"Северный полюс - 2"
Добавлено: 10 Март 2008 15:57Как нашли бывший аэродром дрейфующей станции СП-2.
из книги:
Лебедев А.А., Мазурук И.П.
Над Арктикой и Антарктикой.
М.:Мысль, 1991.-317(2)с.,(8)л.ил.
из книги:
Лебедев А.А., Мазурук И.П.
Над Арктикой и Антарктикой.
М.:Мысль, 1991.-317(2)с.,(8)л.ил.
Будни «прыгающей» экспедиции
(Лебедев А.А.)
Никогда, пожалуй, высокие широты Арктики еще не были так густо «заселены». Отряд Титлова занимался организацией дрейфующей станции СП-4 к северу от острова Врангеля. Отряд Ильи Спиридоновича Котова высаживал у восемьдесят шестой параллели дрейфующую станцию СП-3. Отряд Ивана Ивановича Черевичного и Михаила Емельяновича Острекина, перелетая со льдины на льдину, работал в районе полюса — над недавно открытым подводным хребтом Ломоносова. А наша задача состояла в обследовании материкового склона к северу от Чукотки. Руководил работами Александр Гаврилович Дралкин, который стал на время членом нашего экипажа. Как и Черевичный, мы «прыгаем» со льдины на льдину. За несколько дней работа уже стала привычной — подбираем «аэродром», садимся, проверяем толщину льда, готовим лунку для гидрологических наблюдений, оборудуем временную метеостанцию, подальше от лагеря устанавливаем магнитную палатку... И так день за днем — то взлет, то посадка.
На очередном «прыжке» привычное однообразие дней неожиданно нарушается визитом медведя. Мы только что продолбили гидрологическую лунку и, оставив там Дралкина с Глебом Косухиным, отправились подчищать неровности полосы Аккуратов, Иванов и я занялись уничтожением неприятного ледяного мыска, искривлявшего полосу, а Иван Крючков и Виталий Иванович отправились дальше. Через несколько минут, глянув им вслед, я увидел следующую картину Масленников шагал в самом конце полосы метрах в четырёхстах от нас. Между нами и командиром метрах в двухстах увлеченно бурил лед Иван, размеренно размахивая локтями. Мое внимание привлекло нечто движущееся, желтоватое по цвету. На фоне матовой белизны это «нечто» явно выделялось и столь же явно двигалось по направлению к Ивану. Неужели медведь? Иван стоит спиной, ничего не видит, а желтый комок увеличил скорость, пошел какими-то рывками. Я замер, растерявшись от неожиданности.
— Медведь!
Не знаю, как мог Аккуратов так быстро среагировать. Он всегда ходил с винтовкой, но перед началом работы воткнул ее прикладом в снег. Тем не менее выстрел, как мне показалось, раздался почти в ту же секунду Медведь, которому до Ивана оставался, наверное, один прыжок, резко остановился, а сам Иван выпрямился и повернулся к медведю. Так они и застыли на какие-то секунды, стоя друг перед другом. Виталий Иванович тоже услышал выстрел. Для защиты от зверя он всегда носил с собой килограммовую гирьку на тонком стальном тросе и теперь с криком размахивал своим «оружием», пытаясь отвлечь на себя внимание медведя.
— Осталось два патрона, Саша, — крикнул мне Аккуратов. — Быстро на самолет, обойму!
Я бежал со скоростью хорошего спортсмена. Надо спасать товарища, да, честно сказать, была и задняя мыслишка — как бы меня зверюга не догнал. На бегу услышал второй выстрел (господи, один патрон остался!). Влетел в самолет, схватил обойму...
Когда я выскочил, картина существенно изменилась: медведь удалялся в торосы, а Крючков и командир двигались по направлению к нам.
Две минуты спустя, уже с сигаретой в зубах, Иван живописал свои переживания:
— Когда я услышал выстрел, инстинктивно обернулся. Вижу — в двух шагах медведь. Стоит. То ко мне посунется, то от меня — лапы сгибаются-разгибаются, как пружины. Глазки маленькие, неотрывно на меня смотрит...
— А ты, Вань, на него? — подначивает Аккуратов.
— А я слышу голос Виталия Ивановича: «Брось ему». Бросил воротов от бура, но он, как говорится, даже и глазом не повел. Слышу командир опять кричит: «Шапку брось, шайку!» Бросил. Тут медведь увлекся; уткнулся мордой в неё, лапами раздирает. А я стою в каком-то оцепенении и смотрю на него. Потом очнулся, слышу командир ко мне бежит: «Отходи, Иван, Отходи!» Я стал пятиться, услышал второй выстрел. Медведь подпрыгнул как-то неестественно и пошел в сторону. Хромает, след кровавый. Видно, пуля ему в лапу попала...
