Н-132 (Г-1)

Авиатехника, люди, события - специализированные ведомства.

Н-132 (Г-1)

Сообщение Иван Кукушкин » 21 Апрель 2008 16:28

Г-1 Н-132 (зав. № 633)

Передан в числе пяти Г-1 в ПА в 1937.
07.04.1939 г. самолет передали в Обский отдельный авиаотряд ГВФ и перерегистрировали с опознавательным знаком СССР-Л2930

[Михаил Маслов, "Первый в своем роде". "Авиация и Время" 3-2007 [url]http://www.polarpost.ru/f/viewtopic.php?pid=2854#p2854][/url]
Спасём нашу «Арктику»! arktika.polarpost.ru
Аватара пользователя
Иван Кукушкин
 
Сообщения: 11076
Зарегистрирован: 17 Июнь 2007 05:52
Откуда: Нижний Новгород

Н-132 (Г-1)

Сообщение Иван Кукушкин » 15 Ноябрь 2009 17:17

Lennart Andersson, Red Stars 6 - Aeroflot origins // Apali Oy, Sammonkatu 50, 33540 Tampere, Finland, ISBN: 978-952-5026-88-7

CCCP-H132
31.5.1937
Ант-4 / Г-1
Заводской №: 633
В примечаниях: -1.1.37-. получил бортовой Л-2930
Аватара пользователя
Иван Кукушкин
 
Сообщения: 11076
Зарегистрирован: 17 Июнь 2007 05:52
Откуда: Нижний Новгород

Н-132 (Г-1)

Сообщение Кара » 08 Декабрь 2010 12:31

СССР-Н132 – Обская АЛ: 1-й Линейный отряд (с 03.1937-):
Тюмень (Плеханово)
Не мешай летать железу!
Аватара пользователя
Кара
Редактор
Редактор
 
Сообщения: 1303
Зарегистрирован: 19 Декабрь 2008 16:15
Откуда: ЬУМН

Н-132 (Г-1)

