Навигация:
: Вернутся к оглавлению книги
Любимая Арктика

Василий Гаврилович Канаки.

 

Воздушные высокоширотные экспедиции

Весна 1948 года. В самолете воздушной высокоширотной экспедиции «Север-3» мы летим в Арктику.

На борту трое «пассажиров», как несколько обидно именуют нас на промежуточных аэродромах. В самолете холодно и тесно. Всюду ящики, узлы, пакеты, мешки. Нельзя даже пошевелиться: то нога гидрологической лебедки упрется в поясницу, то угол ящика воткнется под лопатку.

На заиндевелом стекле иллюминатора выскоблен глазок. В него видно, как под крылом развертывается ледяной пейзаж. Медленно проплывают трещины и разводья.

Мерно гудят моторы. Можно бы и за­снуть. Ведь позади столько дней и бессонных ночей, занятых подготовкой к экспедиции. Но до сна ли нам, если там, внизу, Полярный бассейн, величавый и суровый. Сверху лед кажется гладким и крепким. Не верится, что он способен на неприятные сюрпризы. Нам предстоит сесть на него, организовать лагерь, развернуть наблюдения. Правда, мы не пер­вые. Согласно плану работ экспедиции, вчера в намеченной точке сел И. И. Черевичный. Теперь, подготовив полосу, он по рации дает привод нашему штурману.

Но вот позади окраины арктических морей. Самолет летит над Центральным Полярным бассейном, винты рвут облака. В кабине сумеречно. Так бывает иногда на материке перед непогодой. Проходим зону обледенения. С винтов срываются льдинки и резко щелкают по фюзеляжу. Наконец облака редеют, и далеко внизу сквозь дымку уже проглядывает поверхность льда. Самолет выходит из облаков, и открывается сияющая белоснежная даль.

И все-таки момент подхода к ледовой базе мы пропустили. Почувствовав, что самолет накренился, мы приникли к иллюмина­тору. Промелькнули две черные палатки, бегущие фигуры и самолет с оранжевыми чехлами на крыльях.

Наш самолет ушел на круг, и пока он ложился на посадочный курс, аэродром успели «обставить»: зачернело посадочное «Т», с которого отряхнули снег, появилась четкая линия, ограничивающая полосу. Линию образуют восемь точек. Потом мы разглядели, что точки — это наши товарищи, заменившие собой ориентиры. Мягко ударились о лед лыжи, самолет уже бежит по льду.

Прошло всего несколько часов с того момента, как самолет Черевичного совершил посадку на льдине, а люди, прилетевшие с ним, уже чувствуют себя старожилами. Они дают нам советы, как расставить палатки и с чего начать работу. Это умение быстро осваиваться в любых условиях — одна из особенностей поляр­ников.

Здесь, на льдине, мы встретили многих давнишних друзей — полярников. Вот к нам подходит высокий человек в меховом костюме, унтах, пыжиковой шапке, из-под которой выбиваются седеющие волосы. Это Михаил Васильевич Водопьянов. Он тепло приветствует нас, поздравляет с прилетом, каждого называя по имени и отчеству. Настоящий полярник всегда хранит в своей памяти имена людей, встреченных им за долгие годы, проведенные в Арктике.

Нам предстоит провести геомагнитные, аэрологические и метеорологические наблюдения, развернуть ледоисследовательские работы. Аппаратура подготовлена в Ленинграде. При разработке приборов и оборудования мы учли многое: суровые природные условия Арктики, обязательность малого веса, большой транспортабельности и соблюдения принятой методики измерений. И все же никто из нас не мог сказать, как будет действовать аппаратура.

Готовясь к экспедиции, мы почти не учли собственной потребности в сне и отдыхе. Например, на мою долю выпали круглосуточные ежечасные наблюдения за погодой, подача метеосводок, добывание водорода и выпуск радиозондов. Сейчас трудно даже представить, как удавалось выполнять такую огромную работу в течение почти целого месяца. Но в то время систематическое изучение Центрального Полярного бассейна только начиналось и вопросы быта меньше всего занимали научных работников и лет­чиков. Они выполняли все, что от них требовалось, независимо от условий.