Не знаю про других, но я слушал Ивана как завороженный, словно бы все это со мной случилось. Даже Мурашки по телу побежали.
— Иван, повяжи-ка свою голову шарфом, что ли, ведь минус двадцать на дворе, — вернул нас всех к действительности голос Аккуратова.
— Правильно, что заботишься, Валентин Иванович, — поддержал Масленников.- А то получится от съедения ты ого спас, а от простуды не уберег. Он Ведь тебе претензию предъявит...
Теперь, когда опасность миновала, уже начинались Шутки.
— Вань, признайся, страшно было?
— Честно сказать, сейчас страшновато становится, а тогда не до того было.
— Везет Ивану, — как всегда, без улыбки изрек Иванов.-Теперь станет одним из известнейших полярных исследователей.
— Это почему же? — задал я наивный вопрос.
— Да потому, что шапка его будет теперь лежать как экспонат в Арктическом музее рядом с одеждой Амундсена, например, или Нансена. Шапку положат и..., белье нижнее. Признайся, Ваня, со страху-то случилось...
Общий хохот заглушил последние слова. Иван только сплюнул с досады...
Через несколько дней, закончив работы на десятой точке, мы вылетели на СП-4, где так и не были с самого момента открытия. Самолету требовался профилактический осмотр, а мы мечтали о баньке. По дошедшим до нас радиослухам, в лагере уже работали и банька, и столовая, и кино.
Еще с воздуха мы оценили происшедшие за десять дней перемены. В центре паковой льдины чернела россыпь черных точек — городок, выстроенный из палаток Шапошникова. В двух-трех километрах севернее, куда из лагеря бежала наезженная дорога, вместо двух полей вырисовывался длинный, двух километровый прямоугольник аэродрома. По дороге двигался какой-то транспорт, а у въезда на аэродром стояла палатка, около которой суетились две фигурки.
Место для стоянки нам указывал небольшого роста толстоватый человек. Когда он снял очки-светофильтры, мы узнали в нем Александра Ивановича Шутяева — бывшего бортмеханика, вознесенного на должность коменданта аэродрома. Он с гордостью рассказал, что поле аэродрома они сделали вдвоем с помощью маленького трактора-бульдозера, доставленного Титловым с материка. Для сообщения с лагерем имеется ГАЗ-69, также доставленный Титловым. По словам Шутяева, благодаря специальным шипам на покрышках «газик» не буксует даже на чистом льду. Окончательно нас сразил вертолет, прилетевший из лагеря. В высокие широты Арктики явно шагнула цивилизация.
— Будем знакомиться — Мельников, — представился командир вертолета.
— Очень приятно, — протянул руку Масленников. Цивилизация настолько его потрясла, что он вспомнил великосветские манеры.
— Евгений Иванович Толстиков передает вам привет, — продолжал Мельников, словно посол заграничной державы. — Евгений Иванович просил сообщить вам, что баня будет готова к 17.00 местного времени. Ужин в 19.00; в 20.00, не выходя из столовой, кинокомедия «Двенадцатая ночь, или Что угодно». — Сверим часы. Сейчас 10.00 по местному времени. Обед у нас с 13.00 до 15.00. Если пожелаете обедать, я в вашем распоряжении, вертолет к вашим услугам, — закончил Мельников.
Виталий Иванович уже успел прийти в себя, его голос вновь обрел металл:
— Обедать не будем, в баню и на другие мероприятия не опоздаем.
— Передам. Все будет в лучшем виде, — заверил Мельников.
— А теперь, экипаж, слушай мои указания, — обратился уже к нам Виталий Иванович. -Резину не тянем, занимаемся материальной частью. Механики приступают сразу, остальные вначале ставят палатку. Обедать остаемся здесь, к 17.00 пойдем в «город», согласно приглашению. Других предложений нет?
Все дипломатично промолчали — так близко было счастье, так возможно...
— Молчание — знак согласия, — удовлетворенно констатировал командир. — Цели ясны, задачи поставлены... Как говорится, вперед без страха и сомненья.
... Поужинали мы действительно в лагере, но ни попариться, ни сходить в кино так и не удалось. Утром срочно вылетели на очередную точку на восток от СП-4,
Я вел самолет, стараясь как можно точнее выдерживать заданный курс. Прогноз синоптиков на улучшение погоды пока не сбывался. Сплошная облачность высотой двести метров, видимость не более пяти километров. Под нами проплывали всторошенные поля, извиваясь, уходили вдаль черные разводья. Шел второй час полета, погода не улучшалась...