Сообщение Dobrolet » 18 Апрель 2012 17:06

Есть информация, что Г-1 СССР-Н132 был оранжевого цвета, и состав экипажа в навигацию 1938-1939 года.
КВС Тихон Федорович Еременко
второй пилот ? Тихонович Чириков
бортмеханик Александр Олейников
радист ?
viewtopic.php?f=52&t=4671&start=10
СЛУЧАЙ В ЯМАЛО-НЕНЕЦКОЙ ТУНДРЕ
Это произошло более сорока лет назад. Во второй половине декабря в сильный мороз я прилетел из Тюмени в Салехард. Надо было доставить в Хальмер-Седэ (ныне Тазовский) делегатов Ямало-Ненецкой окружной партконференции. Они давно ждали самолет.
Небольшое одноэтажное здание аэропорта стояло на высоком берегу Полуя, а аэродром был внизу, на замерзшей реке. Обрадованные пассажиры, сгрудившись [75] на круче, поджидали меня и второго пилота Чирикова. Мы поднимались по крутой скрипучей деревянной лестнице. Широко расплываясь в добродушной улыбке, секретарь Хальмер-Седэского райкома пожал мне руку.
— Заждались вас. Говорят, были в Москве?
— Так точно! Вот и самолет пригнал оттуда из капитального ремонта.
— Ну и как?— кивнул он в сторону оранжевого двухмоторного самолета, стоявшего внизу у берега, где технический состав обслуживал его, готовил к завтрашнему раннему вылету.
— Отличная машина!—воодушевился я.— Знаете, на одной из таких, названной «Страной Советов», десять лет назад летчики Шестаков и Болотов совершили блестящий перелет из Москвы в Нью-Йорк! Машина конструкции Туполева — АНТ-4. До недавнего времени это был тяжелый бомбардировщик ТБ-1. А теперь, как видите, предназначен совершать транспортные полеты, главным образом на воздушных трассах Севера: зимой - на лыжах, летом - на поплавках. В общем, лучшего самолета пока и не придумаешь!
— Значит, завтра будем дома?
— Постараемся,— ответил я и еще раз взглянул на обступивших меня пассажиров, одетых в толстые оленьи малицы.— Сколько же вас?
— Пятнадцать,— ответили они хором.
— Здесь и делегаты, и командированные,— пояснил секретарь райкома.
— Ну что ж, северяне, будем готовиться к завтрашнему полету,— сказал я, намереваясь направиться в помещение аэропорта.— Только не опаздывать!
— Что вы, что вы,— загалдели они разом.— Мы здесь почти полмесяца «загораем», ждем отправки.
Самолет был хорошо подготовлен и заправлен «под пробки». И хотя я не был новичком на обском Севере, но в это время года, когда все Заполярье объято многомесячной полярной ночью, тогда там еще никто не летал. Следовательно, к этому, можно сказать без преувеличения, эпизодическому полету в условиях полярных сумерек экипаж готовился очень тщательно. Находясь еще в Тюмени, мы с бортмехаником Олейниковым без спешки отобрали все необходимое снаряжение, которое могло пригодиться в случае вынужденной посадки в тундре. Тем паче что в нашей памяти хранился свежий случай, произошедший с экипажем опытнейшего пилота, пионе-[76]ра обской авиации Серафима Ивановича Антюшева. Год с небольшим тому назад они вылетели 31 марта в хорошую погоду из Салехарда в Гыдаямо. На таком же самолете, как наш. Но из-за неожиданного тумана в пункте назначения Антюшев решил сесть на какой-то речке, чтобы переждать непогоду. Но при посадке случилось непоправимое: правая лыжа, наскочив на скрытый снегом торос, разлетелась вдребезги. Экипаж и тринадцать пассажиров просидели там, в тундре, тридцать пять дней. Чуть не умерли с голоду. Хорошо, что какой-то ненец с женой нашли их и спасли.
Мне были известны и другие подобные случаи, к сожалению, заканчивавшиеся печально. Поэтому, находясь уже в Салехарде, мы с Олейниковым еще раз тщательнейшим образом проверили все то, без чего нельзя вылетать в Заполярье, начиная с ламп подогрева двигателей, неприкосновенного запаса продуктов, оружия и кончая шанцевым инструментом, дымовыми шашками и ракетами.
Взяв прогноз погоды и всю полетную документацию, мы со вторым пилотом направились к самолету. Механики уже опробовали двигатели. Теперь усаживали пассажиров через верхний люк в тесный фюзеляж, переплетенный лонжеронами и подкосами.
Взлетели рано, как и было запланировано. Но через сорок минут полета пришлось вернуться из-за резкого ухудшения погоды в Хальмер-Седэ. Пассажиры нехотя вылезали из самолета и долго не отходили от него, несмотря на объяснения начальника аэропорта, что вылет переносится на завтра.
Синоптики, однако, погоду назавтра не обещали, объясняли, что с запада движутся мощные циклоны, неся с собой обширные метели и сильные ветры. Непогода надолго «оседлала» Север.
Ничего не оставалось, как только переносить вылеты «на завтра».
Молча ходили хмурые пассажиры. Их можно было понять.
Вечерами, как всегда, я заходил к синоптикам.
— Ну как, земляки, чем порадуете?
— Видите ли, командир,— начинал Перцов, отрываясь от синоптической карты.— На такой огромной территории как обский Север, только две-три метеостанции. Вот и «колдуй» здесь, как знаешь. Сами понимаете, трудно составить прогноз. И все же, судя по сводкам цент-[77]ральных и западных метеостанций, пожалуй, вы сможет завтра проскочить до Хальмер-Седэ. Только пораньше
И хотя за эти дни, дни безделья, все отоспались как говорится, на месяц вперед, все рано легли стать. Даже заядлые преферансисты, расписав недоконченные пульки, разошлись. У всех было одно заветное желание— улететь!