Первый радиозонд я выпустил на другой день после прилета. Стояла чудесная погода, характерная для высоких широт Арктики в начале апреля. Тихо. В синеватых неровностях льда словно задержался лунный свет полярной ночи, а солнечный луч местами окрашивает лед в более теплые тона. Торосы, окружающие поле, бледно-розового цвета. Воздух прозрачен и свеж.

Мелькали дни. Однажды в полной тишине раздался треск. Он шел отовсюду. Вслед за ним послышался грохот торошения. Соседнее поле, наращивая перед собой гряду торосов, надвигалось на нашу льдину. Сразу же обнаружились катастрофические последствия подвижки льда: трещина отрезала треть взлетно-посадочной полосы, прошла под палаткой радистов, разорвав ее пополам. Командование экспедиции дало указание вернуться на береговую базу и ждать там дальнейших распоряжений.

Взлет самолета, битком набитого людьми и оборудованием, был трудным и опасным. Казалось, лыжи самолета вот-вот зацепятся за изломанные вершины торосов, но пилот увел машину вверх.

Через четыре часа полета, во время которого мы спали беспробудным сном, самолет приземлился на береговом аэродроме, где нас ждали друзья, истопленная баня и хороший обед.

Отдых на базе оказался непродолжительным. На следующий день за нами прибыл самолет: мы получили задание вылететь в точку № 2, где уже работали гидрологи во главе с А. Ф. Трешниковым.

Время перелета с базы на точку было заполнено проверкой аппаратуры и отдыхом. Об отдыхе мне хотелось бы рассказать подробнее.

С первого года исследований в Центральной Арктике мы приспособились использовать для отдыха даже часы перелетов с точки на точку. И на льду, где наблюдения проводились круглосуточно через определенные, иногда короткие промежутки, мы выкраивали минуты между сроками, чтобы отдохнуть и поспать. Мы достигли такого «совершенства», что могли без будильников просыпаться точно в нужный момент. Как уже говорилось выше, мне надлежало производить ежечасные наблюдения. После каждого срока я забирался в палатку. Приятно было погреться подле газовой плитки, особенно после сорокаградусного мороза. Я устраивался на расстеленных на полу палатки спальных мешках и, держа в руках часы, моментально засыпал. Точно за 10 минут до очередного срока наблюдений просыпался и, несколько освеженный, продолжал работу.

В общем, на сон времени все-таки не хватало. Но свежий, чистый воздух и хорошее питание в какой-то степени компенсировали постоянное недосыпание.

Кстати, несколько слов о питании. В нашем распоряжении были самые первосортные продукты. Меню было разнообразным, изобиловало сытными, вкусными и... оригинальными блюдами. Готовили все, по очереди — профессиональных поваров среди нас не было. Иногда, правда, кто-нибудь из экипажа самолета, дежурившего на льду, добровольно брал на себя обязанности повара. Дежурный «повар», полагаясь только на интуицию, решал, сколько надо положить в то или иное блюдо жиров, специй, сахара, соли и других продуктов. Мы покорно сдавались на его милость. При нашей работе можно было съесть все, что только попадало в рот: щи, в которые вместо соли была ошибочно положена лимонная кислота (уж очень они похожи, особенно когда лежат рядом в одинаковых банках); компот, в который для придания ему пикантности всыпана изрядная порция душистого перца и лаврового листа; бифштексы, поджаренные в замороженном состоянии, вследствие чего под румяной корочкой скрипит под ножом лед; наконец, суп из оленины, соперничавший с мясным бульоном из концентратов. Мы все съедали моментально, без соблюдения принятой очеред­ности. После острейшего «компота» мы могли есть антрекоты, запивать их сгущенным молоком, а затем возвращались к мясу, компоту, молоку и строганине из свежемороженной рыбы. А дежурный «повар» млел от удовольствия, глядя как поглощаются плоды его трудов.