Вдруг впереди справа я заметил темные предметы, словно бы разбросанные на сильно всторошенном поле. Один из них по мере приближения начал принимать форму самолета, распластавшегося на льду и частично занесенного снегом:
— Самолет! Леваневский!!!
Единственный самолет, который погиб в высоких широтах, был самолет Сигизмунда Леваневского. Он пропал без вести в 1937 году, во время перелета через Северный полюс. Насколько мне было известно, никаких других авиационных катастроф здесь не происходило ни до, ни после. Потому-то я и был уверен — Леваневский!
— Чего шумишь? Где? Что? — приподнялся с кресла Масленников.
Я подвернул к находке. Виталий Иванович взял управление, снизился до пятидесяти метров. Теперь лежащий самолет видели уже все, кто находился в пилотской кабине. Мы пролетели над ним совсем низко. Самолет был основательно разрушен, но на крыльях его хорошо читались опознавательные знаки: «СССР Н-359». Неподалеку от самолета на белой длинной ножке стоял громадный «гриб» с серой шляпкой. На следующем заходе мы распознали в этой «шляпке» обыкновенную жилую палатку. Какой-то шутник поставил ее на пьедестал — зачем?
Все напряженно молчали, командир первым обрел голос:
— Ты знаешь, Саша, что мы нашли? Это, конечно, не самолет Леваневского: у того было четыре мотора, а у этого, сам видишь, только два...
Масленников продолжал делать круг за кругом, выискивая одному ему известные детали, подтверждающие его догадку.
— Так что же мы все-таки нашли? — не вытерпел я.
— Мы нашли бывший аэродром дрейфующей станции СП-2, Ученые будут целовать нас!
Теперь, удостоверившись в правильности своей догадки, Виталий Иванович уже не скрывал волнения. Все были предельно возбуждены, в переполненной пилотской кабине бился шум голосов. Еще бы! Такая находка — событие на всю Арктику!
— Этот самолет — немой свидетель драматического эпизода, происшедшего на СП-2 в ноябре 1950 года, — продолжал патетически Масленников...
— Точно, Виталий! — перебил его Аккуратов. — Я живой свидетель, точнее, участник этого эпизода.
— Расскажите, Валентин Иванович, расскажите...
— Нет, об эпизоде потом. Нужно с начала рассказывать... Четыре года назад, 1 апреля 1950 года, приблизительно в этом районе была создана дрейфующая станция СП-2. Вы о ней мало что знаете, работы эти не афишировались тогда, станция считалась секретной. Начальником станции был хорошо вам известный Михаил Михайлович Сомов. Что, не знали? Вот так! В общем, за год дрейфа льдина прошла около двух с половиной тысяч километров, к северу — более шестисот. Станцию эвакуировали 11 апреля 1951 года в районе восемьдесят второй параллели... Илья Павлович Мазурук тогда возглавлял операцию, и еще два самолета летали — Виктора Михайловича Перова и нашего Титлова Михаила Алексеевича. Вот так. А теперь мы обнаружили аэродром СП-2 почти в тех же координатах, откуда станция четыре года назад начинала свой дрейф. А это значит...
— А это значит... — вновь продолжил Масленников, — все давно уверены, что аэродрома, который мы нашли, существовать просто не может. Все уверены, что льдина СП-2 давно вышла в Гренландское море и там растаяла. Вы ведь помните первую дрейфующую, Папанина. Их же за девять месяцев от полюса в Гренландское море вынесло. И конец. Думали, что и вторую дрейфующую по тому же самому пути понесет. Только не все так думали! Сомов и его учитель профессор Зубов Николай Николаевич еще три года назад предполагали, что льдина СП-2 должна дрейфовать по другому пути — пойдет к берегам Северной Америки и совершит за несколько лет почти замкнутый круг, двигаясь по часовой стрелке. Как видите, их предсказание оправдалось. Вот так-то. И мы с вами — соавторы открытия.
— Да, теперь можно точно сказать — это открытие! — вступил в разговор Александр Гаврилович Дралкин. — Теперь сомнений не остается: за четыре года льдина сделала полный круг и вернулась на то место, где начинался дрейф. Открыто новое течение в Ледовитом океане, по океанологически сказать, анти-циклональная циркуляция. Теперь многие наши представления о природе Арктики изменятся...