Вылетели в сумерках. На борту— все в порядке! Доложили об этом земле. Легли на курс.
— Тихоныч, держи как можно точнее направление скорость и высоту,— сказал я Чирикову, а сам стал заполнять бортжурнал. Уточнил путевую скорость, угол сноса, внес соответствующие поправки в штурманские расчеты, сделанные перед вылетом.
Погода выдалась для этих широт сносная, как и прогнозировали синоптики: видимость километра два-три, слабый снег, ветер попутный, тридцать километров в час! Лучшей и желать нельзя.
Пересекли Обскую губу с торчащими большими, грозными торосами. «Не дай бог, садиться на такие— проворчал второй пилот.
Прошли траверсом контрольный ориентир Ныду. Но из-за усилившегося снегопада и сплошной белизны тундры все сживалось в белесую муть, затрудняло детальную ориентировку. Да и ветер резко усилился, стал бросать самолет так, что даже такой богатырь, как наш второй пилот, одетый в меховой комбинезон и закутанный пушистым шарфом до самых глаз, раскраснелся, как вареный рак.
— Что, запарился, старина?—рассмеялся я,— Это тебе, Тихоныч, не на трассе Новосибирск—Москва боговать на ПС-9. Здесь, дружище, никаких дорог, ни лесочка, ни кустиков. Здесь не к чему прицепиться глазами. Олени и те загодя перекочевали отсюда в лесотундру.
Между тем метель все усиливалась и усиливалась. И ветер свирепел, он уже стал боковым. Надо было пристально всматриваться, чтобы различать контуры изгибов Обской губы, которые я хорошо знал, летая в этих местах летом на гидроплане.
В сумеречный полдень прошли поворотный пункт — мыс Островной. При таком попутно-боковом ветре через пятьдесят минут будем на месте—подсчитал я на навигационной линейке и сделал отметку в бортжурнале. Шли точно по намеченному маршруту, знали свое место абсолютно точно. Иначе я нельзя! [78]
Радист принял из Хальмер-Седэ погоду: общая метель - видимость тысяча метров. «Ничего себе, уха!»— говорил Олейников, стоявший в проходе, между пилотских сидений.
Я сказал радисту, чтобы немедленно взял свежую погоду Салехарда. «Минуточку, минуточку, командир,— ответил тот, быстро выстукивая ключом морзянку. Потом что-то записал на бумажку я передал мне: в Салехарде общая метель. Видимость триста метров.
— Что передать, командир?
— Передай: идем в Хальмер-Седэ. Пусть следят за нами. Скажи: погода и здесь плохая.
О возврате не могло быть и речи, так как уже было пройдено более двух третьих пути, да и погода в Салехарде взбесилась хуже некуда! Только вперед! Только вперед! Ведь осталось лететь-то совсем мало.
Правым разворотом взяли курс не на Хальмер-Седэ, а на мыс Насале, что в устье реки Пур. Во-первых, потому что с таким курсом, над речкой Худдуте, можно было все же вести детальную ориентировку, следовательно, в любой момент знать точно свое место, а это очень важно в любом полете, а тем более в таком, как наш. Во-вторых, выйдя на Тазовскую губу, надежно «вцепиться» в берег рассчитывал я, и по берегу дойти до Хальмер-Седэ даже при такой плохой видимости. Без детальной же ориентировки в такую отвратительную погоду запросто можно проскочить этот единственный населенный пункт на «краю Земли».
Оставалось менее получаса полета. Оставалось только восемнадцать минут. И мы на месте. Но видимость становилась все хуже и хуже
— Держи же точнее курс!— строго сказал я второму пилоту, который в ограниченной видимости, как и многие отличные пилоты двадцатых годов, привыкшие летать визуально, пытался одновременно смотреть и на приборы, и на землю-матушку. Погоня за двумя зайцами приводила к значительным отклонениям от курса.— Ладно, Тихоныч, давай я. А вы с Сашей внимательно смотрите, чтобы не проскочить Тазовскую губу. Она вот-вот должна быть под нами.
Рассчитанное время вышло: под нами должна быть губа. Но ни Чириков, ни Олейников почему-то об этом не докладывали. «Неужели ошибся в расчете? Неужели путевая скорость изменилась?»—подумал я и, оторвав глаза от приборов, взглянул за борт. Гонимые сильным [79] попутно-боковым ветром, мы, как демоны, неслись над хаотическим нагромождением льдин.
— Что же ты, старина, ослеп, что ли?— набросился я на своего помощника.
— Понимаешь, черт их разберет, эти торосы. Все мельтешит в этом проклятом пекле,— оправдывался он, вытирая меховой рукавицей вспотевший широкий морщинистый лоб.
Радист тоже «обрадовал», подав метеосводку из Хальмер-Седэ: общая метель, ничего не видно. «Вот это да!»— подумал я. Все складывалось так скоротечно, так драматично, что у меня не было времени на размышления. Надо было действовать, действовать решительно и немедленно: вот-вот пурга с полярной ночью смешают все в непроглядную темень.
Очутившись за Тазовской губой, над сравнительно низкой и ровной местностью, я развернул самолет против ветра. Впереди, по курсу, в метели еле просматривались кустики, росшие по берегам какой-то речки. Тут уж не до уточнения!
— Садимся на вынужденную!—громко объявил я экипажу и бросил радисту:—Немедленно передай: сажусь за Тазовской губой!
