы и ссылки

СообщениеДобавлено: 07 Июнь 2011 19:48
Bills Bons
Копирайт выложен потому,что мемуары Л.К.Бронтмана-уникальны!Да,они есть еще на двух-трех сайтах инета,но где гарантия,что те сайты "проживут" долго?!Тогда исчезнут и мемуары.Логично?Пускай уж находятся здесь,где им по-праву и положено быть! :)