— Жалко, что сам лагерь СП-2 не сохранился, — заметил Масленников. — По идее где-то рядом должен быть, да, возможно, и есть где-то рядом. Палатка-то, видите, как выцвела — из черной почти белой стала. В такую серенькую погодку трудно найти...
Как мы ни старались, увы, самого лагеря СП-2 так и не нашли. Солнца не было, видимость не улучшалась. О посадке на бывший аэродром нечего было и думать, поскольку при такой погоде все неровности на льду скрадывались, выбрать ровную площадку было почти невозможно. Ну что ж, до лучших времен.
Штурман нанес на карту координаты обнаруженного аэродрома. Николай Зорин сообщил о находке в радиоцентр.
Рассказ Аккуратова о катастрофе самолета «СССР Н-359» мы дослушали уже вечером на очередной точке:
— Тогда, в 1950 году, мы поздней осенью завозили на СП-2 дополнительное оборудование и продукты на зиму. Летали тремя самолетами — Титлов, Борис Семенович Осипов и Василий Никифорович Задков. Руководил всей операцией Михаил Васильевич Водопьянов... Полоса на станции была узкая, неудобная, а ночью под 7 ноября, когда мы с Осиновым разгружались, льдину неожиданно разломало. От аэродрома осталась половина — надо немедленно уходить. Представьте себе обстановку: полярная ночь, подвижка льда жуткая, воет ветер, плещется вода, торосы громоздятся стеной, прямо на глазах «пожирают» остатки полосы. Миша Комаров — он комендантом аэродрома был — машет отчаянно стартовым флажком, показывает направление немедленного взлета. Взлетать необходимо, иначе машины потеряем, вода уже к колесам подступает. А полоса в лучах фар прямо игрушечной кажется... Первым взлетел Титлов, вполне благополучно... Вторым пошел Осипов на взлет. Ветер, к несчастью, попутный, это еще дело осложняет. Прямо перед торосами летчики все-таки оторвали машину Но скорости нет. Перепрыгнули чудом через первую гряду, закачалась машина и левым крылом по торосам чиркнула. Треск, грохот... Машина вдребезги, а жертв, к счастью, не было. Меня через разлом в фюзеляже выбросило в глубокий снег. Остальные тоже отделались ушибами, только Водопьянов голову рассек... Потом, когда подвижка закончилась, остатки полосы расчистили немножко, Титлов возвратился и всех раненых вывез. Ну а самолет — сами видели...
— Если б не самолет, открытия бы не было, — пошутил кто-то.
— Это верно, только лучше бы и открытие, и самолет...
30 апреля, закончив все запланированные работы, мы подлетали к СП-4. Завтра Первое мая!
— Братцы, — восторженно объявил бортрадист, — на СП-3 уже празднуют! Бурханов на митинге выступает!
Я посмотрел на радиста недоверчиво:
— Чего-то они там перепутали, ведь сегодня тридцатое.
— Ничего они не перепутали, все правильно, — засмеялся Аккуратов. — Это все шутки сто восьмидесятого меридиана — по нему проходит демаркационная линия, линия смены дат. Мы в западном полушарии, у нас 30 апреля. А СП-3 уже пересекла сто восьмидесятый меридиан, у них уже завтра наступило. Так что все правильно. Думаю, начальство и нас успеет завтра поздравить с праздником...
Назавтра нас разбудил дежурный: «Такси подано!» Действительно, уже стоял вертолет, который должен был нас доставить с аэродрома в лагерь. Выйдя из вертолета, мы очутились прямо перед трибуной, оборудованной на высоком торосе. На «площади» уже собралось все население «города», свободное от вахт. Все как на Большой земле — флаги, музыка.
— Почему не начинаем? — послышался нетерпеливый голос.
— Как почему? С минуты на минуту прилетит флагманский самолет!
И точно, не прошло и пяти минут, как послышался шум моторов. Покачивая крыльями, над нами прошел серебристый Ил-12.
— Первомай с воздушным парадом, — прокомментировал кто-то.
Мазурук выполнил небольшую «горку» и с разворотом в сторону аэродрома пошел на посадку. Еще через пять минут на импровизированную трибуну уже поднимались руководители экспедиции.
Митинг открыл Василий Федотович Бурханов, потом с короткими речами выступили Толстиков, Дралкин, Мазурук и академик Дмитрий Иванович Щербаков, который тоже прилетел на флагманском самолете. Демонстрация ввиду недостаточности населения была еще более короткой. Участники праздника «стройными колоннами» прошли мимо трибуны к кают-компании — большой палатке, поставленной специально для праздничного банкета.