Полого снижаясь, я напряженно всматривался в серевшую полоску, намеченную для приземления. Машину сильно бросало, заваливало в крены. В сплошной белизне трудно было определить выравнивание самолета: спасибо кустикам! Самолет плавно, почти неслышно шаркнул лыжами о жесткий наст и, сдерживаемый сильными порывами ветра, вскоре остановился!
— Сидим!— сказал я и облегченно вздохнул, как будто тяжелый камень свалился с моих плеч.
А буран продолжал неистовствовать, трепать самолет и на земле с такой силой, что порой казалось, перевернет его. Я долго не решался выключить двигатели из-за этого.
— Пусть молотят, командир,— сказал Олейников,— горючего много.
Пока мы с Чириковым рассматривали полетную кар¬ту, измеряли наши координаты, радист сумел связаться с земли с Хальмер-Седэ.
Я продиктовал радиограмму: «В двенадцать ноль ноль произвел благополучно вынужденную посадку за Тазовской губой. Наши координаты: 67 градусов сорок минут северной широты и 78 градусов восточной долготы. По-[80]мощь не требуется. При улучшении погоды утром вылетим Хальмер-Седэ. Борт Н-132. Еременко».
Ветер как будто меньше стал трепать самолет. Я выключил двигатели. Бортмеханики тотчас сошли с самолета. За ними и мы со вторым пилотом. Радист помог спуститься и пассажирам по маленькой металлической лесенке, прикрепленной к правому борту корабля.
Обескураженные пассажиры, обступив меня, засыпали вопросами: почему сели да где сели? Некоторые даже высказали предположение, что и место наше не известно, мол, можно в такую погоду и заблудиться. Я рассеял их заблуждения, объяснил, что сидим в двадцати минутах полета от Хальмер-Седэ, что машина в порядке и горючего много. И тут же предупредил всех, чтобы от самолета далеко не отходили. Ночевать только, в самолете, а не зарываться в снег. Если у кого есть продукты питания, то пока надо их приберечь. Сегодня обойдемся кипяточком: есть на чем приготовить.
В это время налетели такие порывы ветра, что даже сдвинули самолет назад. Мы спешно стали рубить прорубь, чтобы достать воды и вморозить швартовые веревки. Но не тут-то было! Прорубили пешнями и ломиками полтора метра, а до воды так и не достали. Пришлось на лампах подогрева плавить снег. На наше счастье, ветер стал поворачивать вправо: вероятно, проходил атмосферный фронт. Берег прикрывал самолет.
— Моя знает эта река,— сказал молодой ненец, успевший походить вдоль берега.— Моя бывала здесь. Ничего с нашей не будет. Посидит день, посидит два. Родной тундра. Тундра хорошо! Чум надо!
— Молодец!— похвалил я его, похлопывая по плечу. Бортмеханики слили в бидоны масло с двигателей и накрыли их чехлами. А в системе охлаждения был антифриз, не замерзавший при низких температурах. Затем общими усилиями поддомкратили обе лыжи по очереди и подложили под них катки из метровых гладко выструганных валиков, связанных между собой веревками, наподобие циновки. Катки предохраняли лыжи от примерзания к плотному снегу и обеспечивали легкое страгивание тяжелого самолета с места при выруливании.
Все работы были закончены. Можно было коротать длиннющую полярную ночь в темном и холодном самолете.
К полуночи буран заметно стих. Члены экипажа и пассажиры закопошились, заговорили. Спустились вниз. [81]
Отошли от машины в сторону к шумно горевшим оранжево-синим пламенем лампам подогрева, зажженным бортмеханиками.
Грели руки. Шутили. Курили.
Ровно в двадцать четыре ноль-ноль мы с Чириковым пальнули из ракетниц. Ярко-красные и зеленые вспышки ракет, на какой-то миг разорвав темень полярной ночи скрылись в низко несущихся облаках. Наступил новый 1939 год.
Сумеречный рассвет первого дня нового года порадовал нас хорошей погодой. От бушевавшего бурана и след простыл, как будто его и вовсе не было.
Бывают же такие резкие перемены погоды и на Крайнем Севере!
Моторы запустились хорошо. Радист связался с Хальмер-Седэ, взял погоду. Все было хорошо, у всех были сияющие лица.
После взлета я сделал круг над нашим случайным, но добрым пристанищем, чтобы лишний раз убедиться в точности вчерашнего определения своего местонахождения. Ошибки не было.
Это наполняло душу гордостью, вселяло твердую уверенность в себе на будущее, без чего немыслима сама сущность пилота.
Через пятнадцать минут полета показались крохотные, точно спичечные коробки, домики, примостившиеся на крутом берегу Таза-реки. По мере приближения они становились крупнее, четче вырисовывались на ослепительно белом фоне бескрайней тундры. В центре поселка на высокой мачте плавно колыхался алый флаг. И видно было, как жители «края Земли» махали руками, бросали вверх шапки, платки— восторженно приветствовали оранжевый самолет, делавший над ними плавный круг. Даже огромный бык буро-белой масти, завезенный в этот суровый край летом на пароходе и являвший собою единственное сухопутное транспортное средство, растопырив ноги, спокойно стоял в упряжке саней с большущей бочкой, в которой возил он ежедневно и в пургу, и в трескучий мороз из-под горы воду наверх. Как будто и это животное южных степей прислушивалось к мощному гулу в небе тундры.
Вот так наперекор непогоде и полярным ночам гражданская авиация без радионавигационных средств упорно и смело прокладывала воздушные пути в самые отдаленные и глухие уголки нашей Родины.[82]
Dobrolet
Редактор
Редактор
 