Итак, мы прибыли в точку № 2. Выгрузили снаряжение, быстро установили палатки и подготовили аппаратуру к наблюдениям. Лагерь расположен на обломке ледяного поля толщиной около двух метров. Наша льдина соединяется всторошенной грядой с обширным полем многолетнего льда. И. С. Песчанский, специалист в области ледоведения, выбирает в качестве объекта исследований именно это поле. Как выяснилось впоследствии, поле дрейфует по Ледовитому океану не менее 9—11 лет.

В точке № 2 мы пробыли более 20 дней. Здесь мы встретили праздник — Первое мая. В 10 часов утра все население льдины вышло на первомайскую демонстрацию. Со снежной трибуны произносили горячие речи, и казалось, что мы находимся не на льду в Центральном Полярном бассейне, за тысячи километров от Большой земли, а в Москве или Ленинграде.

Сразу после митинга над лагерем появился долгожданный самолет. Как сообщили нам с берега, он должен был доставить первомайские подарки, в том числе и торты. Самолет сделал круг, снизился, и вдруг из люка вывалился темный предмет. Медленно переворачиваясь в воздухе, он стал приближаться к поверхности льда. Предмет все ближе и ближе, а купола парашюта что-то не видно. Наконец легкий хлопок по льду известил нас, что торты приземлились. Любопытно, что, хотя парашют и не сработал из-за малого веса тортов, они все же нисколько не пострадали от удара об лед.

В напряженной работе незаметно пролетело еще несколько дней. И вот мы снова на борту самолета, который держит курс на береговую базу.

12 мая открылся люк самолета, и нас обдало теплым весенним воздухом, насыщенным запахом свежей зелени и цветов. Не верилось, что только вчера мела пурга, двадцатиградусный мороз обжигал лицо, а кругом простирались снега и льды.

Минул год. В 1949 году мне довелось работать на льдине в районе Северного полюса., издавна привлекавшего исследовате­лей. Льдина дрейфовала так близко от полюса, что на карте их точки почти совпадали.

Выбранное полярными летчиками ледяное поле оказалось прочным и надежным. За все 24 дня пребывания на льдине мы ни разу не слышали раскатов торошения, скрежета и стонов, сопровождающих подвижку льда. В том году на ледовой базе выполнялся полный комплекс геофизических работ. Наш маленький коллектив, состоявший из девяти научных работников, вел геомагнитные, метеорологические, аэрологические, океанологические, ледовые наблюдения.

Двадцатичасовая вахта у гидрологической лунки, когда в палатке непрерывно гудит паяльная лампа, нагревающая воздух и одновременно отравляющая его бензином, когда почти непрерывно трещит мотор глубоководной лебедки, отнимает много сил. После такой вахты очень кстати и поданный заботливым дежурным горячий обед, и добрая товарищеская шутка. Затем спать, спать... Но из спальных мешков, куда забрались гидрологи Я. Я. Гаккель и В. Т. Тимофеев, еще долго слышатся вздохи и покашливание. В этих своеобразных «кабинетах» ученые обдумывают результаты исследований и намечают планы на следующую вахту. Им есть о чем подумать. Непрерывные измерения глубин океана установили, что его дно имеет сложнейшее строение. К такому же выводу пришли и другие группы экспедиции, работавшие на льду. С каждым днем все яснее и определеннее вырисовывается на географической карте целая подводная горная страна. Огромный, протяженностью в сотни километров горный хребет с многочисленными отрогами, долинами и пиками пересекает Северный

Ледовитый океан. Теперь можно объяснить многие особенности гидрологического и ледового режима Северного Ледовитого океана.

После короткого сна снова за работу. Снова трещит моторчик, гудит паяльная лампа и под голубой лед уходит лот.

Здесь, на льдине, дрейфующей под действием течений и ветра, советские исследователи открыли подводный хребет, которому впоследствии присвоили имя великого русского ученого Михаила Васильевича Ломоносова.

Прошло двадцать четыре дня. Работа закончена. Наше оборудование погружено на самолеты, и через несколько дней мы были дома, в Москве, среди родных и близких.

 

 

далее: Разведка погоды