— После обеда Илья Павлович пригласил всех летчиков на чашку кофе к себе в самолет. Наши работы фактически уже завершились. Говорили о том, что сделано, что предстоит. Необычный этот Первомай всем., наверное, запомнился, а мне в особенности. Первый мой праздник на дрейфующих льдах. Даже немножко жалко было, что экспедиция уже заканчивается...
(Лебедев А.А.)
Никогда, пожалуй, высокие широты Арктики еще не были так густо «заселены». Отряд Титлова занимался организацией дрейфующей станции СП-4 к северу от острова Врангеля. Отряд Ильи Спиридоновича Котова высаживал у восемьдесят шестой параллели дрейфующую станцию СП-3. Отряд Ивана Ивановича Черевичного и Михаила Емельяновича Острекина, перелетая со льдины на льдину, работал в районе полюса — над недавно открытым подводным хребтом Ломоносова. А наша задача состояла в обследовании материкового склона к северу от Чукотки. Руководил работами Александр Гаврилович Дралкин, который стал на время членом нашего экипажа. Как и Черевичный, мы «прыгаем» со льдины на льдину. За несколько дней работа уже стала привычной — подбираем «аэродром», садимся, проверяем толщину льда, готовим лунку для гидрологических наблюдений, оборудуем временную метеостанцию, подальше от лагеря устанавливаем магнитную палатку... И так день за днем — то взлет, то посадка.
На очередном «прыжке» привычное однообразие дней неожиданно нарушается визитом медведя. Мы только что продолбили гидрологическую лунку и, оставив там Дралкина с Глебом Косухиным, отправились подчищать неровности полосы Аккуратов, Иванов и я занялись уничтожением неприятного ледяного мыска, искривлявшего полосу, а Иван Крючков и Виталий Иванович отправились дальше. Через несколько минут, глянув им вслед, я увидел следующую картину Масленников шагал в самом конце полосы метрах в четырёхстах от нас. Между нами и командиром метрах в двухстах увлеченно бурил лед Иван, размеренно размахивая локтями. Мое внимание привлекло нечто движущееся, желтоватое по цвету. На фоне матовой белизны это «нечто» явно выделялось и столь же явно двигалось по направлению к Ивану. Неужели медведь? Иван стоит спиной, ничего не видит, а желтый комок увеличил скорость, пошел какими-то рывками. Я замер, растерявшись от неожиданности.
— Медведь!
Не знаю, как мог Аккуратов так быстро среагировать. Он всегда ходил с винтовкой, но перед началом работы воткнул ее прикладом в снег. Тем не менее выстрел, как мне показалось, раздался почти в ту же секунду Медведь, которому до Ивана оставался, наверное, один прыжок, резко остановился, а сам Иван выпрямился и повернулся к медведю. Так они и застыли на какие-то секунды, стоя друг перед другом. Виталий Иванович тоже услышал выстрел. Для защиты от зверя он всегда носил с собой килограммовую гирьку на тонком стальном тросе и теперь с криком размахивал своим «оружием», пытаясь отвлечь на себя внимание медведя.
— Осталось два патрона, Саша, — крикнул мне Аккуратов. — Быстро на самолет, обойму!
Я бежал со скоростью хорошего спортсмена. Надо спасать товарища, да, честно сказать, была и задняя мыслишка — как бы меня зверюга не догнал. На бегу услышал второй выстрел (господи, один патрон остался!). Влетел в самолет, схватил обойму...
Когда я выскочил, картина существенно изменилась: медведь удалялся в торосы, а Крючков и командир двигались по направлению к нам.
Две минуты спустя, уже с сигаретой в зубах, Иван живописал свои переживания:
— Когда я услышал выстрел, инстинктивно обернулся. Вижу — в двух шагах медведь. Стоит. То ко мне посунется, то от меня — лапы сгибаются-разгибаются, как пружины. Глазки маленькие, неотрывно на меня смотрит...
— А ты, Вань, на него? — подначивает Аккуратов.
— А я слышу голос Виталия Ивановича: «Брось ему». Бросил воротов от бура, но он, как говорится, даже и глазом не повел. Слышу командир опять кричит: «Шапку брось, шайку!» Бросил. Тут медведь увлекся; уткнулся мордой в неё, лапами раздирает. А я стою в каком-то оцепенении и смотрю на него. Потом очнулся, слышу командир ко мне бежит: «Отходи, Иван, Отходи!» Я стал пятиться, услышал второй выстрел. Медведь подпрыгнул как-то неестественно и пошел в сторону. Хромает, след кровавый. Видно, пуля ему в лапу попала...
Не знаю про других, но я слушал Ивана как завороженный, словно бы все это со мной случилось. Даже Мурашки по телу побежали.