Сообщения: 1512
Зарегистрирован: 13 Май 2009 15:09

Н-132 (Г-1)

Сообщение Адольф Милованов » 11 Март 2021 12:09

Д. 2148. Акты сдачи-приёма Обской АГ УПА в ведение ГУГВФ на 1.10.1938г. 287л....
Приложение … V. Служба связи. … Помимо стационарных наземных раций, весь самолётный парк (гидросамолёты) Н-151, 152,179, 200, 201 и 242 также имеют установленные рации для 2-х сторонней связи (Н-132)....
Л. 76. Список СМП на 1 сентября 1938г. Обской АГ Главсевморпути.
Авиатранспорт:... 7. Н-132 Г-1 №633 ...
Л. 205. ... С-т Н-132 Г-1 – выпуска с завода 1930г.
Аватара пользователя
Адольф Милованов
Редактор
Редактор
 
Сообщения: 1396
Зарегистрирован: 10 Март 2012 20:29
Откуда: Москва


Вернуться в Полярная авиация СССР: "Комсеверопуть" и ГУСМП



Кто сейчас на конференции

Сейчас этот форум просматривают: нет зарегистрированных пользователей и гости: 12

Керамическая плитка Нижний НовгородПластиковые ПВХ панели Нижний НовгородБиотуалеты Нижний НовгородМинеральные удобрения