— Иван, повяжи-ка свою голову шарфом, что ли, ведь минус двадцать на дворе, — вернул нас всех к действительности голос Аккуратова.
— Правильно, что заботишься, Валентин Иванович, — поддержал Масленников.- А то получится от съедения ты ого спас, а от простуды не уберег. Он Ведь тебе претензию предъявит...
Теперь, когда опасность миновала, уже начинались Шутки.
— Вань, признайся, страшно было?
— Честно сказать, сейчас страшновато становится, а тогда не до того было.
— Везет Ивану, — как всегда, без улыбки изрек Иванов.-Теперь станет одним из известнейших полярных исследователей.
— Это почему же? — задал я наивный вопрос.
— Да потому, что шапка его будет теперь лежать как экспонат в Арктическом музее рядом с одеждой Амундсена, например, или Нансена. Шапку положат и..., белье нижнее. Признайся, Ваня, со страху-то случилось...
Общий хохот заглушил последние слова. Иван только сплюнул с досады...
Через несколько дней, закончив работы на десятой точке, мы вылетели на СП-4, где так и не были с самого момента открытия. Самолету требовался профилактический осмотр, а мы мечтали о баньке. По дошедшим до нас радиослухам, в лагере уже работали и банька, и столовая, и кино.
Еще с воздуха мы оценили происшедшие за десять дней перемены. В центре паковой льдины чернела россыпь черных точек — городок, выстроенный из палаток Шапошникова. В двух-трех километрах севернее, куда из лагеря бежала наезженная дорога, вместо двух полей вырисовывался длинный, двух километровый прямоугольник аэродрома. По дороге двигался какой-то транспорт, а у въезда на аэродром стояла палатка, около которой суетились две фигурки.
Место для стоянки нам указывал небольшого роста толстоватый человек. Когда он снял очки-светофильтры, мы узнали в нем Александра Ивановича Шутяева — бывшего бортмеханика, вознесенного на должность коменданта аэродрома. Он с гордостью рассказал, что поле аэродрома они сделали вдвоем с помощью маленького трактора-бульдозера, доставленного Титловым с материка. Для сообщения с лагерем имеется ГАЗ-69, также доставленный Титловым. По словам Шутяева, благодаря специальным шипам на покрышках «газик» не буксует даже на чистом льду. Окончательно нас сразил вертолет, прилетевший из лагеря. В высокие широты Арктики явно шагнула цивилизация.
— Будем знакомиться — Мельников, — представился командир вертолета.
— Очень приятно, — протянул руку Масленников. Цивилизация настолько его потрясла, что он вспомнил великосветские манеры.
— Евгений Иванович Толстиков передает вам привет, — продолжал Мельников, словно посол заграничной державы. — Евгений Иванович просил сообщить вам, что баня будет готова к 17.00 местного времени. Ужин в 19.00; в 20.00, не выходя из столовой, кинокомедия «Двенадцатая ночь, или Что угодно». — Сверим часы. Сейчас 10.00 по местному времени. Обед у нас с 13.00 до 15.00. Если пожелаете обедать, я в вашем распоряжении, вертолет к вашим услугам, — закончил Мельников.
Виталий Иванович уже успел прийти в себя, его голос вновь обрел металл:
— Обедать не будем, в баню и на другие мероприятия не опоздаем.
— Передам. Все будет в лучшем виде, — заверил Мельников.
— А теперь, экипаж, слушай мои указания, — обратился уже к нам Виталий Иванович. -Резину не тянем, занимаемся материальной частью. Механики приступают сразу, остальные вначале ставят палатку. Обедать остаемся здесь, к 17.00 пойдем в «город», согласно приглашению. Других предложений нет?
Все дипломатично промолчали — так близко было счастье, так возможно...
— Молчание — знак согласия, — удовлетворенно констатировал командир. — Цели ясны, задачи поставлены... Как говорится, вперед без страха и сомненья.
... Поужинали мы действительно в лагере, но ни попариться, ни сходить в кино так и не удалось. Утром срочно вылетели на очередную точку на восток от СП-4,
Я вел самолет, стараясь как можно точнее выдерживать заданный курс. Прогноз синоптиков на улучшение погоды пока не сбывался. Сплошная облачность высотой двести метров, видимость не более пяти километров. Под нами проплывали всторошенные поля, извиваясь, уходили вдаль черные разводья. Шел второй час полета, погода не улучшалась...
Вдруг впереди справа я заметил темные предметы, словно бы разбросанные на сильно всторошенном поле. Один из них по мере приближения начал принимать форму самолета, распластавшегося на льду и частично занесенного снегом:
— Самолет! Леваневский!!!
Единственный самолет, который погиб в высоких широтах, был самолет Сигизмунда Леваневского. Он пропал без вести в 1937 году, во время перелета через Северный полюс. Насколько мне было известно, никаких других авиационных катастроф здесь не происходило ни до, ни после. Потому-то я и был уверен — Леваневский!
— Чего шумишь? Где? Что? — приподнялся с кресла Масленников.
Я подвернул к находке. Виталий Иванович взял управление, снизился до пятидесяти метров. Теперь лежащий самолет видели уже все, кто находился в пилотской кабине. Мы пролетели над ним совсем низко. Самолет был основательно разрушен, но на крыльях его хорошо читались опознавательные знаки: «СССР Н-359». Неподалеку от самолета на белой длинной ножке стоял громадный «гриб» с серой шляпкой. На следующем заходе мы распознали в этой «шляпке» обыкновенную жилую палатку. Какой-то шутник поставил ее на пьедестал — зачем?
Все напряженно молчали, командир первым обрел голос:
— Ты знаешь, Саша, что мы нашли? Это, конечно, не самолет Леваневского: у того было четыре мотора, а у этого, сам видишь, только два...
Масленников продолжал делать круг за кругом, выискивая одному ему известные детали, подтверждающие его догадку.
— Так что же мы все-таки нашли? — не вытерпел я.
— Мы нашли бывший аэродром дрейфующей станции СП-2, Ученые будут целовать нас!
Теперь, удостоверившись в правильности своей догадки, Виталий Иванович уже не скрывал волнения. Все были предельно возбуждены, в переполненной пилотской кабине бился шум голосов. Еще бы! Такая находка — событие на всю Арктику!
— Этот самолет — немой свидетель драматического эпизода, происшедшего на СП-2 в ноябре 1950 года, — продолжал патетически Масленников...
— Точно, Виталий! — перебил его Аккуратов. — Я живой свидетель, точнее, участник этого эпизода.
— Расскажите, Валентин Иванович, расскажите...
— Нет, об эпизоде потом. Нужно с начала рассказывать... Четыре года назад, 1 апреля 1950 года, приблизительно в этом районе была создана дрейфующая станция СП-2. Вы о ней мало что знаете, работы эти не афишировались тогда, станция считалась секретной. Начальником станции был хорошо вам известный Михаил Михайлович Сомов. Что, не знали? Вот так! В общем, за год дрейфа льдина прошла около двух с половиной тысяч километров, к северу — более шестисот. Станцию эвакуировали 11 апреля 1951 года в районе восемьдесят второй параллели... Илья Павлович Мазурук тогда возглавлял операцию, и еще два самолета летали — Виктора Михайловича Перова и нашего Титлова Михаила Алексеевича. Вот так. А теперь мы обнаружили аэродром СП-2 почти в тех же координатах, откуда станция четыре года назад начинала свой дрейф. А это значит...
— А это значит... — вновь продолжил Масленников, — все давно уверены, что аэродрома, который мы нашли, существовать просто не может. Все уверены, что льдина СП-2 давно вышла в Гренландское море и там растаяла. Вы ведь помните первую дрейфующую, Папанина. Их же за девять месяцев от полюса в Гренландское море вынесло. И конец. Думали, что и вторую дрейфующую по тому же самому пути понесет. Только не все так думали! Сомов и его учитель профессор Зубов Николай Николаевич еще три года назад предполагали, что льдина СП-2 должна дрейфовать по другому пути — пойдет к берегам Северной Америки и совершит за несколько лет почти замкнутый круг, двигаясь по часовой стрелке. Как видите, их предсказание оправдалось. Вот так-то. И мы с вами — соавторы открытия.
— Да, теперь можно точно сказать — это открытие! — вступил в разговор Александр Гаврилович Дралкин. — Теперь сомнений не остается: за четыре года льдина сделала полный круг и вернулась на то место, где начинался дрейф. Открыто новое течение в Ледовитом океане, по океанологически сказать, анти-циклональная циркуляция. Теперь многие наши представления о природе Арктики изменятся...
— Жалко, что сам лагерь СП-2 не сохранился, — заметил Масленников. — По идее где-то рядом должен быть, да, возможно, и есть где-то рядом. Палатка-то, видите, как выцвела — из черной почти белой стала. В такую серенькую погодку трудно найти...
Как мы ни старались, увы, самого лагеря СП-2 так и не нашли. Солнца не было, видимость не улучшалась. О посадке на бывший аэродром нечего было и думать, поскольку при такой погоде все неровности на льду скрадывались, выбрать ровную площадку было почти невозможно. Ну что ж, до лучших времен.
Штурман нанес на карту координаты обнаруженного аэродрома. Николай Зорин сообщил о находке в радиоцентр.
Рассказ Аккуратова о катастрофе самолета «СССР Н-359» мы дослушали уже вечером на очередной точке:
— Тогда, в 1950 году, мы поздней осенью завозили на СП-2 дополнительное оборудование и продукты на зиму. Летали тремя самолетами — Титлов, Борис Семенович Осипов и Василий Никифорович Задков. Руководил всей операцией Михаил Васильевич Водопьянов... Полоса на станции была узкая, неудобная, а ночью под 7 ноября, когда мы с Осиновым разгружались, льдину неожиданно разломало. От аэродрома осталась половина — надо немедленно уходить. Представьте себе обстановку: полярная ночь, подвижка льда жуткая, воет ветер, плещется вода, торосы громоздятся стеной, прямо на глазах «пожирают» остатки полосы. Миша Комаров — он комендантом аэродрома был — машет отчаянно стартовым флажком, показывает направление немедленного взлета. Взлетать необходимо, иначе машины потеряем, вода уже к колесам подступает. А полоса в лучах фар прямо игрушечной кажется... Первым взлетел Титлов, вполне благополучно... Вторым пошел Осипов на взлет. Ветер, к несчастью, попутный, это еще дело осложняет. Прямо перед торосами летчики все-таки оторвали машину Но скорости нет. Перепрыгнули чудом через первую гряду, закачалась машина и левым крылом по торосам чиркнула. Треск, грохот... Машина вдребезги, а жертв, к счастью, не было. Меня через разлом в фюзеляже выбросило в глубокий снег. Остальные тоже отделались ушибами, только Водопьянов голову рассек... Потом, когда подвижка закончилась, остатки полосы расчистили немножко, Титлов возвратился и всех раненых вывез. Ну а самолет — сами видели...
— Если б не самолет, открытия бы не было, — пошутил кто-то.
— Это верно, только лучше бы и открытие, и самолет...
30 апреля, закончив все запланированные работы, мы подлетали к СП-4. Завтра Первое мая!
— Братцы, — восторженно объявил бортрадист, — на СП-3 уже празднуют! Бурханов на митинге выступает!
Я посмотрел на радиста недоверчиво:
— Чего-то они там перепутали, ведь сегодня тридцатое.
— Ничего они не перепутали, все правильно, — засмеялся Аккуратов. — Это все шутки сто восьмидесятого меридиана — по нему проходит демаркационная линия, линия смены дат. Мы в западном полушарии, у нас 30 апреля. А СП-3 уже пересекла сто восьмидесятый меридиан, у них уже завтра наступило. Так что все правильно. Думаю, начальство и нас успеет завтра поздравить с праздником...
Назавтра нас разбудил дежурный: «Такси подано!» Действительно, уже стоял вертолет, который должен был нас доставить с аэродрома в лагерь. Выйдя из вертолета, мы очутились прямо перед трибуной, оборудованной на высоком торосе. На «площади» уже собралось все население «города», свободное от вахт. Все как на Большой земле — флаги, музыка.
— Почему не начинаем? — послышался нетерпеливый голос.
— Как почему? С минуты на минуту прилетит флагманский самолет!
И точно, не прошло и пяти минут, как послышался шум моторов. Покачивая крыльями, над нами прошел серебристый Ил-12.
— Первомай с воздушным парадом, — прокомментировал кто-то.
Мазурук выполнил небольшую «горку» и с разворотом в сторону аэродрома пошел на посадку. Еще через пять минут на импровизированную трибуну уже поднимались руководители экспедиции.
Митинг открыл Василий Федотович Бурханов, потом с короткими речами выступили Толстиков, Дралкин, Мазурук и академик Дмитрий Иванович Щербаков, который тоже прилетел на флагманском самолете. Демонстрация ввиду недостаточности населения была еще более короткой. Участники праздника «стройными колоннами» прошли мимо трибуны к кают-компании — большой палатке, поставленной специально для праздничного банкета.
— После обеда Илья Павлович пригласил всех летчиков на чашку кофе к себе в самолет. Наши работы фактически уже завершились. Говорили о том, что сделано, что предстоит. Необычный этот Первомай всем., наверное, запомнился, а мне в особенности. Первый мой праздник на дрейфующих льдах. Даже немножко жалко было, что экспедиция уже заканчивается...
